– У нас в редакции работает журналист, аксакал, – вспомнила Дина. – Он в перестройку ездил в Америку с группой функционеров. Это были первые поездки по обмену опытом. А наш Михалыч такой приколист, до сих пор о его поездке легенды ходят. На каком-то приеме, когда гости вечеринки рассматривали членов нашей делегации как диковинных зверей, Михалыч – в жизни очень интеллигентный и культурный человек – вдруг слил в один стакан несколько порций виски, расставленных на фуршетном столе, выпил, картинно занюхал рукавом, потом отломил от какого-то гамбургера кусок хлеба, тоже шумно занюхал. Вокруг собрался народ, одна миллионерша таращила глаза и охала. Наши функционеры краснели и упрекали Михалыча: мол, как ты мог, мы представляем страну, а ты… А он сказал, что сделал то, чего от них явно ждали – предоставил им зрелище. И на том же приеме начал клеиться к какой-то Барбаре, наши функционеры еле увели его, мол, ты что, пожизненное хочешь, международный скандал?! Михалыч долго потом жалел мужиков-американцев: ну как так? Не дотронуться нельзя, ничего… Как жить?
Все рассмеялись.
– Да, наши мужики не стесняются своих желаний и не больно-то церемонятся, – вступила Женя, хорошенькая миниатюрная блондинка.
Наверняка поклонников море, подумала Дина. А с ее словами не согласилась. Парню о многом приходится думать, когда ему кто-то нравится. Он не может, как древний человек, схватить ее в охапку и делать все, что захочет. Хотя и такие встречаются. Нормальный должен соизмерять свою силу с обстоятельствами, чтобы как сапер не ступить в опасную зону. Ведь исправить будет очень трудно. Поэтому он нерешительно заглядывает в глаза, стараясь прочесть там границы дозволенного. Возбуждение переполняет его, а он вынужден сдерживаться и постепенно продвигаться вперед, справляясь с собственной робостью. Пока не завоевывает, медленно оккупируя, срывая табу. В глазах еще нет триумфа победителя, наоборот – нерешительность, надежда и боязнь спугнуть. Как-то одноклассник сказал Дине: «Ты не представляешь, чего стоит пригласить девушку на танец. В голове все время мысль: а вдруг откажет, и ты, как дурак, как гребаный неудачник, попрешься назад». Дина никогда раньше не задумывалась о том, что и у мальчиков есть такие же комплексы.
Она вдруг вспомнила свою первую встречу с Игорем. Тогда редакция отправила ее на вернисаж молодых художников. Журналистка ходила по выставке, убедившись, что энтузиазма участники проявили больше, чем таланта. Словно все соревновались, кто кого перещеголяет в эпатаже. Внешняя оригинальность бросалась в глаза, а смысла почти не было никакого. Лишь бы удивить и шокировать.
И вдруг она увидела картину. Берег моря. Явно скоро разразится шторм – на волнах буруны, и сама вода темно-синего цвета, переходящего в черноту. На песке следы босых ног, и из картины уходит девушка. Лица ее уже не видно – только распущенные длинные волосы, которые рвет ветер, нога, застывшая в уходящем шаге, кисть изящной руки на фоне длинного платья, взметнувшегося при ходьбе. Кажется, стоит моргнуть – и девушка совсем исчезнет из полотна, до того динамично прописана героиня. Все вместе это вызывало волнение. И подпись: «Она от меня уходит». Дина вспомнила, что у Шекспира герои часто появляются на сцене, продолжая начатый диалог, начало которого мы никогда не услышим. И никогда не узнаем, о чем они говорили. В этом есть некоторая кинематографичность – словно герои жили своей жизнью, а мы пришли на пьесу и застали их в определенный момент. Так и тут. Героиня покидала художника, а зритель пришел и успел увидеть ее уход, сделавшись свидетелем чьей-то драмы.
Дина стояла перед этой картиной и старалась разложить искусство на понятные образы. Считается, что зритель должен обязательно видеть лицо человека, если он есть на портрете. А тут портрета как такового нет, словно художник сумел удержать возлюбленную лишь на миг, лишь подолом платья взмахнула она напоследок, да ветер откинул назад ее волосы. И даже этот миг может исчезнуть, когда она сделает еще один шаг – из картины и из его жизни. И все это на фоне волнующегося моря, бешеной стихии, не подвластной человеку.
