Письма Ктулху

– Так в чем наказ? – недоумевал Иван Петрович.

Ему хотелось нормальной жизни и пива.

– Верь! – торжественно изрек дед. – В то, что можешь любую самую невероятную херню. И тогда ты сможешь. Не в этой жизни, так в загробной. Проверено.

– Ладно, – согласился Иван Петрович. – А ты случайно наследство не оставил? Ну типа клада, монеты старинные в огороде закопанные. Или счета в банке? А то мне опохмелиться не на что.

– Мой наказ бесценен, – сказал дед.

Он выудил из воздуха бутылку с янтарной жидкостью и с удовольствием отхлебнул.

– Хорошая штука. Забористая! – похвалил дед.

– Сволочь ты.

Иван Петрович сглотнул похмельную слюну, снял зеркало со стены и отнес в антикварную лавку. Вырученных денег хватило на неделю безудержных возлияний.

Затем он тихо скончался, а что с ним сталось дальше, неизвестно.

Обрывок десятый

Супруга Поликарпа Фадеевича нервно ходила из угла в угол, сцепив пальцы бледных, почти эфемерных рук, и повторяла, будто заведенная :

– А вдруг освищут, Карпуша? Вдруг освищут? Или несвежими продуктами закидают? Я ж не переживу!

– Не посмеют, – отвечал Поликарп Фадеевич. – Ты гениальна, Бусенька. Это я тебе как специалист говорю.

– Но они-то, не специалисты! – не унималась супруга. – Эксперты! Вдруг не проникнутся? Я ж тогда… тогда…

Она рухнула на колени и разразилась слезами.

– Проникнутся, не бойся, – Поликарп Фадеевич успокаивающе потрепал ее по плечу. – Гарантирую.

Супруга с тяжким стоном поднялась с колен и, со словами: « Я репетировать!», бросилась прочь.

Поликарп Фадеевич выждал некоторое время, потом полез под кровать, откуда, кряхтя, выкатил дубовую, внушительных размеров бочку. Протиснув ее в окно, он выбрался сам и, удостоверившись, что за ним не следят, растворился в летнем полуденном воздухе вместе с бочкой.

***

Хрон, Шуба и Борзый, терзаемые похмельем, трясущимися руками подсчитывали найденные в закромах активы.

– Грустно, – резюмировал Хрон, глядя на тщедушную кучку тусклых монет низкого достоинства.

– Может, на паперть встать? – предложил Шуба.

– Да хоть лечь, один хер, – возразил Борзый. – Ты им, подайте, граждане, копеечку на поправленье здравия. А они тебе – иди работай, сука!

– Черствые люди, – согласился Хрон. – Чего делать-то будем? Трубы горят, сил нет.

– Верить и ждать чуда, – насколько мог твердо, сказал Шуба. – Оно непременно произойдет.

Он верил в чудеса с тех пор, как выудил из помойки пожилую лысеющую шубу и, пропив ее за день целых три раза, получил свою кличку.

Хрон с Борзым согласились. Ничего другого, впрочем, им не оставалось. Они смежили похмельные, в красноватых прожилках веки и принялись ждать изо всех сил.

И чудо случилось. Из воздуха соткался Поликарп Фадеевич, восседающий верхом на бочке.

– Здорово, мужики, – услышали страдальцы. – Бухнуть не желаете?

– Еще как! – оживились друзья.

В руках их, словно по волшебству, появились складные стаканчики. Благодарно трепеща они тянулись к бочке. Та, солидно взбулькнув, расщедрилась до самых их зазубренных краев.

– Как я понимаю, это не бесплатно, – утолив жажду, проявил осторожную бдительность Хрон.

– На криминал не подпишемся, – предупредил Борзый.

– Чего вы сразу про криминал, – заступился Шуба, – может, он просто добрый бескорыстный человек?

– Начнем с того, что не совсем человек, – сказал Поликарп Фадеевич. – Я – Муза. И, да, мне от вас кое-что нужно. Не криминал. Хотя, если смотреть со стороны Трех Граций, тяжкое преступление. Но другого выхода не вижу. Я ее люблю.

– Не слишком ли много информации для одного стакана? – прощупал почву Хрон.

– Она бездонная, не стесняйтесь, – указал на бочку Поликарп Фадеевич.

И, криво усмехнувшись, добавил с горечью:

– Хоть на что-то я гожусь как мифическое существо.

Хрон с Шубой принялись наперебой убеждать Поликарпа Фадеевича, что он не просто «на что-то годится», а настоящий герой, принесший им избавление от страданий.

Поликарп Фадеевич впал в очаровательное смущение, откуда его выдернул чуждый эмпатии Борзый:

– Слышь, существо, ты давай излагай по порядку, а то ни хера не понятно.

– Конечно, – спохватился Поликарп Фадеевич, и принялся излагать.

***

Принято считать, что Муза – создание редкое, необыкновенное, тонко организованное в легкокрылую полупрозрачную деву, нежную и трепетную. Все верно, но иногда бывают исключения. Например, Поликарп Фадеевич. Образовавшись в чертоге Трех Граций вместе с остальными музами, он для начала наотрез отказался организовываться в легкокрылую деву, а затем и вовсе отчебучил непотребное. Влюбился, материализовался и женился. Все бы хорошо, но жена его вскоре после свадьбы принялась писать стихи под псевдонимом Буся Козырькова, чего за ней прежде не водилось.

– А мы тут причем? – недоуменно переглянулись алкоголики.

– Предназначение Музы – вдохновлять, – сказал Поликарп Фадеевич, – но я неправильный, исключение, поэтому стихи она пишет отвратительные. Вот, например, из последнего: «Вглядись в пещерную нефритовую бездну, мой жаркий копьевидный властелин!»

– Копья, пещеры, властелины… не люблю фэнтези, – поморщился Хрон.

– Размер, быть может, не совсем удачный, но в целом что-то в этом есть, – дипломатично заметил Шуба.