Мужчина на одну ночь

Услышав, как изменился его тон, Аманда подняла голову. Теперь его глаза были серьезными, а лицо казалось столь сурово-прекрасным, что ее грудь заныла от непонятного удовольствия.

– Мои родители умерли, но остались две старшие сестры, обе замужем, и не счесть племянников и племянниц.

– А почему вы не замужем?

– А почему вы не женаты? – спросила она в тон.

– Слишком люблю свою независимость, чтобы пожертвовать хотя бы частью.

– Знаете, и я могла бы привести тот же довод. Кроме того, всякий, кто хорошо меня знает, подтвердит, что я упряма и неуступчива.

Джек лениво улыбнулся.

– Вам просто требуется правильное обхождение.

– Обхождение? – язвительно бросила она. – Может, соизволите объяснить, что это, по-вашему, значит?

– Это значит, что в руках мужчины, хорошо разбирающегося в женщинах, вы будете мурлыкать, как разнеженный котенок.

Раздражение и смех вскипели в ее душе… что за неисправимый повеса! Но ее не проведешь никакими обольстительными взглядами! Хотя его поведение вполне можно было назвать игривым, за ним что-то крылось: нечто вроде терпеливой наблюдательности, ощущения сдержанной силы, заставлявших ее нервничать и настораживаться. О нет, он не пустой зеленый мальчишка, а зрелый мужчина. И хотя ее трудно назвать светской, умудренной жизнью женщиной, она понимала: судя по взгляду, он чего-то хочет от нее: то ли подчинения, то ли благосклонности, то ли согласия отдаться или… или просто денег.

Продолжая смотреть ей в глаза, он потянулся к серому шелковому галстуку, ослабил узел и стал развязывать, медленно, будто опасаясь вспугнуть ее резким движением. Под ее испуганным взглядом он расстегнул первые три пуговки рубашки, откинулся на спинку канапе, продолжая изучать ее раскрасневшееся лицо.

В детстве Аманде иногда удавалось увидеть поросшую волосами грудь отца, когда тот разгуливал по дому в халате, и, кроме того, ей не раз встречались рабочие и фермеры с расстегнутыми рубашками. Однако ничего подобного этому она не помнила. Торс этого мужчины казался высеченным из бронзы, а под туго натянутой кожей перекатывались бугры мышц. Его плоть казалась твердой, упругой и одновременно такой теплой! Огненные зайчики плясали по выпуклостям, тени таились в углублениях мускулов и треугольной впадинке у основания шеи.

Ей до смерти хотелось коснуться его. Припасть губами к этой интригующей впадинке и глубоко вдохнуть искусительный запах.

– Иди сюда, Аманда, – едва слышно приказал он.

– Не могу, – пролепетала она. – Д-думаю, вам пора идти.

Джек подался вперед и двумя пальцами поймал ее запястье.

– Я не причиню тебе боли, – прошептал он. – Не сделаю ничего такого, что тебе не понравится. Но прежде чем покину этот дом, я сожму тебя в своих объятиях.

Смущение и желание боролись в ней, лишая сил и воли. Она чувствовала себя утлым суденышком без якоря, несущимся по воле волн.

Он привлек ее к себе. Провел широкой ладонью по ее спине, оставляя огненный след. Он был так горяч, будто под гладкой золотистой поверхностью пылал неутомимый огонь.

Тяжело дыша, Аманда закрыла глаза, вздрагивая, наслаждаясь теплом, проникающим до самого мозга костей. Впервые в жизни голова ее упала на мужское плечо, а глаза глянули в затененное лицо.

Почувствовав, как она дрожит, он что-то тихо проворковал и прижал ее к себе.

– Не бойся, mhuirnin. Я не обижу тебя.

– Как ты назвал меня? – удивилась она.

– Так… ласковое словцо, – уклончиво буркнул он, но тут же улыбнулся: – Ты еще не поняла, что я наполовину ирландец?

Это объясняло его выговор, мелодичные переливы бархатистого голоса. Да, в нем наверняка течет кровь кельтов! Кроме того, теперь понятно, почему он работает на миссис Брадшо! Очень часто хозяева отдавали предпочтение менее умелым и опытным англичанам над ирландцами, оставляя кельтам самый грязный и тяжелый труд.

– Ты не любишь ирландцев? – выпалил Джек, глядя ей в глаза.

– Дело вовсе не в этом, – зачарованно выговорила она. – Просто подумала, что именно поэтому у тебя такие черные волосы и синие глаза.

– Chuisle mo chroi, – обронил он, откидывая локоны с ее круглого личика.

– А это что означает?

– Когда-нибудь я объясню. Когда-нибудь.

