И касался распухших губ.
Он шептал, как я хороша,
И что мы с ним пойдём домой -
И забыла я обо всём,
О чём выли десятки труб.
Показалось внезапно мне -
Я невеста, а он жених,
Я в фате, а не в рубище,
И для нас – величальный гул.
Но вскричал он вдруг всех сильней:
– Ведьма, дом твой! – и шум затих -
Он к костру меня подтащил,
Всю в слезах, к палачу толкнул.
Браво, милый, мой грустный шут!
Номер твой удался вполне -
Всем зевакам ты угодил -
Но сейчас не твой бенефис.
Как бы ни был твой выход крут,
Все овации нынче – мне,
Дарит лесенка без перил
Недоступную смертным высь.
Здесь внушать мне восторг и страх -
Ловят все каждый вздох и слог.
Сгинешь ты средь бурлящих масс,
Лишь искра упадёт на трут.
Для меня в ночных небесах
Запылает чудо-цветок,
Моё имя в рассветный час
Все глашатаи пропоют.
Возрождение
И когда во мне жизнь каплей ртути застыла,
Не имея в запасе ни срока, ни шанса,
И когда я себя опускала в могилу -
Хлынул тут ослепительный свет Ренессанса.
И мне стало неважно вдруг, что безответно:
Звуки флейты, гитары и виолончели
Возвестили, что мрак исчезает бесследно
Там, где правит любовь, как "Весна" Боттичелли.
Мне теперь не до скорбных молитв, не до плача -
Пьяный ветер дороги вдыхаю легко я.
Надо мною беззлобно стебется Боккаччо,
И бродяга Сервантес мне машет рукою.
А в распахнутом небе – бездонном и ярком -
Рафаэлевы ангелы плещутся нынче.
Мне в весенней Венеции слушать Петрарку,
Мне в осенней Болонье встречаться с Да Винчи.
Мне ещё воскресать, перебарывать тленье -
Сожжена я в любви и воскресла с любовью.
Ну, а свет после смерти – и есть Возрожденье,
Так обычно кончается Средневековье.