Мужчина на одну ночь

– Что тут ужасного? – удивился он, продолжая играть с ее локонами и нежно поглаживая большим пальцем чувствительное местечко на виске.

– Потому что иногда лучше не знать, чего лишаешься.

– Милая, – прошептал он, вновь крадя поцелуй с ее уст, – милая, позволь мне остаться еще ненадолго.

И прежде чем Аманда успела ответить, поцеловал ее еще крепче, чем раньше: большие руки зарылись в массу растрепанных завитков и сжали ее голову. Она всем существом устремилась к его губам и телу, не в силах запретить себе прижаться к нему как можно теснее. Глубочайшее физическое возбуждение, подобного которому она доселе не испытывала, продолжало нарастать, и она выгнулась натянутой струной, пытаясь успокоиться. Он был силен, огромен, и скрытой в нем мощи было достаточно, чтобы при желании одолеть ее, сломать. И все же удивительная нежность обволакивала ее, и Аманда гадала, почему совсем не боится его, хотя должна бы. Ее с детства учили, что мужчинам нельзя доверять, что эти опасные создания не в силах совладать с собственными страстями. И все же с этим человеком она чувствовала себя в полной безопасности.

Аманда положила ладони ему на грудь, в распахнутый ворот, и под ладонью быстро забилось сердце.

Он отстранился и посмотрел на нее глазами такими темными, что синева, казалось, растворилась во мраке ночи.

– Аманда, ты веришь мне?

– Разумеется, нет. Я ничего о тебе не знаю.

Он беззвучно рассмеялся.

– Разумная женщина.

Его пальцы забегали по пуговицам ее лифа, ловко высвобождая пластинки резной слоновой кости из петель.

Аманда закрыла глаза, чувствуя, как сердце трепещет подобно крыльям пойманной птички. Но она продолжала твердить себе, что после сегодняшнего вечера никогда больше его не увидит. Она позволит себе все запретные вещи, а потом навсегда сохранит память о них в потаенном уголке души. Только для себя одной. А когда состарится и привыкнет к одиночеству, с ней навсегда останется воспоминание о ночи, проведенной с красивым незнакомцем.

Полосатая ткань распахнулась, открыв сорочку из шелковистого полупрозрачного полотна, стянутую корсетом на косточках, застегнутым спереди на крючки. Может, объяснить ему, как расстегивается корсет?

Но тут же стало очевидным, что Джек хорошо знаком с тайнами дамских туалетов и это не первый увиденный им корсет. Чуть сжав ее ребра, он свел концы корсета вместе и с необычайной легкостью вынул крючки из петелек, а потом уговорил Аманду высвободить руки из рукавов. Теперь она лежала перед ним, слегка прикрытая тонкой просвечивающей сорочкой, и казалась себе совершенно нагой. Руки подрагивали от напряжения. Один Бог знает, чего ей стоило внешнее спокойствие. Так и хотелось схватить лиф платья и закутать плечи.

– Замерзла? – участливо спросил Джек, заметив предательскую дрожь, и покрепче прижал ее к груди. Такой могучий, сильный, живой, способный согреть и утешить… и Аманду снова затрясло, но теперь уже по совершенно иной причине.

Джек спустил вниз бретельку сорочки и припал губами к белому изгибу плеча. Длинные пальцы нежно провели по округлости груди. Горячая, чуть влажная ладонь сжала пухлый холмик, пока сладко занывший сосок не затвердел и не приподнялся. Кончики пальцев играли с ней, гладя сквозь прозрачную ткань, слегка пощипывая. Аманда закрыла глаза и, повернув голову, прижалась ртом к его щеке, возбужденная прикосновением к слегка колючей поверхности, провела пульсирующими губами до того места на шее, где начиналась гладкая шелковистая кожа.

И услышала, как Джек что-то прошептал на гэльском, невнятно и страстно. Его ладони вновь сжали ее голову. Он опустил Аманду на подушки канапе и поймал ртом ее грудь. Он целовал и дразнил языком мягкие полушария, пока у нее голова не пошла кругом.

