Этажи

Он уже ноги еле передвигает, так эта маленькая жена своими маленькими руками эти большие его ноги передвигает, а он в это время на ее узенькое плечо опирается. И так она его тащит каждый день вниз по ступенькам, под лучи тащит.

Он все время говорит что-то, очень неразборчиво, но понятно, что жалеет ее.

А она только одно отвечает:

– Ничего, я всю жизнь на твое плечо опиралась. Теперь ты обопрись.

Смотрю я на все это и думаю: человек в принципе только три слова может знать.

Чтобы быть человеком.

Я. Тебя. Люблю.

Сергей Данюшин

Что мы знаем о весёлых трактористах

+ + +

Что мы знаем о весёлых трактористах,
третий день на дне речном лежащих смирно?
Ничегошеньки-то мы о них не знаем —
знаем только, что лежат на дне речном.

Нет, конечно, о химическом процессе
разложения мы что-нибудь да знаем:
мол, субстанцией становятся, частичкой
неизменной сути, так сказать, вещей.

Философия, казалось бы, ответы
может дать. Но хоть Лаканом, хоть Стаканом
трактористов этих ты интерпретируй —
их со дна речного мёртвыми достанут.

+ + +

Антропоморфизм

Бутерброд с колбасой стать решил человеком,
засмотревшись на мир сквозь витрины стекло:
на Равиля, впервые летевшего в Мекку;
на Марию Петровну, которой не шло

её красное платье; на Колю с Тагила,
подхватившего триппер в отеле «Уют»;
на доцента Смирнова, который светило,
только бабы ему всё равно не дают.

Вот закрылся буфет. Бутерброд много думал,
с головой завернувшись в тугой целлофан.
Он не спал – сердце билось синкопой угрюмой,
разгоняющей кровь в предвкушении ран.

«Боже мой, боже мой! Я, наверное, Jesus, —
застонал бутерброд. Возмолился в слезах, —
Папа, может, не надо шутить с моей жизнью?
Не, я всё понимаю, но это же крах

всех надежд моих, чаяний всяческих разных.
Я, ей-бо, не готов. Может быть, через год?»
Бог молчал, но с утра тараканов заразных
он наслал на буфет. «С бородой анекдот, —

бутерброд возмущенно на это ответил. —
Чуть чего, так и сразу болезни и мор.
Ну а вдруг пострадают невинные дети
от того, что я чашу твою не попёр?

Я отныне и присно теперь богохульник.
А ещё учудишь что – вообще сатанист».
В ту секунду срыгнул пассажир Бородулин —
стать решил человеком внутри него глист.

Эпифоры

Он говорит: постоянно просыпаюсь от того, что хочется    петь.
А она ему: Петь, ну может не надо? Не надо, Петь!

И без того, понимаешь, пыль по углам, быт не то чтоб           налажен.
А он ей: скажи ещё, что война кругом и прочая лажа. Лажа.

Она говорит: видела сегодня, не поверишь, Лёшу из пятой парадной.
Кстати, куда это ты на ночь глядя намылился такой парадный?

И так, понимаешь, пыль по углам, быт не то чтобы колосится.
А он говорит: вот ещё у тебя, овцы, забыл отпроситься.

И что там Лёха? А то и впрямь давно его видно не было.
Он раньше заходил иногда, а в последнее время повода, видно, не было.

А она говорит: его, представляешь, брали в плен чеченцы.
Потом отпустили. Говорит, они и не злые вовсе – просто чеченцы.

У них берцы из военторга. Аллах. Щетина, наверное, ужасно колется.
Раньше так было. Теперь у них быт налажен: никто не бухает, не колется.

«Вот всех бы собрать патриотов…»