– Нет, мамочка, все вошло в мой чемодан. Мы редко ходили за покупками, только по вечерам, когда Алекс валился с ног. Мы его оставляли в машине, сами шли в магазин, а уж потом ехали в мотель.
– Тётя Даша, а вы тут как? – спросила Мари, польщённая тем, что доставила подруге столько приятных моментов.
– Я жила по одному графику. Утром клиника, обед, прогулки в одиночестве по городу. Устану, возвращаюсь домой. Первый вечер за воспоминаниями затянулся, а потом про меня как бы и забыли. Поэтому я позвонила Даше и взяла билет на воскресенье.
– Ты за пять дней нигде не была? А как же твоя Катя? – спросила дочь.
– Мы гуляли, но один день. Катя работает, устаёт, да я и не настаивала. Мне казалось, что она пожалела о своём приглашении. Пригласила, а потом одумалась, что сделала глупость, а признаться не решилась. Показать, как живёт, что имеет, чего добилась – этого она хотела, а мне нужна была Катя из юности: простая, добрая и внимательная, бескорыстная. Той Кати больше нет. Я тоже за 30 лет изменилась и не напоминаю ей прежнюю Дашу. Плохо долго не видеться. Но как бы там не было, я нашла себе занятие. У них в клинике я познакомилась с больным из России. Вот с утра до обеда я проводила с ним. Сегодня его выписывают. Если успеем, я вас познакомлю. Мари и Алекс пусть отдыхают, я покажу им комнату, а наша с тобой дочка одна на двоих, находятся рядом.
Уже поднимаясь по лестнице, Алекс поинтересовался её планами на завтра.
– Давайте завтра, все вместе погуляем по городу. Вечер проведём вместе, утром проводите нас и сами поедите на вокзал. Договорились? Можно купить торт или пирожные, – предложил он.
– Я согласна, если хозяева не предложат прощальный ужин, устроим его сами, – ответила она, показывая комнаты молодой паре и Даше. – А, тебя стрекоза, я жду внизу.
Уже в такси мать рассказала дочери о дневнике деда, о том, что его брат и сестра живы и являются родственниками Кати, по линии мужа, о тесте на ДНК.
– У меня мама тоже для тебя есть новость. В Берлине нас будет ждать семейство Герберов. Я не могла скрыть от Кэтрин, что мы в Германии. Сердишься?
– Для этого нет повода. Хотят встретиться – встретимся. Я не вижу проблемы. Разговор, скорее всего, пойдет о Сергее, Андрюше. Я к ним не испытываю ни ревности, ни особой любви, каждый имеет право на ошибку. Серёжка их простил, и нам следует это принять. Сообщи Кэтрин заранее номер поезда и время прибытия.
Выходи, приехали.
– Место очень красивое. Если не поправишься, то будешь вспоминать эту красоту, где пытались тебе помочь. Здесь даже воздух особенный, как в лесу, – говорила Даша, следуя за матерью.
Палата Виктора Ивановича была пуста и готова к приёму нового пациента. Дарья Андреевна направилась в кабинет, следом за ней шла Даша, молча восхищаясь увиденным. Вся семья Штоль была в сборе. Поздоровавшись и представив Дашу семье, она поинтересовалась Ковалёвым.
– Пациента Ковалёва выписали. Его утром забрали сын с адвокатом. Все рекомендации он получил, – сказал Генрих. – А это он просил передать Вам.
Эльза перевела, хотя Дарья Андреевна, всё поняла и без перевода. Она приняла конверт, в нём лежало короткое письмо и деньги. «Дорогая Дарья Андреевна, мне очень жаль, что уезжаю, не простившись с Вами. Очень надеюсь на встречу месяца через 2-3, а пока займусь тем, что Вы мне посоветовали. В конверте деньги – это Ваша зарплата за операцию, уход, заботу и доброту. Мне они достались, как плата за моральный ущерб, обещание не обращаться с иском. Сказать, что я был рад знакомству с Вами – не сказать ничего. Я очень счастлив, что встретил Вас. Передавайте привет дочери. Ковалёв».