И вдруг за спиной раздался голос: «Кроме вас, никто не задержался у моей картины». Журналистка обернулась – симпатичный молодой человек в берете художника маячил за ее спиной. Так они и познакомились.
Дина вздрогнула – кто-то тронул ее за плечо. Оказывается, ее уже давно о чем-то спрашивают. А, как долго она замужем. Три года. Женя вздохнула:
– А я чужого отбила. Вернее не отбила, просто я у него вторая.
История Жени
Я давно собиралась начать новую жизнь, но все откладывала. А тут знакомые моих родителей уехали на три года за границу и попросили присматривать за квартирой. И я, поговорив с предками, решила переселиться туда. Дальше – больше.
Поскольку теперь до моего агентства по недвижимости, где я трудилась, добираться было далековато, я благодаря связям родителей перешла в другое агентство – ближе к дому и более раскрученное. А раз пошла новая жизнь, то я рассчитывала и на перемену в личной жизни: встретить наконец приличного мужика. Я всегда удивлялась такой несправедливости: к моей подруге Алке всегда клеятся солидные мэны, а ко мне подкатывает кто попроще, словно я второй сорт. И я решила с этим бороться – обращать внимание только на крутых, а шантрапу разную не замечать. Правда, мужская часть фирмы относилась ко мне по-отечески, никто и не думал ко мне подкатывать – мол, они ж не педофилы. Просто я выгляжу моложе своих лет, хотя они очень ошибаются на мой счет: как бы я ни выглядела, но наивной не была. Так что ни о каком служебном романе мечтать пока не приходилось. Но я и так радовалась: друзьями же быть тоже неплохо. А однажды пришел тот, кто увидел во мне женщину, а не ребенка.
Шла я как-то по коридору, важная, а рабочие проверяли отопление, и тут один сказал другому: «Смотри, какой Бымзик!» Я даже приостановилась: «Я не Бымзик!» А он так простодушно в ответ: «А кто ж ты?» – «Я сотрудник фирмы!» Они беззлобно рассмеялись. Бымзик! Надо же. Как щенка какого-то обозвали, ну что ты будешь делать? И вдруг слышу смех. Оборачиваюсь, а там стоит парень лет 27. Вот блин! Свидетель моего позора. Но я тоже рассмеялась. Он спросил, как пройти к начальнику. Я его проводила, а потом через час вновь встретила в коридоре, и он представился. Феликс приходил к нам по поводу сложного многоступенчатого обмена-размена. И раз уж наши пути опять пересеклись, предложил перекусить в соседней кафешке. Время обеденное, и я согласилась. Он оказался интересным собеседником, остроумным, я постоянно смеялась, и наш обед растянулся на два часа. За это время мы пригляделись друг к другу, стали словно своими. И Феликс предложил:
– Все равно уже поздно тебе на работу возвращаться. Я приглашаю тебя в кукольный театр.
– Куда?!! – потряслась я. Ну вот опять меня принимают за малолетку, а ведь так все хорошо началось…
– В кукольный театр. Отличный спектакль, не такой уж и детский. «Женитьба Фигаро».
Я согласилась и не пожалела: действительно спектакль оказался необыкновенным – столько там приколов и юмора. Феликс сидел рядом и в особо смешных моментах приобнимал меня. Это было приятно и как-то естественно. Когда мы вышли из театра, он заметил:
– Ну, теперь самое время и поужинать или ты после 6 не ешь?
– Давай. Я как раз голодная как волк!
Вечер был чудесный, мы с удовольствием дошли до его машины, которую бросили в переулке – у театра-то негде ставить. Я, находясь под впечатлением этого дня и от близости Феликса, даже не спросила куда едем. Ехали недолго и остановились у какого-то дома. На мой вопросительный взгляд он ответил:
– У меня такие лангустины есть – м-м-м… Думал в одиночку слопать, но грех тебя обездолить. Пошли! Ну, смелее!
А я ему уже в той кафешке призналась, как тащусь от морепродуктов. Ну что ж… Но до его кухни мы не сразу добрались, потому что еще в коридоре, закрыв дверь, он меня поцеловал. Я ответила. Не смогла устоять: и он сам мне очень нравился, и еще больше нравилось то, что он во мне женщину увидел, а не подростка сопливого, которого надо опекать, и мы перебрались в его постель. До лангустинов очередь дошла глубокой ночью, а потом мы заснули, обнявшись.