– Помоги мне снять твою сорочку, – хрипло попросил он. – Пожалуйста, Аманда.

Она поколебалась, но все же позволила ему стянуть сорочку до талии, оставив ее торс совершенно нагим. Казалось просто немыслимым, что она лежит распростертая на канапе на глазах у незнакомого мужчины, полуголая, а на полу валяется корсет.

– Мне не следовало делать это, – дрожащим голосом прошептала она, безуспешно стараясь закрыть руками полные груди. – Мне вообще не нужно было пускать тебя на порог.

– Верно, – кивнул он с кривой улыбкой, снимая свою рубашку и обнажая торс, слишком мускулистый и великолепно вылепленный, чтобы казаться настоящим. Невыносимое напряжение копилось в ней, и она принялась бороться со скромностью и многолетними запретами, когда он наклонился ближе.

– Мне остановиться? – спросил он, прижимая ее к могучему телу. – Я не хочу пугать тебя.

Ее щека была прижата к его плечу, и Аманда втайне наслаждалась поразительной возможностью ощутить его плоть. Она никогда не чувствовала себя столь беззащитной, никогда не жаждала быть столь беззащитной.

– Я не боюсь, – медленно, как во сне, протянула она, отводя руки в стороны, так, чтобы прильнуть грудью к его груди.

Мучительный стон сорвался с его языка. Он зарылся лицом в ее шею, целуя, постепенно спускаясь все ниже, припадая ртом к ее соску. Язык терзал чувствительный бугорок, и она закусила губу, чтобы не закричать. Язык медленно обводил сосок, пробуя на вкус, щекоча, обжигая. Потом Джек воздал должное другой груди, заставляя Аманду извиваться и капризно жаловаться на его медлительность, его сводящую с ума неторопливость, словно он понятия не имел о времени и был готов целую вечность наслаждаться ее телом.

Он поднял ее юбки и устроился между бедер, так что жесткий стержень, распирающий ширинку, прижался к ее панталонам в том месте, где тонкое полотно заметно повлажнело. Аманда лежала неподвижно, умирая от желания приподняться и принять его тяжесть. Опершись локтями о подушки по обе стороны от ее головы, Джек жадно смотрел в ее раскрасневшееся лицо и покачивал бедрами. Аманда охнула, почувствовав, как он потерся именно о то место, которое горело больше всего. До чего же порочен этот человек, если точно знает, что ей нужно!

Наслаждение распространилось от интимного местечка между ног по всему ее существу. Она была пьяна от радости, наполнена некоей живительной энергией и невыносимо возбуждена.

Аманда, тихо вскрикнув, сцепила руки у него на спине и вновь ощутила, как перекатываются бугры мышц при каждом движении.

Но между ними по-прежнему оставалась преграда в виде одежды: брюки, белье и туфли, не говоря уже о целой груде ее юбок. Ей вдруг захотелось избавиться от всего, прижаться к его голому телу своим, и это желание потрясло ее. Он, похоже, понял это, потому что неуверенно рассмеялся и сжал ее руку.

– Нет, Аманда… сегодня ты останешься девственной.

– Почему?

Его ладонь накрыла ее грудь, слегка сжала. Полуоткрытый рот скользнул по ее шее.

– Потому что тебе сначала следует кое-что узнать обо мне.

Теперь, когда вероятность того, что он не овладеет ею, стала вполне реальной, именно этого Аманде захотелось больше всего на свете.

– Но я никогда тебя не увижу, – обиделась она. – И сегодня мой день рождения.