Видя, как мать изменилась в лице, Даша взяла из её рук листок, и пробежала глазами по строчкам и почти с ненавистью оглядела присутствующих.
– Какой Ковалёв? Какая операция? Вы с ума все сошли? Вы же всё знали тетя Катя, – говорила Даша, доставая заключения из сумки матери. – Читайте! – она пару минут молчала. – Прочли? И какой вывод? Вы понимаете, что могли потерять и больного, и мою маму. Ради репутации клиники, вы готовы были пожертвовать моей мамой? И кто Вы после этого?
– Даша, все прошло стремительно, – заговорил Адам, слушая перевод тети, – Кэт показывала клинику Вашей маме, а пациенту стало совсем плохо. Она осмотрела и поставила точный диагноз. Мы профильное заведение, у нас нет случаев экстренных операций, а Дарья Андреевна сказала, что счёт идёт на минуты. Не думаю, что Кэт сделала что-то с умыслом, на это не было времени. Операция длилась 39 минут, я был в операционной. Давление у Вашей мамы было, но не критичное. Она попросила горячего чая и сидела в кресле здесь, вместе с нами, даже задремала. Все обошлось.
– Всё обошлось, говорите? А знаете почему? Я вам расскажу и даже покажу. – Она взяла сумку матери, достала её аптечку и вытряхнула содержимое прямо на стол. Открыла одну упаковку, там лежала одна ампула, а было две. – Мама, закати рукав на левой руке, – обратилась Даша к матери и увидела то, что предполагала. На локтевом сгибе красовался уже пожелтевший синяк. – Как вы думаете, медицинские светила, сколько прошло времени после столь не профессиональной инъекции? – спросила она с иронией. – Очень неудобно делать себе укол, когда тебя знобит. Попробуйте и убедитесь сами. Вот почему для вас «всё обошлось».
В кабинете наступила тишина. Даша собрала аптечку, письмо вложила в конверт с деньгами, забрала заключение и положила всё в сумку матери. Дарья Андреевна молчала.
– Значит так, господа хорошие, к вечеру мне нужно 2-3 ампулы «Диазепам», а лучше упаковку и блистер в таблетках. Как это сделать – ваши проблемы. Не хочу казаться бестактной, но вы меня к этому вынудили. Завтра мы пробудем еще в Мюнхене, а в воскресенье покинем ваш дом.
– Даша, хватит, не надо, – попросила мать.
– Надо, мама, надо. Кто ещё им скажет правду кроме меня? Для чего вы, тётя Катя, пригласили маму в гости? Чтобы она, проехав четверо суток, пообщалась с вами один вечер? Меня, моя подруга, за пять дней познакомила с Италией, Швейцарией, Австрией, и мне эта поездка и встреча запомнится надолго. Мари вместе с мужем работают, и заработки у них скромнее, но для меня выкроили недельку. Я им очень благодарна. А что сделали вы все? Что вы сделали для неё после того, как она вытащила за уши вас из дерьма? Вы не только не гостеприимные, бездушные, но ещё и неблагодарные люди. Пойдём, мама.
– Подождите, дамы, – сказал Генрих. У нас есть заключение. Вам не интересны результаты?
К всеобщему удивлению, Дарья Андреевна, медленно, подбирая слова, заговорила по-немецки:
– В Мюнхене меня ждала подруга юности, и я думала с её помощью отыскать родственников отца, о которых он помнил. Родственники, к счастью живы и здоровы, с подругой я повидалась. Могу с чувством исполненного долга, вернуться домой, к своей семье. Потерпите наше присутствие сегодня и завтра.
– Вы говорите по-немецки? – спросил Генрих, смутившись. Вы действительно моя племянница, дочь Андреса.
