Пока жива надежда

Понимала Джесс и другое: во многом ее привязанность к животным являлась своего рода замещением нереализованного материнского инстинкта. Одно время она даже хотела родить себе ребенка и без мужа, но ее пугала перспектива стать одинокой матерью, вынужденной целыми днями пропадать на работе. У ребенка должны быть и мать и отец…

Такой сценарий Джесс осуществить не по силам, а взваливать весь груз на плечи своего отца она считала нечестным…

На следующее утро, приехав на работу, Джесс первым делом зашла в операционную, проведать единственного своего пациента – кота с больной печенью. Сделав необходимые процедуры, она занялась вновь прибывшими. Среди них были: золотая рыбка в банке, уже дохлая, собака с несколькими ранами на голове и голый как коленка, но совершенно здоровый попугай.

Почти всю ночь Джесс провела без сна, думая об отце. Ее мать так и не позвонила, а это означало одно: Роберт ей и сегодня ничего не рассказал. Мать и дочь всегда были очень близки, и сердце Джесс обливалось кровью, предчувствуя ее боль, когда та все узнает.

И вряд ли разговор с Цезарио мог что-то изменить. С другой стороны, разве не обязана дочь использовать даже малейший шанс помочь своей семье?

По вторникам у Джесс был плановый осмотр лошадей в конюшнях Холстон-Холла. В поездках ее всегда сопровождали несколько собак. Разделив своих питомцев на две группы, она по очереди брала их с собой. Сегодня была очередь Джонсона – трехногого одноглазого колли, искалеченного фермерским трактором, Дози – гончей, страдающей нарколепсией и способной заснуть где угодно, и Хагса – огромного волкодава, который становился очень беспокойным всякий раз, когда Джесс надолго исчезала из его поля зрения.

Стоило Цезарио увидеть трех разношерстных собак у входа в конюшню, как он уже знал: Джессика Мартин здесь. Он улыбнулся знакомой картине, как всегда удивляясь, зачем она обременяет себя теми, кого отвергли другие? Менее презентабельную компанию трудно было себе и представить. Огромный волкодав скулил и капризничал, как переросший ребенок, гончая уже успела заснуть в какой-то грязной луже, а колли всякий раз испуганно жался к стене, когда рядом проезжала чья-нибудь машина.

Старший конюх, увидев хозяина, поспешил ему навстречу. Глубоко посаженные глаза Цезарио, скользнув по нему, остановились на маленькой фигурке женщины, склонившейся над ветеринарной сумкой.

Классической чистоты профиль Джессики Мартин доставлял Цезарио больше удовольствия, чем профиль на портретах Мадонны эпохи Ренессанса. У Джессики были изящные, но четкие черты, нежного цвета, словно взбитые сливки, кожа и соблазнительно изогнутый рот – мечта любого мужчины. Но самым главным достоинством ее лица были необычайно светлые – как серебро – глаза и вьющиеся темные волосы, собранные сзади в хвост. Она никогда не пользовалась косметикой и не носила ничего более женственного, чем джинсы и свободные жакеты. Тем не менее плавные линии ее хрупкой фигуры неизменно приковывали к себе взгляд.

Сейчас на ней были выгоревшие бриджи, ботинки на толстой подошве и поношенный жакет, который стоило бы выкинуть еще несколько лет назад. Одним словом, полный контраст тому, что Цезарио привык ценить в женщинах. Он всегда был перфекционистом, а успех в делах и у противоположного пола только усилил эту склонность. Цезарио нравились ухоженные, хорошо одетые женщины, и каждый раз, встречая Джессику Мартин, он неизменно удивлялся: почему же его так тянет к ней? Может, дело в том, что однажды она сказала «нет» и предложила ему принять холодный душ? А ведь их влечение было взаимным, он знал это. Цезарио видел, как она посмотрела на него во время ужина, а потом весь вечер избегала его взгляда. Может, какой-нибудь мужчина отбил у нее охоту к любви? Или же причина была в чем-то другом?

