Сладкий папочка

На меня навалилась дикая усталость, и все стало раздражать. Голова шла кругом, как карусель.

– Я не уверена, что хочу этого.

Тоненькие осколки света из мини-бара разбили лицо Гейджа на контрастные полосы.

– Ты думаешь, что еще любишь его.

– Я не знаю. – Из моих глаз полились слезы.

– Не надо, – сказал Гейдж. Спокойствие начало ему изменять. – Я почти на все готов ради тебя, возможно, даже на убийство. Но успокаивать тебя, плачущуюся мне в жилетку о другом, не намерен, уволь.

Я потерла в уголках глаз, глотая слезы, которые кислотой жгли горло.

– Ты собираешься с ним встретиться? – немного погодя проговорил Гейдж.

Я кивнула:

– Мы... мне... нужно во всем разобраться.

– Будешь с ним трахаться?

Эта намеренная грубость подействовала на меня как пощечина.

– Нет, не собираюсь, – натянуто ответила я.

– Я не спрашиваю, собираешься ты или нет. Я спросил, будешь ли.

Теперь я тоже начала терять терпение.

– Нет. Я не из тех, кто сразу же прыгает в постель, и ты это прекрасно знаешь.

– О да, я знаю. Знаю также и то, что ты не из тех, кто приходит на вечеринку с одним, а в конце обжимается по углам с другим, но ты, однако ж, именно так и поступила.

Я залилась краской стыда.

– Я не хотела. Встреча с ним для меня стала полной неожиданностью. Просто... так вышло.

Гейдж фыркнул:

– Оправдывайся не оправдывайся, дорогая моя, а дело все равно дерьмо.

– Я знаю. Прости меня. Мне больше нечего тебе сказать. Я любила Харди и это было задолго до нашей встречи. А мы с тобой... мы с тобой совсем недавно вместе. Я хочу быть с тобой честной, но в то же время... я должна понять, живо ли еще мое чувство к Харди. Это значит... пока я не определилась, мы должны подождать.

Гейдж не привык, чтобы его заставляли ждать. У него такое просто в голове не укладывалось. И это окончательно вывело его из себя. Он рывком притянул меня к себе, так резко, что почти оторвал меня от сиденья.

– Мы с тобой спали, Либерти. И тут ничего не изменишь. Он не может явиться и вот так просто, так легко все разрушить.

– У нас с тобой это было только раз, – отважилась я возразить.

Он язвительно вскинул темную бровь.

– Ну хорошо, пусть несколько раз, – уступила я. – Но это всего лишь одна ночь.

– Этого довольно. Теперь ты моя. И ты нужна мне больше, чем он когда-либо нуждался или будет нуждаться в тебе. И пока ты разбираешься в себе, помни об этом. Когда он говорит тебе то, что ты хочешь от него услышать, не забывай... – Гейдж резко умолк. Ему было трудно дышать. Его глаза горели огнем так, что казалось, от его взгляда сейчас что-нибудь вспыхнет. – Помни об этом, – повторил он гортанным голосом и прижал меня к себе, чуть не задушив в объятиях.

Его губы были тяжелыми. Ни разу он не целовал меня так – с жадностью, подстрекаемой ревностью. Не помня себя, задыхаясь, он повалил меня на сиденье и, не отрываясь от моих губ, прижал к мягкой кожаной обивке.

Я отчаянно вырывалась, хотя сама не знала точно, желаю ли сбросить его или, напротив, хочу его всего, целиком. Чем больше я сопротивлялась, тем сильнее Гейдж, очутившийся у меня между бедер, наваливался на меня всем телом, требуя, чтобы я приняла его, чтобы почувствовала его. Этот тяжелый натиск будил во мне воспоминания о том, как нам с ним было хорошо вместе, какое невыразимое блаженство я испытала благодаря ему, и все мои мысли и чувства потонули в нахлынувшем на меня потоке желания. Оно буквально ослепило меня. Меня всю трясло как в лихорадке. Я извивалась под тяжестью его тела, наливаясь и распускаясь под тонкой черной шерстяной тканью его смокинга. С тихим стоном я скользнула ладонями к его бедрам.

Последующие несколько минут стали настоящим безумием – мы сцепились в бешеных объятиях как сумасшедшие. Гейдж тщетно пытался распутать тоненькую сеточку моих трусиков, зацепившихся за изящную застежку на ремешке моих туфель, и, не сумев, просто разорвал ее. Он задрал на мне платье до пояса, и я ощутила под собой холод кожаной обивки сиденья. Я широко раскинула ноги, одна из которых свесилась на пол, как у шлюхи, но меня не заботило то, как я выгляжу, все мое тело пульсировало от переполнявшего меня настойчивого желания.

Гейдж ухватился за вырез моего платья и резко дернул его вниз – из выреза, мягко покачиваясь, показалась моя грудь. Почувствовав на ней тепло его губ, кончики зубов, легкие прикосновения языка, я снова застонала, а он, просунув руку между нашими телами, стал расстегивать брюки. Мои глаза расширились – я почувствовала, как он, распаленный, уже не в силах сдерживаться, требовательно вошел в меня... И все вокруг сразу померкло, мое тело уступило влажному скользящему движению, потрясающему вторжению твердой плоти в мягкую сердцевину моего тела. Моя голова, откинувшись назад, лежала на неподатливой руке Гейджа, губы которого жадно блуждали по моей открытой шее. Я с трудом переводила дух, извивалась под его сильным и безжалостным напором.

