– Тогда нам нужно торопиться, – сказала Лилиан, оглядываясь на лорда Уэстклифа, который уже успел надеть куртку и стоял у нее за спиной.
– Милорд, если кто-нибудь спросит, не видели ли вы нас… скажите, что нет, пожалуйста!
– Я никогда не лгу, – сказал он, и Лилиан обреченно вздохнула.
– Не могли бы вы по крайней мере не сообщать ничего, если вас не спросят?
– Пожалуй, мог бы.
– Как вы любезны, – сказала Лилиан притворным тоном, что стало ясно: «любезным» она его вовсе не считает. – Благодарю вас, милорд. А теперь, с вашего позволения, нам пора бежать. Именно бежать.
– Пойдемте, я покажу вам короткий путь, – предложил Уэстклиф. – Это через сад и вход для слуг, мимо кухни.
Переглянувшись, сестры согласно кивнули и поспешили за Уэстклифом, помахав на ходу Артуру и остальным игрокам.
Они шли через сад, залитый солнцем. Стояла ранняя осень. Маркус с раздражением вдруг заметил, как Лилиан пытается идти сбоку, забегая впереди него. Казалось, она никак не могла допустить, чтобы он шел впереди! Маркус исподтишка следил, как двигаются ее ноги под тонкой юбкой муслинового прогулочного платья. Она шагала широко и свободно, что было совсем не похоже на семенящие жеманные движения большинства женщин.
Он шел молча, удивляясь собственному поведению во время игры в лапту. Наблюдая, как Лилиан носится по полю, он, видимо, заразился ее весельем. Сопротивляться было бесполезно. Ее ребяческая энергия, азарт, с которым она отдавалась игре, были под стать его собственным. Отнюдь не каждая молодая леди из общества могла бы позволить себе такую свободу. Леди полагалось быть сдержанными, застенчивыми и скромными. Граф не смог устоять перед Лилиан, он присоединился к игрокам явно помимо своей воли.
Граф смотрел на нее, раскрасневшуюся и восторженную, и в нем начали просыпаться непонятные ощущения. Лилиан похорошела с тех пор, как он видел ее в последний раз. Уэстклифа забавляло ее колючее упрямство, и он не смог устоять перед брошенным ему вызовом. В тот момент, когда он стоял у нее за спиной, направляя ее руку с битой, чувствовал, как ее тело прижимается к нему. В нем вдруг проснулось первобытное желание утащить Лилиан куда-нибудь в укромный уголок, сорвать с нее юбки…
Недовольно фыркнув, он отогнал от себя глупые мысли и снова посмотрел, как она шагает впереди него, вся в грязи, волосы растрепаны… Он вспомнил, как лежал на земле под тяжестью ее тела, хотя она весила совсем ничего. У нее была слишком худощавая фигура, без особых женственных округлостей. Это было не совсем то, что ему нравилось. Но ему почему-то ужасно хотелось обнять ее талию, впиться губами в ее рот…
– Сюда, – сказал он хрипло, протискиваясь мимо Лилиан Боумен и держась поближе к живой изгороди и стене, чтобы их не увидели из окон дома.
Он вел сестер по дорожкам, окаймленным копьями шалфея, вдоль старинных стен, полускрытых зарослями красных роз и сверкающими шапками гортензий, мимо каменных ваз с пышно разросшимися белыми фиалками.
– Вы уверены, что это короткий путь? – спросила Лилиан. – Мне кажется, мы бы давно были у себя, если б пошли обычной дорогой.
Маркус не привык, чтобы его решения подвергали сомнению. Он холодно посмотрел на идущую рядом девушку.
– Я лучше вас знаю дорогу в собственном поместье, мисс Боумен.
– Не сердитесь на мою сестру, лорд Уэстклиф, – сказала идущая позади Дейзи. – Просто она боится, как бы нас не застукали. Мы ведь должны были лечь спать, знаете ли. Мама посадила нас под замок, а мы…
– Дейзи, – оборвала сестру Лилиан, – графу совсем неинтересно про это слушать.
– Напротив, – отозвался Маркус, – мне очень интересно было бы узнать, как вам удалось выбраться из заключения. Через окно?
– Нет, я расковыряла замок, – объяснила Лилиан.
Приняв это к сведению, Маркус ехидно поинтересовался:
– Вас этому учили в школе?
– Мы не ходили в школу, – ответила Лилиан. – Я сама научилась пользоваться отмычкой. С самого детства умела открыть любую запертую на замок дверь.
– Удивительно.
– Наверное, вы ни разу не делали ничего такого, что заслуживало бы наказания, – сказала Лилиан.
– Действительно, я был дисциплинированным ребенком. Меня редко сажали под замок. Мой отец предпочитал более действенную меру наказания за детские проступки – порку.
– Он был чудовищем! – заявила Лилиан, а Дейзи возмущенно сказала:
– Лилиан, ты не должна плохо отзываться о покойных. Кажется, графу не нравится, что ты называешь его отца чудовищем.