Он долго прижимал ее к себе, пока она, насытившись его теплом, не ощутила, как постепенно отпускает напряжение. Как становится легко на душе. Его пальцы скользнули по высокому вороту ее платья в оранжево-коричневую полоску, к муслиновой оборке. Очень осторожно и не спеша он расстегнул несколько пуговок, обнажив нежную прохладную шею. Аманда, похоже, не могла справиться с собой и судорожно втягивала воздух пересохшим ртом, не замечая, как нервно вздымается грудь. Джек неожиданно наклонил голову, и Аманда что-то несвязно простонала, когда его губы чуть прижались к ее шее.

– Ты такая сладкая… – признался он, и у Аманды мурашки пошли по коже. Почему она, часто рисуя в мечтах близость с мужчиной, обязательно представляла темноту, настойчивость, даже грубость, неловкость и необходимость действовать ощупью? И совсем не ожидала игры пламени и терпеливого, почти благоговейного изучения ее тела.

Губы Джека проложили бархатную дорожку к чувствительной раковинке ее уха, немного поиграли с мочкой, и Аманда изумленно дернулась, когда кончик его языка проник в крошечную пещерку.

– Джек, – прошептала она, – ты совсем не обязан разыгрывать передо мной любовника. Честное слово… ты очень добр, если готов притвориться, что я желанна тебе, но…

Она кожей ощутила, как он улыбнулся.

– Ты совсем невинна, mhuirnin, если воображаешь, будто мужское тело способно реагировать подобным образом из чистой доброты.

Только сейчас Аманда ощутила, как что-то твердое и тяжелое давит на бедро, и немедленно оцепенела. И залилась краской. Мысли хаотично кружились в голове, как снежинки под ураганным ветром. Но несмотря на стыд, ее одолевало любопытство. Теперь, когда ноги их переплелись, а ее юбки задрались до колен, она ощущала упругость его сильных бедер и жесткий ком вздыбленной плоти. Ее никогда еще не прижимали к возбужденному мужскому телу.

– Это твой шанс, Аманда, – убеждал он. – Делай со мной все, что пожелаешь.

– Я не знаю, что делать, – неуверенно объяснила она.

Он засмеялся и снова припал ртом к ее шее, к тому месту, где бешено бился пульс. Ситуация казалась настолько фантастической, настолько за границами и пределами ее жизненного опыта, что она чувствовала себя кем-то другим. Во всяком случае, не обычной Амандой Брайерз. Старая дева, с ее перьями, бумагой и измазанными чернилами пальцами, смехотворными чепцами и ножными грелками, превратилась в новое создание: нежное… уязвимое… способное желать и быть желанной.

Она вдруг осознала, что всегда немного боялась мужчин. Некоторые женщины так легко понимали представителей противоположного пола, ей же это было не дано. Кроме того, даже в расцвете юности она не пользовалась успехом у мужчин. С ней никогда не флиртовали, за ней никогда не ухаживали. С ней говорили только на серьезные темы, обращались уважительно и с почтением, не подозревая, что она мечтает совсем о другом. Чтобы и ей хоть раз сделали непристойное предложение.

И вдруг является этот великолепный мужчина, несомненно, отъявленный негодяй, который, как оказалось, более чем готов залезть к ней под юбку. Почему бы не позволить ему определенные вольности? Что хорошего дала ей добродетель? Целомудрие не согреет в постели, и ей это было известно лучше, чем кому бы то ни было.

Аманда смело вцепилась в распахнутые полы рубашки Джека и притянула к себе его голову. Он немедленно подчинился: его губы едва коснулись ее рта. И снова по телу разлилось тепло. Удар наслаждения почти парализовал ее. Его тело налилось тяжестью. Его язык дразнил, обводя контуры ее губ, пока она не приоткрыла рот. И тогда язык проник внутрь, гладя и лаская, и она отпрянула бы в ужасе, если бы ее голова не покоилась так надежно в изгибе его руки. Жгучие ощущения разлились внизу живота и в тех частях тела, которые она не смела назвать вслух. Она ждала, когда он снова попробует ее на вкус… о, его поцелуи казались такими странными… интимными… и волнующими, и она не могла сдержать тихий стон, рвавшийся из горла. Ее тело медленно расслабилось, а руки легли на его голову, лаская жесткий черный шелк волос, коротко стриженные локоны, сужающиеся углом на затылке.

– Расстегни мне рубашку, – пробормотал он, продолжая целовать ее, пока она возилась с пуговицами его жилета и застежкой полотняной рубашки. Тонкая ткань была теплой и душистой, пропитанной запахами его тела и смятой в тех местах, где заправлялась в брюки. Кожа торса была гладкой и золотистой, и любое прикосновение Аманды заставляло мышцы сокращаться. Жар, исходивший от него, манил ее, как солнечный зайчик – кошку.

– Джек, – задохнулась она, пробираясь под его рубашку и гладя широкую спину, – я не хочу заходить дальше. Этого подарка мне вполне достаточно.

Он только хмыкнул, припадая губами к ее шее.

– Согласен.

Она прильнула к его обнаженной груди, жадно впитывая тепло и запахи.

– О, это ужасно!