Машина остановилась на красный свет, и все вокруг замерло, не было ничего, кроме этих толчков внутри меня, а потом автомобиль повернул и покатил вперед с нарастающей скоростью, точно мы ехали по магистрали. Я снова и снова вбирала в себя Гейджа, стараясь прижать его к себе как можно теснее. Вцепившись в его плечи, я хотела добраться до его обнаженного тела, но никак не могла. Я хотела, хотела... его губы снова прильнули к моим, его язык ворвался мне в рот. Гейдж наполнил меня до краев, уводя все дальше и дальше за собой, пока я наконец не почувствовала сладостные спазмы, заставившие содрогаться и его тело. По мне пробежала дрожь, и я прервала поцелуй, чтобы вдохнуть воздух полной грудью. Гейдж задержал дыхание и с шумом, напоминающим шипение огня, охватившего лес, выдохнул воздух.

Когда Гейдж поднял меня с сиденья, я, опьяненная эндорфинами, чувствовала себя опустошенной и выжатой как лимон. Гейдж, шепча ругательства, держал мою голову у себя на руке. Никогда раньше я не видела его в таком подавленном состоянии. Черные зрачки его глаз почти поглотили серебристую радужку.

– Я был груб с тобой. – Его голос срывался. – Черт. Прости меня, просто я...

– Все нормально, – пробормотала я. Трепет наслаждения все еще отдавался в моем теле.

– Ничего не нормально. Я...

Он внезапно замолчал – и я, собравшись с силами, сумела приподняться и дотянуться до него губами, чтобы поцеловать. Он не уклонился от моих губ, прижатых к его губам, но и не ответил на поцелуй – лишь держал меня в руках, стараясь натянуть мне на грудь платье, прикрыть мои голые ноги, а потом завернул меня в свой смокинг.

Ни он, ни я после этого не произнесли ни слова. Меня все еще переполняли ощущения, в которых я едва отдавала себе отчет, когда Гейдж нажал на кнопку и заговорил с водителем. По-прежнему удерживая меня одной рукой, он другой налил себе порцию и медленно выпил. На его лице ничего нельзя было прочесть, но я ощущала в его теле жуткое напряжение.

В надежных объятиях Гейджа, согретая теплом его тела, я немного вздремнула у него на коленях, убаюкиваемая мягким покачиванием автомобиля. Потом внезапно проснулась, когда машина уже остановилась и дверца ее распахнулась. Часто моргая, я смотрела на Гейджа, который разбудил меня и помог выбраться из машины.

Стыдясь своего помятого вида и очевидной причины нашего с Гейджем беспорядка, я бросила смущенный взгляд на нашего водителя, Фила. Но тот, ни на кого не глядя, сохранял на лице профессионально-бесстрастное выражение.

Мы были на Мейн, 1800. Гейдж пристально смотрел на меня, словно ожидал, что я откажусь ночевать в его квартире. Я попыталась понять, как должна поступить, взвесить все последствия, но голова у меня напрочь отказывалась соображать. Из сумбура осаждавших меня мыслей выделялась лишь одна: этому мужчине плевать на то, что я не отказала Харди, и он никому не собирается уступать дорогу.

Со смокингом Гейджа, накинутым мне на плечи поверх платья, я пересекла вестибюль и вошла в лифт за Гейджем. Лифт взметнулся вверх с такой скоростью, что я покачнулась на своих каблуках. Гейдж обхватил меня и целовал до тех пор, пока я вся не раскраснелась и не стала задыхаться. Он потянул меня за собой из лифта, и я, последовав за ним, начала спотыкаться. Тогда Гейдж легким движением подхватил меня на руки и понес – в самом деле понес! – по коридору к себе в квартиру.

Мы сразу же оказались в ожидавшей нас тишине спальни. Я, не зажигая огня, разделась. Теперь, после торопливого секса в машине, настойчивая потребность перешла в нежность. Гейдж тенью двигался поверх меня, отыскивая самые отзывчивые места, самые чувствительные точки на моем теле. Чем больше он ласкал меня, тем больше я хотела его. Глубоко дыша, я подалась к нему, стремясь почувствовать твердость его плоти, упругость тела, черный как ночь шелк его волос. Его ласки, его губы и руки, нежно мучившие меня, заставили мое тело раскрыться перед ним, и оно потянулось ему навстречу, сотрясаясь от мольбы принять его в себя. Я не могла сдержать стонов каждый раз, как он проникал в меня. Снова и снова, пока не преодолел все преграды, во мне, в меня погруженный, обладающий и обладаемый мной.

Как говорят ковбои, не загоняй лошадь и не ставь ее в стойло в мыле. Так же и с девушками, особенно с теми, которые какое-то время жили без секса: им тоже требуется какое-то время, чтобы снова к нему привыкнуть. Даже не знаю, сколько раз этой ночью Гейдж овладевал мной. Проснувшись наутро, я чувствовала боль во всем теле, болели даже какие-то такие мышцы, о существовании которых я не подозревала, руки и ноги не разгибались. Гейдж проявил необыкновенную заботу – принес мне кофе в постель.

– Только не изображай раскаяние, – сказала я, подаваясь вперед, пока он подсовывал мне под спину еще одну подушку. – Это выражение тебе не идет.

– А я ни в чем не раскаиваюсь. – Одетый в черную футболку и джинсы, Гейдж присел на краешек кровати. – Наоборот, я всем доволен.

Я прикрыла грудь простыней и осторожно сделала глоток дымящегося кофе.

– Еще бы, – отозвалась я. – Особенно после последнего раза.

Мы посмотрели друг другу в глаза, и Гейдж положил мне руку на колено. Тепло его ладони проникло сквозь тонкую ткань простыни.