– Это как плавать, дядя. Один раз научился, не забудешь. Учитель у меня был хороший. О знании немецкого, меня никто не спрашивал. Вам всем было удобно думать, что я не понимаю ваших разговоров. Правда, Клеменс? Посмотри внимательно на меня, – она сняла очки и вытянула руки вперёд. – Руки чуть дрожали, а глаз с огромным зрачком, явно плохо видел.– За, что ты так ко мне относишься? Я тебя обидела, оскорбила, унизила? Я просто хотела помочь и не вам, а больному. Вы меня отговаривали, запрещали или останавливали? Вы мне доверили, я справилась, при этом, обо мне вы думали меньше всего, вам нужно было спасать репутацию клиники. О том, что я ваша племянница, я догадалась и без теста. Мой старший сын вылитый Генрих Штоль в молодости, и вы не могли этого не заметить, когда смотрели фото, но промолчали. Почему? Я для вас всегда буду чужой, и никакой тест этого не изменит. Меня в этой истории утешает то, что брат и сестра моего отца живы и здоровы. На ваше наследство я не претендую, так же как и на родство с вами. – Пойдём, Даша, – сказала она по-русски.
– Как знать? – сказал Генрих Штоль тихо в след выходящим из кабинета Дашам.
То, что происходило в кабинете после их ухода, догадаться не сложно. Своим знанием немецкого языка, Дарья Андреевна повергла всех в глубокий ступор. Теперь каждый присутствующий пытался вспомнить разговоры в доме, в клинике.
– Хельмут, на тебе препараты, которые просила Даша, и не забудь, они нужны к вечеру. Попробую исправить наши ошибки. На прощение я не надеюсь, но и жить в доме ещё два дня в такой обстановке невыносимо. Мы оказались не только бездарными медиками, но и плохими, неблагодарными родственниками, – говорил Адам, собираясь покинуть кабинет.
Он увидел женщин в тени деревьев на скамейке. Они мирно что-то обсуждали.
– Вы не проголодались? Поехали, пообедаем, и я покажу вам свои любимые места. Только позвоню Эмме, чтобы она накормила гостей, а нас ждала к ужину.
Адам привёз их в тихое место, на берег озера, в котором плавали лебеди. Небольшие мостки вели от берега метров на тридцать, а чуть правее, в тени деревьев, располагалось небольшое здание из стекла и бетона.
– Сюда средний класс не приезжает, кормят дорого, но очень вкусно, – говорил Адам, открывая дверку машины для матери и дочери. Я приезжаю сюда, чтобы отдохнуть душой и желудком, но не так часто, как хотелось бы. Вы простите нас, мы поступили с самого начала не красиво. Не обязательно быть родственником, достаточно оставаться человеком. Кэт в этой истории не виновата. Ей стоило не слушать никого и делать по-своему, но у них в семье главный брат, – говорил Адам. – Мне стыдно за всех. Мало того, что мы Вас не поблагодарили за помощь, ещё умудрились и обидеть.
Заказав обед на выбор Адама, они ели с аппетитом, общаясь сразу на трёх языках. Даша знала, как и Адам, английский, а Дарья Андреевна, как и Адам, немецкий. Со стороны было интересно наблюдать перевод некоторых фраз. Богатый русский язык не поддавался дословному переводу ни на один из двух. Былое напряжение, при таком общении, исчезло, настроение улучшилось, и на душе становились легче от пережитого. Дарья Андреевна, выпив кофе, прошла по мосткам к воде, оставив молодёжь. Даша рассказала Адаму о семье, братьях и племянниках, ближайших планах и пообещала дома показать ему фотографии семьи и снимки, сделанные в путешествии.
В это же время в кабинете клиники споры уже прекратились. Все присутствующие чувствовали себя виноватыми в сложившейся ситуации. Дядя в том, что беспочвенные сомнения можно было не афишировать, а сделать все втайне от племянницы. Хельмут в том, что не позволил Кэт оформить отпуск на два, три дня. Кэт в том, что подвергла подругу опасности, думая о клинике, послушала мужа и не обратилась к Генриху. Эльза и та переживала, что не настояла на прогулках с Дашей. Она понимала, что та отказалась, жалея 73-х летнюю женщину. Клеменс чувствовал себя подлецом. Сошлись в одном, препараты должны быть вечером дома, их передаст Кэт. А мировые, пятьдесят тысяч евро, передаст Адам. Он оказался самым разумным в семье и все надеялись, что ему удастся, как-то сгладить ситуацию. Важно, до воскресенья, не навредить больше, чем они уже сделали.
