Счастье на осколках

– Шутишь?

– Нет. Когда в день рождения курьер принёс цветы, вы сказали, что не знаете отправителя и солгали. Я это заметил.

– И что ты заметил ещё?

– Вы были рады букету. Вы придёте к нам в гости?

– Я подумаю, – она внимательно посмотрела на Дмитрия и подумала: «Нужно ехать, чтобы развеять все сомнения родителей. Если они думают как многие – это для меня шанс переубедить их».

Современная квартира недалеко от центра говорила о достатке в семье. Родителям Дмитрия было от сорока пяти до пятидесяти лет. В меру упитанная чета Серовых была при полном параде. Познакомившись, сели к столу за поздний завтрак. Дмитрию позвонили, и он вышел из-за стола. За ним проследовала сестра. Дарья улыбнулась, понимая, что пойдёт откровенный разговор.

– Дарья Андреевна, вы знаете, что наш сын в вас влюблён?

– Знаю. Но и Дмитрий знает, что моё сердце занято. Даже если его чувства глубокие и искренние, лучше знать правду. Между нами ничего нет кроме профессии. Он у вас толковый парень и я передам ему, что умею сама, но на этом всё. Мне кажется, что это влюблённость ученика к преподавателю. Так бывает и это пройдёт. Я приехала не из-за него, а из-за вас. У меня нет, и не было видов на вашего сына. Не нужно собирать на меня досье. Я адекватная и неглупая.

– Мы не хотели вас обидеть или оскорбить. Когда сын предпочитает ночному клубу работу и говорит, что его наставник молодая и незамужняя женщина, можно предположить что угодно.

– Он очень изменился, попав под вашу опеку. Он никогда не был ни лоботрясом, ни паинькой, но всегда стоял на своём. Когда выбрал медицину, у нас был шок. Думали перебеситься, завалив анатомию. А он, несмотря на тусовки, ни разу не провалил сессию. Выходит, это его призвание? У него все разговоры о клинике и о вас.

– Говорят, врачом стать мало, им надо родиться. Через год-два отправьте его на стажировку за границу, если есть возможность. Помогайте, интересуйтесь, а главное не мешайте. Забудьте фразу: «Это не твоё», чаще говорите: «У тебя всё получится». Вы ещё будете гордиться своим сыном.

Дарья вернулась в свою квартиру с чувством исполненного долга. Прошли ещё два месяца, и она была вынуждена поговорить с заведующим отделением.

– Александр Николаевич, говорю вам устно, а в следующий раз, если не примите меры, появлюсь с докладной. Угомоните свою жену. Началось с невинной забывчивости, пропажи результатов, а теперь подмена препаратов. Это не халатность, это преступление.

– Зачем ей это?

– Вы сами не замечаете, что в отделении нездоровая обстановка? Все тихо возмущаются, но молчат. Ваша жена в упор не видит врачей, спихнув свои обязанности на ординаторов, хамит, игнорирует все указания. А кто она такая? Зачем она вообще сюда ходит? Жена она у вас дома, а на работе она медсестра. Это не оговор, это факт. Не верите – поставьте камеру и убедитесь в правдивости моих слов. Ладно, я для неё стала бельмом на глазу, а всем остальным это за что?

– Успокойся, я разберусь.

– Я завтра задержусь на пару часов. Обход проведёт Серов.

– Как он тебе?

– Из него будет толк, если нездоровый интерес вашей жены не отразиться на его работе. Она у вас вменяемая? Я пробовала поставить её на место – стало ещё хуже. В одно прекрасное время она подставит меня, если не уволюсь сама. Я в этом уверена.

Утром Ольховская отправилась в военкомат. Она изредка смотрела новости по местному и российскому каналам и была в курсе последних событий. Вопрос, с которым она шла, был прост: «Как попасть в состав медицинского отряда специального назначения?» Разговор с военкомом дался тяжело, он не мог понять, что заставило её принять такое решение. Дарья сумела его убедить своими аргументами. Через час, покидая кабинет, она знала одно: если что и получится, то не через месяц и ни два. Только в середине ноября ей вручили повестку из военкомата, а через день выдали предписание. Она должна явиться на сборы с перечнем необходимых вещей в определённый день. Прямо из военкомата Дарья зашла в приёмную главного врача и протянула ему бумагу.

– Николай Иванович, я уезжаю в составе медицинского отряда специального назначения, а до этого буду проходить сборы пять дней. Вот мои документы.

–Зачем? Тебе здесь мало работы или денег? Ты новости смотришь? Даша, там не просто стреляют, там ещё и бомбят.