– Он действительно был чудовищем, – резко сказал Маркус.
Они подошли к проему в живой изгороди, где вдоль стены дома шла дорожка из каменных плит. Приложив палец к губам, чтобы девушки замолчали, Маркус проследил взглядом пустую дорожку, пропустил Лилиан и Дейзи вперед. Их укрыл высокий узкий можжевельник:
– Там черный ход. Мы пройдем через кухню, потом по лестнице на второй этаж. Я покажу вам коридор, который ведет к вашей комнате.
Девушки смотрели на него, радостно улыбаясь. Они были так похожи, но все-таки разные. У Дейзи были более округлые щеки, хорошенькое личико, как у старинной фарфоровой куколки, не совсем гармонирующее с темно-карими глазами. Лицо Лилиан было скорее овальное, слегка кошачье, уголки глаз приподняты к вискам, полные сочные губы, при взгляде на которые у него опять глухо застучало сердце.
Граф не мог отвести взгляда от ее губ. Лилиан сказала:
– Благодарю вас, милорд. Надеюсь, мы можем положиться на ваше молчание. Вы ведь не расскажете, что мы играли в лапту?
Если бы Маркус обладал другим складом характера или испытывал хотя бы малейший романтический интерес к кому-нибудь из сестер, он мог бы использовать эту ситуацию. Небольшой шантаж или что-то в этом роде… Но он просто сказал:
– Да, я буду молчать.
Он еще раз взглянул, не идет ли кто по каменной дорожке, и все трое покинули укрытие. К несчастью, в этот момент послышался шум голосов. Кто-то приближался.
Дейзи пустилась бежать, как испуганный олень, а Лилиан, напротив, предпочла спрятаться за можжевельником. У Маркуса не оставалось времени на раздумья. Он бросился за Лилиан. Едва они успели спрятаться в узком пространстве между колючими ветками и живой изгородью, как на дальнем конце дорожки возникла группа из трех или четырех человек. Маркусу вдруг стало смешно: «Прятаться от гостей в собственном поместье!» С другой стороны, он был весь в грязи и пыли, а появляться в обществе в таком виде ему совсем не хотелось. Размышляя, он вдруг почувствовал, что Лилиан хватает его за ворот куртки, увлекая в тень. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу. Вначале ему показалось, что Лилиан дрожала от страха. Неожиданно для себя самого он обнял ее, пытаясь защитить, но тотчас же понял, что она просто-напросто тихо смеется. Ей пришлось даже прижаться к его плечу, чтобы смех не вырвался наружу.
Озадаченно улыбаясь, Маркус убрал прядь темно-шоколадных волос с ее лица, потом осторожно выглянул из благоухающих можжевеловых ветвей. Мужчины не торопясь шли по дорожке, обсуждая деловые вопросы. Маркус сразу же узнал их. Он втянул голову назад и прошептал Лилиан на ухо:
– Тихо, там ваш отец.
Она широко раскрыла глаза и инстинктивным движением ухватилась за отвороты его куртки. Теперь ей было не до смеха.
– О нет! Не выдавайте меня! Он расскажет маме…
Маркус ободряюще кивнул и обнял ее. Его губы почти касались виска девушки.
– Нас не увидят. Сейчас они уйдут, и я провожу вас до дверей кухни.
Лилиан сидела тихо как мышь, внимательно глядя в просвет между ветвями. Казалось, она не замечала, что сидит, прижавшись к лорду Уэстклифу. Со стороны это выглядело так, что они обнимаются. Держа Лилиан в объятиях, Маркус вдруг заметил тонкий аромат, какую-то незнакомую цветочную увертюру. Что-то подобное он смутно ощущал и во время игры. Сейчас запах кружил его голову, кровь закипала. Рот наполнился слюной. Ему вдруг захотелось лизнуть эту нежную белую кожу, сорвать с Лилиан платье и провести губами по всему ее телу.
Обнимая хрупкую фигурку, он инстинктивно потянулся к ее бедру, чтобы мягко, но решительно притянуть девушку поближе. Он чувствовал, как растет возбуждение, зажигая огонь в пульсирующих венах. Было бы так легко сорвать с нее платье, раздвинуть ноги и овладеть ею прямо здесь. Он хотел бы делать это изощренно, во всех мыслимых положениях, проникнуть в нее и так, и вот так. Под тонкой тканью платья он чувствовал очертания ее тела, не скованного корсетом. Лилиан оцепенела, когда его губы коснулись ее шеи. Она изумленно пошептала:
– Что… что вы делаете?
По другую сторону живой изгороди четверо мужчин остановились. Они оживленно спорили о ценных бумагах, но Маркуса в данный момент занимали совсем другие ценности. Облизнув пересохшие губы, он отстранился и посмотрел в лицо Лилиан. Она выглядела смущенной.
– Простите, – выдохнул он, стараясь взять себя в руки. – Этот запах… что это?