– А ведь никто из вас и ваших детей не заступился за родного человека так, как это сделала маленькая девочка, – поднимаясь из-за стола, сказал Генрих Штоль.
Прошло, более трёх часов, когда пообедав и прогулявшись по окрестностям, Адам привёз мать и дочь домой. Мари и Алекс объезжали окрестности и обещали быть к ужину. Даша и Адам, сидя в гостиной, рассматривали фотографии и вели негромкую беседу. Дарья Андреевна в своей комнате перебирала вещи на завтрашний день. Она выбрала легкую блузку с коротким рукавом и светлые брюки, скрывать синяк не было смысла. В дверь постучали, и вошла Кэт.
– Даша, здесь все, что просила твоя дочь. Я прихватила ещё шприцы и спиртовые салфетки, они очень удобные. Ты прости меня, ради Бога, я знаю, что поступила отвратительно. Мне надо было тебе всё рассказать сразу, а тут эта операция, потом дневник дяди Андрея, всё пошло не так, Теперь ты уже собралась домой, – она заплакала.
– Я не сержусь, Катюша. Повидались и хорошо. В нашем возрасте не стоит копить обиды и уметь прощать, иначе можно не успеть. Успокойся, спускайся к ужину, в доме чужие люди, не стоит их посвящать в наши тайны, – она обняла подругу. – Между нами было много хорошего, об этом не надо забывать. За тридцать лет мы обе изменились, но теперь мы с тобой не просто подруги юности, а почти родственники.
– Ты поговоришь с Генрихом? Он надеется на разговор.
– Поговорю после ужина. Передай, что я зайду к нему. А сейчас вытри слёзы, и пойдем к столу. Не будем заставлять себя ждать.
Ужин прошёл за разговорами, но вопросы, в основном, были обращены к новым гостям. Это сглаживало напряжение, а потом оно само по себе исчезло. Здесь же и решили, завтра, после завтрака, провести экскурсию по городу. Гидом у молодёжи будет Адам, а Кэт с подругой будут проводить свою экскурсию, чтобы не тормозить молодых. Даша с Адамом за беседой не замечали, что ужин кончился и все разошлись. Они смотрели видео со свадьбы Сергея, с комментариями Даши. Мари и Алекс вышли в сад, а Дарья Андреевна прошла в кабинет Генриха. Разговор с дядей не складывался, он не знал с чего начать, и тогда она предложила начать с того, что знала сама.
– Папа попал вместе с раненными русскими в госпиталь. Там его дедушка и заметил, он чем-то напоминал его в детстве. Дед был хорошим хирургом. Он выдал его за своего племянника, которого звали Андрей, а потом усыновил. – Её рассказ занимал много времени. Прежде чем сказать, она старалась выразить это так, как это бы звучало на родном языке, и рассказала обо всём, включая нелепую аварию. – Папа был не только хорошим отцом, но и хирургом. Он многому меня научил, но свою тайну не открыл. О ней я узнала уже после его гибели, найдя дневник, перебирая его бумаги. Вот тогда я пообещала, доведётся быть в Германии, найду могилы и положу цветы. Вот и всё.
– Спасибо за рассказ. Адам рассказал, как ты работаешь. Но ты действительно рисковала собой. Почему?
– У меня нет ответа на Ваш вопрос. Я делала то, что должна была сделать – спасти человека. На раздумья времени не было, а о выборе я не думала. Я не оперирую уже четыре года, но руки помнят, а мозги работают в нужном направлении.
– У тебя странные отношения были с Ковалёвым. Но они помогли нам избежать скандала.
– Что в них странного? Во-первых, мы с ним из России, во-вторых, если Вы не забыли, он был моим пациентом, а в-третьих, Ковалёв был моей отдушиной, другого собеседника у меня не было. Полдня общения с ним, позволили мне не так остро переносить одиночество в чужой стране, а чтобы не надоедать ему, вторую половину дня я просто бродила по городу. Все были заняты своими делами, Вам ли этого не знать.