Но ничего из этого не могло охладить пыл Цезарио, когда он смотрел на ее плотно обтянутые бриджами бедра. Сорвать бы с нее всю эту нелепую одежду, и она была бы совершенством! Он почувствовал знакомую тяжесть внизу живота.

От зрительного наслаждения Цезарио мгновенно перешел к отчаянию – его никогда не могло удовлетворить одно созерцание. Созерцание без обладания – это не для него! «Черт, эта девушка совсем не моего типа!» – напомнил он себе, вспоминая их ужин. Тогда она надела мешковатое черное платье и едва выговорила пару слов за весь вечер. Вот и сейчас Джесс до последнего будет делать вид, будто не замечает его!

Джесс чувствовала себя парализованной в присутствии Цезарио. Она развила такую бурную деятельность, стремясь все успеть к его приходу, что едва не пропустила высокий звук мотора «феррари». В то время как все ездили по сельскому бездорожью на высоких джипах, Цезарио и здесь отдавал предпочтение дорогой спортивной машине.

Джесс медленно повернула голову и посмотрела на него. Цезарио разговаривал с Доналдом Перкинсом.

Она знала Цезарио уже два года, и тем не менее его непринужденные манеры и стиль до сих пор производили на нее впечатление. За исключением небольшого шрама на виске, в его внешности не было никаких изъянов, и это лишний раз напоминало Джесс о ее собственных недостатках. Цезарио ди Сильвестри был выше шести футов, сложен как атлет и даже в повседневной одежде выглядел настолько элегантно, что казалось, он сошел с обложки модного журнала. Приталенный силуэт льняного костюма-двойки подчеркивал его широкие плечи, узкие бедра и длинные сильные ноги. Черные, слегка волнистые волосы, позолоченная средиземноморским солнцем кожа, чувственно изогнутый рот так и притягивали к себе взгляд. Стоило раз увидеть его лицо, как хотелось смотреть на него снова и снова.

Опустив голову, Джесс вернулась к своему занятию. Да и что она собиралась ему сказать? Роберт по-прежнему оставался на свободе, а значит, его роль в ограблении еще не была установлена.

– Джессика…

Ее щеки порозовели. Цезарио был единственным, кто называл ее полным именем.

– Мистер ди Сильвестри…

Наконец-то ей удалось это выговорить, не запинаясь на каждом слоге. Тем не менее она по-прежнему отказывалась называть его по имени, предпочитая сохранять дистанцию.

Перкинс спросил ее совета насчет жеребца с растяжением связок, которому плохо помогали холодные компрессы. Солджер был очень ценным жеребцом, и Перкинсу нужно было сразу послать за ней, чтобы назначить противовоспалительное. Но Джесс решила промолчать, не желая делать замечание в присутствии Цезарио.

– В тот же день, когда это случилось, нужно было проконсультироваться с Джессикой, – заметил Цезарио, тут же уловив ошибку конюха.

Закончив осмотр, Джесс направилась к выходу, искренне жалея, что Цезарио не остановил ее. Сделав несколько шагов, она повернулась и быстро сказала:

– Мне хотелось бы поговорить с вами, Цезарио.

Он посмотрел на нее, не скрывая своего изумления. Ее щеки порозовели. Крепко сжимая в руках ветеринарную сумку, Джесс чувствовала себя ужасно неловко под его пристальным взглядом.

Цезарио был действительно удивлен. Чего она могла от него хотеть? Будь ее воля, она бы вообще с ним не разговаривала.

– Я освобожусь через несколько минут, – наконец произнес он низким, чувственным голосом.

Никогда еще время не тянулось для нее так долго. Хуже всего, что Джесс до сих пор не имела ни малейшего представления, как же она скажет ему об отце…

Глава 2

– Возможно, мы могли бы поговорить сегодня за ужином? – предложил Цезарио.

Он решил, что она просто хотела напроситься на ужин!

Чувствуя себя оскорбленной, Джесс резко повернулась к нему:

– Сожалею, но – нет! Я хотела бы поговорить с вами о моей семье.