Джек весело хмыкнул, блестя глазами, и, властно целуя ее в губы, прошептал на ухо что-то нежное. Никто, кроме него, не говорил ей ничего подобного. Людей пугали ее самообладание, деловитость и уверенность в себе. Ни одному мужчине до Джека не приходило в голову назвать ее милой, дорогой, обожаемой… и, уж конечно, никто не заставлял ее чувствовать себя таковой. Она и упивалась, и ненавидела то воздействие, которое он производил на нее, возмутительную жгучую влагу, переполнявшую глаза, жар страсти, испепелявший тело. Теперь она точно знала, почему никогда не должна была нанимать этого таинственного мужчину. И в самом деле, уж лучше не знать ни о чем подобном, если не можешь получать это снова и снова.

– Аманда, – прошептал он, неверно поняв причину непролитых слез, – сейчас тебе будет лучше… только не двигайся… Позволь мне…

Он шарил у нее под юбкой, пока не нашел завязки панталон и не дернул за узел. Перед глазами Аманды все плыло, но она лежала, не двигаясь и трепеща, вцепившись в его плечи. Он коснулся ее мягкого живота, легко обвел большим пальцем пупок; пальцы скользнули вниз, к тому месту, до которого прежде не дотрагивался ни один мужчина. Того места, до которого она старалась никогда не дотрагиваться сама. Большая ладонь пригладила жесткие завитки, кончики пальцев проникли внутрь, отчего ее бедра конвульсивно дернулись. Его ирландский акцент казался сильнее, отчетливее, чем прежде:

– Именно здесь ноет больше всего, mhuirnin?

Она охнула куда-то ему в шею. Его пальцы дразнили и потирали ошеломляюще чувствительное местечко, крохотную горошинку плоти, пробудившуюся от его ласк. Ее лоно, груди, голова налились жаром. Она превратилась в добровольную пленницу его нежности, хотя все ее существо пульсировало от макушки до кончиков пальцев. Один палец погрузился еще глубже, и потаенные мышцы порывисто сжали его, заковав в сладкий капкан. Голова Аманды бессильно откинулась, затуманенные глаза смотрели в его лицо. А вот его глаза… Такого она еще не видела, разве что во сне или в мечтах: ярко-синие, светящиеся поразившей ее чувственностью. Он продолжал теребить набухшую горошинку, вызывая все новые приливы наслаждения, и не отступал, сводя ее с ума, пока она с пронзительным воплем не выгнулась, уносимая вдаль мощными волнами, охваченная буйным огнем страсти. Судороги экстаза сотрясали ее, постепенно затихая, и она пришла в себя, только когда Джек с глухим стоном выпрямился и сел отвернувшись. Лишенная тепла его рук и губ, его прикосновений, она едва не съежилась от странной боли. Все ее тело тянулось к нему. Жаждало его. Она отчего-то сознавала, что, подарив ей наслаждение, он не собирался добиться того же самого для себя, и поэтому нерешительно потянулась к нему и положила руку на обтянутое тонким сукном бедро, словно пыталась передать свое желание доставить ему то же самое удовольствие, которое испытала сама. Все еще не глядя на нее, он отнял ее руку и поднес к губам, повернув ладонью вверх.

– Аманда, – мрачно пробормотал он, – там, где речь идет о тебе, я сам себе не доверяю. И поэтому должен уйти… пока еще способен на это.

И Аманда с изумлением услышала доносившийся будто издалека свой собственный дремотный голос:

– Останься со мной. На всю ночь.

Джек искоса посмотрел на нее, и она заметила два красных пятна на его скулах. Не выпуская ее руки, он гладил большим пальцем ладонь, как бы втирая свой поцелуй, стараясь запечатлеть его навеки.

– Не могу.

– У тебя… у тебя… еще одно… свидание? – смущаясь, спросила она, замирая от ужаса при мысли о том, что он прямо из ее объятий пойдет к другой женщине.

Джек грустно усмехнулся:

– Господи, нет, конечно. Просто… – Он осекся и долго молчал, прежде чем добавить: – Ты скоро поймешь.

Нагнувшись над ней, он осыпал поцелуями ее подбородок, щеки, закрытые глаза.

– Я… я больше не пошлю за тобой, – неловко пробормотала она, когда Джек дотянулся до ближайшей полости и укутал ее.