–Не переживайте, я буду очень осторожна. Госпиталь – это не передовая, а там ждут помощи. Мне проще – я без семьи.

– Я не понимаю тебя, Ольховская.

– И не надо. Я живу последние два года по инерции, по принципу «надо». Возможно, мне захочется жить, попав в другую обстановку. Вернусь – поговорим, – после визита к главному врачу, она нанесла визит заведующему отделением.

– Что у вас, Дарья Андреевна.

– У меня командировка на три месяца и работаю я до конца недели. Вы должны знать об этом. Документы, думаю, уже в кадрах.

– А раньше вы об этом не знали?

– Не была уверена.

– Что ты делаешь, Дашка? К чему эта игра в удачу? Чего тебе не живётся спокойно, и ты лезешь на передовую?

– Я и так была на передовой три месяца, ожидая удара в спину, а вы не замечали, не хотели замечать работу в отделении, пока у меня не лопнуло терпение. В чём вы меня обвиняете? Какого чёрта вы задаёте мне подобные вопросы? Занимайтесь своей семьёй и не учите меня жизни.

– Дура ты, Ольховская.

– Конечно дура. С этим я согласна. Два года мы не виделись после университета, но я никогда не думала, что начав отношения, вы через три года начнёте мне лгать. Лгать и считать это нормой. Как можно назвать то, что вы сделали? Как бы вы отнеслись к такому повороту с моей стороны? Молчите? Я пришла работать в клинику без всякой мысли нарушить вашу семейную жизнь. Мне не было до вас дела, я переболела вами. Понимаете? А вы, всё это время, смотрите на меня так, словно это я плюнула вам в лицо, а не вы мне. Да, можно было не принимать предложение вашего отца. Но почему я должна была отказываться от приличной работы, хорошей зарплаты только ради вашего спокойствия? Я ни словом, ни делом не нарушила вашу семейную идиллию.

– Я жить без тебя не могу. Эти четыре года хуже любой каторги. Одна радость – дочь.

– Вот и думайте о ней, а не изображайте из себя униженного и оскорблённого.

– Почему ты не можешь простить мне ошибку? Ты сама не ошибалась? Своей вины не чувствуешь?

– Ошибка, искушение, страсть. Какая разница? Вы своей выходкой дали понять, что я для вас что-то вроде бонуса в выходной день, а всё что среди недели – обычное дело. Да, я ошибалась и ни раз, но я никогда вам не лгала, вы должен это помнить, если с памятью нет проблем. А вина моя лишь в том, что я вам поверила. Как можно было лгать и лицемерить после стольких лет дружбы? Хотя на ваш взгляд это возможно. Ладно. Об этом можно говорить долго и бессмысленно.

– А как же Серов?

– Вы можете его оставить, можете уволить – парень не пропадёт. Можете вернуться в операционную и взять его с собой. Да, слухи не столько портят репутацию, сколько бьют по нервам. Мне не в чем перед вами оправдываться или что-то объяснять. Я вас предупредила о своём отсутствии, а вам решать, что делать. Удачи! – Проходя мимо поста, она с удивлением посмотрела на медсестру Марину.

– Не удивляйтесь, Дарья Андреевна. Теперь будем видеться каждый день. У нас перестановка кадров. Мне даже так удобнее. Я на работу, сына в сад, а выходные буду проводить с семьёй.

– Уважаемые коллеги, есть небольшая новость. Вам придётся пересмотреть график до конца месяца. Поступаю в распоряжение военкомата с девятнадцатого числа на три месяца.

– Дарья, зачем тебе это?

– Родина ждёт героев, – улыбнулась она. – Это я наказываю вас. Поработаете без меня три месяца и, возможно, оцените моё присутствие в отделении.

– Шутишь? Каневский в курсе? А как же теперь Дмитрий? – недоумевал Осипов.

– Я Дмитрия не бросаю, передам в надёжные руки. Александр Николаевич чаще будет находиться в операционной, а Дмитрий пройдёт другую школу и будет отличным помощником. Через три месяца я вернусь, и вы все выскажите мне свои претензии.

Сборы в командировку начались с откровенного разговора и просьбы к соседке.

– Катюша, я хочу написать завещание на подругу. Всякое может случиться, но знать ей об этом не нужно. Это документы на квартиру, дом и машину. Это её данные и координаты. Я не хочу, чтобы всё досталось сестре, а Марина мою дочь не обидит – она сама юрист. Вернусь в добром здравии, и мы с тобой посмеёмся над перестраховкой.

– Зачем ты это делаешь?

– Хочу помочь. Мне проще, а у людей семьи.

– Даша, ты не понимаешь, что это опасно? Тебя могут ранить, убить.