Еще один удивленный взгляд.

– О вашей… семье?..

У Джесс перехватило дыхание и ослабели колени. Она узнала мгновенную реакцию своего тела, которую так презирала. Но ни одна нормальная женщина не смогла бы остаться равнодушной к мужскому обаянию Цезарио. Ее тело, казалось, было запрограммировано на подобный ответ, который сама Джесс называла «коленным рефлексом на Цезарио». Она так и слышала торжествующий смех матери-природы, заложившей в нее эту программу. Программу, которую Джесс никогда не могла полностью подавить…

Кинув в сторону Перкинса взгляд, Джесс сказала:

– Мне бы не хотелось обсуждать это на людях.

Глаза Цезарио задержались на ее напряженном лице. Он заметил, как быстро бьется жилка в маленькой ямке у основания нежной шеи. Кожа ее была так тонка, что он мог видеть просвечивающие сквозь нее голубоватые вены. Джесс была так близко… Ему вдруг нестерпимо захотелось увидеть ее обнаженной. Обнаженной и жаждущей…

– Тогда поговорим в доме, – предложил он, желая оградить себя от чар Джесс, окажись она рядом с ним в салоне «феррари».

В зеркало заднего вида он смотрел, как она, ничуть не беспокоясь об одежде, взяв на руки спящую в луже гончую, устроила ее на заднем сиденье своего старенького «лендровера». Две другие собаки крутились возле ног Джесс, словно не видели ее целый день. Восхищаясь сострадательной натурой девушки, Цезарио все же не мог одобрить столь безразличного отношения той к собственной внешности.

Обладая совершенной красотой, она держалась совсем не так, как держатся красивые женщины. Что еще больше могло заинтриговать мужчину, который привык находить представительниц ее пола поверхностными и предсказуемыми? Вероятно, в какой-то период жизни что-то случилось с Джессикой Мартин, не позволив развиться в ней самолюбованию и кокетству.

Джесс остановила свою машину рядом с его «феррари». Увитый плющом дом в елизаветинском стиле из желтоватого камня со множеством дымоходов и рядом симметричных окон с частым переплетом, Холстон-Холл представлял собой незабываемое зрелище. Хотя Дот Смитерс, работая здесь, пару раз и приглашала сюда Джесс и ее мать, в основной части здания Джесс никогда не была.

Семья Данн-Монтгомери, которая несколько веков владела Холстон-Холлом и чьи наследники по мужской линии прямиком шли в парламент, не устраивала дней открытых дверей. Но шесть лет назад из-за растущих цен и ухудшения финансового положения семьи им пришлось продать поместье. К великому облегчению служащих, которые боялись, что имение будет распродано по частям и они останутся без работы, Цезарио ди Сильвестри купил его целиком. Он не только отреставрировал здание, но и с помощью современных агротехнических методов улучшил состояние земли и даже основал конный завод.

Круглолицый пухлый итальянец, сменивший Дот после ее ухода на пенсию, проводил Джесс внутрь дома. В просторной гостиной бросался в глаза массивный тюдоровский камин. Над ним лепной вязью была выведена дата постройки.

От всего этого великолепия нервное напряжение у Джесс только усилилось. Подавив потребность оглядеться вокруг, она прошла через гостиную и попала в комнату, набитую современной оргтехникой и поэтому напоминающую офис. Джесс поразилась какому-то сюрреалистическому контрасту начинки комнаты со стенами, обитыми деревянными панелями, и живописным видом на старый сад.

– Так, значит, вы хотели поговорить о вашей семье? – с еле заметным раздражением напомнил Цезарио.

Сидя на краю стола в белой рубашке с открытым воротом и прекрасно подогнанными по фигуре брюками, он представлял собой воплощение английского стиля, соединенного с итальянской элегантностью.

– Мой отец и братья работают у вас в имении… – сразу приступила к делу Джесс.

– Я знаю, – перебил ее Цезарио. – Управляющий сообщил мне об этом в первый же день.