Я проснулась первой, тихонько собралась, оглянулась на него спящего и отправилась восвояси. Дома приняла душ, выпила кофе и поехала на работу. Я была очень довольна. Даже если не будет продолжения, все равно вчерашний день останется в моей памяти как изумительный – столько всего случилось! Вот это и называется интересная взрослая жизнь.
В обед он мне позвонил по служебному телефону, потому что обменяться номерами собственных мобильников мы не удосужились.
– Бымзик, сегодня мы идем…
От этого прозвища, которым он называл меня в постели, мурашки побежали по телу.
– В зоопарк? – спросила я.
– Почему в зоопарк? Хотя, если ты хочешь…
– Или на утренник? – съязвила я, памятуя о кукольном театре.
– Так, настроеньице у нас не очень, да?
– Да нет, все прекрасно. Так куда мы сегодня мылимся?
– Сегодня все по-простому. Приглашаю тебя на ужин вьетнамской кухни: прозрачные блины из рисовой бумаги с начинкой из кальмаров, запеченные креветки на шпажках…
У меня слюнки потекли от этих перечислений.
– Давай я за тобой заеду.
И я опять осталась у него на ночь, а утром так же исчезла. Мы встречались чуть ли не каждый вечер почти месяц, когда он сказал, что приезжает его жена с дочкой. Я сначала думала, что он меня разыгрывает: женских и детских вещей в квартире не было.
– Так это не моя хата, а приятеля. Мы можем так же встречаться, только я на ночь не всегда смогу оставаться пока. Хотя и приятель скоро вернется тоже. Примешь меня к себе, Бымзик?
От этого интимного прозвища на этот раз мне стало грустно. Да, информация была неприятной: детей малолетних впутывать в наши шашни не хотелось, но и расстаться с ним я была не готова. А я-то, глупая, радовалась, что он во мне женщину разглядел, а он, наверное, вообще ходок, и ему плевать, кто перед ним – малолетка ли, еще кто… Еще немного подумав, решила, что надо брать от жизни все. Так мы и стали у меня встречаться либо вечерами, либо в выходные, но иногда он оставался и на ночь.
А еще через полгода я поняла, что он становится для меня наркотиком, я привязываюсь к нему все больше и больше и вскоре вообще срастусь с ним. И если я не хочу в будущем страдать, надо от него сваливать, пока не поздно. Мне эти душераздирающие переживания ни к чему. Приняв такое решение, я даже почувствовала облегчение и свободу. Хотя и горечь тоже. Позвонила ему и сказала, что беру тайм-аут.
– Я тебе надоел? – спросил Феликс.
– Есть немного. Давай отдохнем друг от друга. Не приезжай ко мне. А там видно будет.
Я не дала ему и слова сказать, завершив беседу. А сама стала собирать чемодан – я ж подготовилась к бегству: прежде чем решиться на этот разговор, оформила поездку на Кипр. И улетела. Греясь на солнце, думала о Феликсе: человек, гуляющий налево, по-моему, не особо должен переживать из-за нашего разрыва. Хотя я понимала, что надо было раньше дать ему отставку, потому что в любом случае надо будет поговорить с ним хотя бы еще раз, чтобы поставить точки над i, а это вносило смятение в мою душу. Смогу ли я окончательно порвать с ним? Говорят, клин клином вышибают. Может, ухажера тут завести? Вон за обедом в отеле один наш турист так меня глазами и ест. Тоже любитель малолеток? И я сразу повеселела.
Вечером я этому туристу в ответ на его взгляд улыбнулась, и он тут же пересел за мой столик. Приехал он с друзьями, но они записались на экскурсию на турецкий Кипр, поэтому он в одиночестве. Мужик был приятный, хотя с Феликсом не сравнить. С Феликсом, к сожалению, никого не сравнить. Но если черта помянуть… Рядом с нами вдруг нарисовался Феликс с чемоданом и глядел сурово:
– А ты времени зря не теряешь.
– Так у меня его много, да и вся жизнь впереди.
Он схватил меня за руку и потащил мимо ошеломленного моего сотрапезника. Нашел он меня легко – позвонил в мою фирму, узнал, что я в отпуске и где именно. А дальше дело техники. Вот и прилетел. Скорей бы уж покончить со всем этим, потому что мне было тяжело на него смотреть. Такой родной, близкий, желанный…
– А ты чего приперся? Жена опять уехала? – стала нападать я.
– Дура!
– Найди поумней!
Так мы препирались, пока он устраивался в отеле, стараясь не отпускать мою руку. Пришли к нему в номер.