На перекрёстке трех миров. Книга 1. Хранительница

– Не принято как-то. Здесь ведь как – если ребёнок остаётся без матери, отец воспитывает. Если родители погибают как у твоих – он махнул головой в сторону детей – Родственники по крови должны взять на себя такую ответственность. Так как из одного рода, значит. Если и таковых не нашлось, путь им в столицу. То, что должны были дать им в семье, ну знания там, ремесло, детям предоставляется возможность обучения в столице. Здесь ведь нет школ, как видишь. Поэтому отец к сыну ремесло своё и умение передаёт. А дочь от матери всему обучается.

– А если совершенно посторонний человек захочет взять на себя такое обязательство?

– Редкость большая. И вот почему. Рисунок помнишь? – он поднял брови.

Я утвердительно махнула головой.

– Это ведь не просто так. Если кто захочет чужого взять, произносятся слова, о том, что она берет на себя ответственность за этого ребенка, а ребенок должен подтвердить своё согласие. Чтобы обдуманно все это было и один раз и навсегда. Отменить уже ничего нельзя.

А вот это как раз и правильно, думала я. А не как у нас дома. Взял ребенка из детского дома, а потом возвращают, не подошёл он нам, мол. Ну как может ребенок не подойти, спрашивается? Вы же не ботинки себе выбираете?

Игнат продолжал:

– И как только слова произнесены, начинает формироваться связь и рисунок соответственно. Но не за девять месяцев, как обычно, а сразу. Боль говорят страшная. Одна, помню, взяла. Выла, сутки и по земле каталась. Говорит, как будто на живую по кусочкам разбирают. Лучше б, говорит, ещё двоих родила. Да ничего, отошла потихоньку, растит дитё.

Игнат продолжал:

– Не просто Хранительница всё задумала. Любая мать своего ребенка на расстоянии чувствует. Потерялся он, допустим, в лесу, только она и может найти по этой своей связи.

Я кивнула.

– А с отцами-то что, интересно. У отцов тоже такой рисунок на руке?

Он глянул на меня, хмыкнул, вытер нос рукавом, облизал губы:

– До чего любопытная ты, Ритка – он обречённо вздохнул – Есть и у отцов такая фиговинка. Только не на руке – он замолчал и отвернулся.

Чего мнётся, спрашивается?

– А где? – разворачивая его к себе.

И, как говорится «ничего не предвещало…»

– Там! – буркнул он, отворачивая голову.

– Где там-то?

Игнат глубоко вздохнул, смотря мне в глаза, затем опустил глаза вниз и многозначительно подвигал бровями.

Я сначала хмурилась, пытаясь расшифровать его молчаливую информацию, но, когда смысл сказанного начал доходить до меня, я широко открыла глаза, смотря на Игната. Он многозначительно кивнул.

Давно я так не смеялась. Истерика. От смеха начали болеть мышцы живота, я хваталась за ребра, пытаясь унять спазмы, но успокоиться все равно не могла. Хранительница, за что ты так этих бедолаг наказала, думала я, постанывая.

– А что? Вернулся с длительного похода и прямо на пороге предъяви свою невиновность – перевела взгляд на столичных, представила эту картину, и снова закатилась.

Рукой схватилась за лицо, пытаясь вернуть на место расползающуюся улыбку. На нас уже начали поглядывать столичные, пытаясь узнать о предмете истерики.

– О предмете – подвывала я.

Петрович, глядя на меня, улыбался. Но вспомнил, что он тут старший как-никак, неловко видать ему стало. Он многозначительно махал указательным пальцем в воздухе:

– Ритка, ты давай это, не дури, давай. Хватит уже, в самом деле.

Я припала ему на плечо. Он приобнял меня одной рукой, загораживая от мужиков. Я вцепилась в него двумя руками за рубаху, спрятав лицо у него на груди. Мои плечи тряслись, я судорожно вдыхала, а слёзы лились уже непрерывным потоком.

– Петроооович. Я сейчас лопну – всхлипывая, прошептала – А если места не хватит? – зашлась я.

Он повернулся к мужикам и спокойно сказал:

– Это мы о доме разговаривали. Все хорошо.

Вернусь домой и расскажу своим, тогда Ромке капец. Алька его до инфаркта доведет.

Села на лавку, повернувшись ко всем спиной. Не могу пока что на мужиков смотреть, иначе снова смеяться буду. Долго вздыхала, приходя в чувство. Рот время от времени расплывался в улыбке.

Я чуть отклонилась назад и шепотом спросила:

– Игнат. У тебя же есть ребёнок. У тебя тоже что ли? Извини, конечно, за любопытство.

– Нету Рита. Дочь же в нашем мире. Здесь детей нет.

Уже начало темнеть. Все подходили ближе к костру и рассаживались. Я тоже придвинулась, мне хотелось сшить сегодня как можно больше, чтобы завтра Марк надел свою рубашку.

Люся подошла ко мне:

– Рита. Хозяйка животного огромную благодарность тебе передавала. Как справилась-то? Молодец прямо. Она говорит, проси, что нужно.

Я махнула головой, принимая благодарность:

– Скажи ей, если это возможно, то обувь мне и детям. Нам в дорогу идти, наша уже стопталась.

Она всплеснула руками:

– Вот я дура. Сама не подумала. Сделаем, Рита, сделаем. И одежду ещё справить нужно. Хотя ты и сама мастерица, как я погляжу. Здесь ведь так не разукрашивают. Ну, вышивку если. А тут такая красотища. Научишь?

– Конечно. Только никому не рассказывай технологию. Бизнес здесь свой наладишь.

– Чего?

– Дело, говорю, наладишь. Если все будут знать, как красить, прибыли же не будет правильно?

Она кивнула головой.

– Когда делает один, тем ценнее продать можно. Поняла?

Она опять кивнула.

– Подумай только, насчет краски. Должны быть ещё растения, с которыми красить можно. Там ещё что-нибудь вспомню.