В твоем плену

– Уж сделай милость.

– Я задал вопрос, – обрывает он мою клоунаду, и я отвечаю серьезно:

– Никаких терок. Никакой любви. Никаких отношений. Она ушла от отца и перестала для меня существовать.

– От отца или от тебя? – смотрит в упор.

Но меня это не трогает.

– Ты же интересовался. Про мою жизнь в России знаешь. Зачем этот дешевый выпад? Мамуля забрала меня с собой. И быстро пожалела об этом.

– Почему?

– Потому что гладиолус! – отвечаю на автомате по-русски.

– Чего? – не понимает он.

– Ничего. Проехали. Ты, кстати, тоже не питаешь большой любви к отцу.

– Тебе показалось, – он резко закрывается и даже встает со стула, чтобы поставить чашку в мойку, вновь оказываясь у меня за спиной.

– Ну разумеется, – говорю я, обращаясь к пустому месту перед собой. – И именно поэтому мы познакомились только сейчас, хотя я замужем за ним уже семь лет?..

– Просто не было подходящего случая.

– Уху, – бурчу, а он возвращается в поле моего зрения.

– На самом деле ужасно боялся предстать перед красавицей мачехой и испортить отцу репутацию.

– Красавицей? – выражаю максимально искреннее удивление. – Так ты все же оценил мою природную красоту?

– Ее трудно не заметить.

– Какое облегчение! Значит, не зря стараюсь.

– Не зря.

На губах блуждает усмешка. Что ж, по душам, похоже, наговорились. Ну, не больно-то и хотелось. Я залпом допиваю противный горький, несмотря на большую дозу молока, кофе, и со стуком ставлю чашку на стол.

Финита ля диалог.

Глава 9 Телохранитель

На следующее утро мой смазливый – невозможно не признать – надзиратель приносит мне в комнату телефон. Звонок от Рассела.

Я говорю с мужем несколько минут. С сожалением узнаю, что пока никаких позитивных новостей нет, что они даже до сих пор не могут найти машины, из которых стреляли. Не дали пока результатов ни многочисленные обыски потенциально подозрительных адресов, состоящих на контроле у полиции, ни опрос возможных свидетелей, ни слежением через глобальную систему поиска по камерам – ни на одной из камер в ближайших штатах искомые тачки с тех пор ни разу не засветились.

Я и без объяснения мужа понимаю, что это значит. Они знают, что их ищут, и либо машины надежно спрятаны, либо максимально изменены внешне, либо вообще давно уничтожены прессом для утилизации автомобилей.

– Все машины тонированы в хлам, система распознавания лиц не смогла вытащить даже часть лица кого-нибудь из нападавших, поэтому и распознавание невозможно.

– Да, тонировку я помню. Тоже не смогла никого рассмотреть.

– А ты, кстати, мастерски водишь машину, детка. Явно не порастеряла былых навыков. Я всегда говорил, что у тебя талант к вождению. В твоих венах…

– Машинное масло? – смеюсь я.

Он действительно слишком часто это говорил.

– То есть, расследование в тупике? – спрашиваю то, что меня действительно волнует. – Значит, скорая свобода мне не светит?

– Пока нет, – Рас даже не пытается подсластить пилюлю, но, как всегда, обещает сделать все возможное и невозможное.

– Папа не звонил?

– Нет. Но если хочешь что-то передать, я сам его наберу. Проведу оператив…

– Нет, не надо. У меня ничего срочного.

Не хочу далее развивать эту тему. С каждым разговором с мужем я все сильнее чувствую вину за то, что обманываю его. Он роет землю, пытаясь меня защитить, но воюет с воображаемым врагом. Как бедняга Дон Кихот…

Я хочу признаться, но не могу. Сейчас его гнев будет еще более мощным и разрушительным для брата, чем если бы все вскрылось раньше. И я вновь благоразумно молчу.

Попрощавшись с Расселом до завтра, открываю дверь, чтобы вернуть телефон его сыну. Я знаю, что он стоит под дверью. Может, не подслушивает, по крайней мере, старается, но, по-любому, проявляет бдительность. Он же не в курсе, что я и не собираюсь никуда звонить с его телефона. У меня было время подумать – очень много времени, – и я поняла, что это верный способ подставить брата, ведь пробить номер в наши дни так же просто, как заказать пиццу. Даже странно, что я не подумала об этом в прошлый раз, когда схватилась за мобильник. И хорошо, что Сойер мне помешал, иначе сейчас о причастности Хайдена к тем событиям уже знали бы все заинтересованные лица. Ну, кроме тех, кто о ней и так знает. Кроме тех, кто в него стрелял…

Но Сойер меня удивляет – за дверью его нет.

Это жест доверия или у него тоже было время подумать?..

Озадаченная, иду к двери в его комнату и кратко стучу. Ответа нет. Стучу еще раз, громче и длиннее.

– Я на кухне, – раздается снизу приглушенный голос.

– Он постоянно ест, что ли? – ворчу вполголоса, спускаясь, но знаю, что перегибаю – завтрак дело святое.

Молча возвращаю Волчеку телефон, он никак не реагирует. Даже не поднимает взгляд. Это немного задевает – ладно, вру, нормально так задевает, до образования комка в горле, – но я не подаю вида.

Так же молча делаю себе омлет, тяготясь его присутствием. Он же ведет себя так, будто меня тут и нет. Это необъяснимо раздражает.

Ну почему он не уйдет?!

И почему он так меня бесит?!

Переложив нехитрый завтрак в большую плоскую тарелку, ставлю ее на остров и сажусь по диагонали от Сойера. Чем дальше от его тяжелого, проникающего под кожу, взгляда, тем лучше.

Но дистанцирование не помогает. Волчек достает меня одним своим присутствием рядом. Гнетущая тишина давит на уши, а плотное, почти осязаемое, напряжение в воздухе поднимает уровень дискомфорта до небес, отчего мой язык развязывается сам собой.

– У тебя, что, других дел нет, кроме как меня сторожить? – брякаю я в досаде, не выдержав, наверное, и минуты.