Уложив меня на постели, он склонился надо мной и внимательно посмотрел мне в глаза.
– Да, Настенька? Ты хочешь этого? – нежно спросил он.
– Да, – тихо ответила я.
Его губы, нежно коснулся моей груди… крепкие руки легли на мои бедра… он скинул с себя полотенце… я закрыла глаза…
– Настенька, любимая моя… Моя милая маленькая девочка… Моя… Ты только моя, Настенька…
* * *
Наутро, Герман проснулся самым счастливым человеком, когда он открыл глаза, я уже не спала и выглядела совсем не такой счастливой, как он, скорее наоборот.
– Что-то не так? – взволнованно спросил он, присев на постели. – Скажи, я сделал, что-то не так?
– Нет, все хорошо, – я пыталась улыбаться, а самой хотелось плакать.
Герман склонился надо мной и нежно поцеловал меня.
– Тогда почему моя принцесса грустит? – он смотрел на меня влюбленными счастливыми глазами.
Несколько минут я молча смотрела на него, потом все-таки спросила.
– Во сколько ты уезжаешь?
– Почему это, Я – уезжаю? – возмутился он и присел на постели. – МЫ – уезжаем!
– Герман, не начинай, пожалуйста! – я тоже присела, мы громко спорили. – Что ты скажешь родителям? Я украл подростка и через неделю ее будут искать!
– Настя, это не я начинаю! Это ты продолжаешь упираться! Я же сказал вчера, как мы поступим! – он готов был сорваться на крик, крепко взяв меня ладонями за плечи. – Я никому не отдам тебя! Слышишь? Никому и никогда! – взгляд у него сейчас был такой, что он, наверное, придушил бы даму из опеки, попадись она ему, он сильнее сжал ладони и, наверное, сам почувствовал, что делает мне больно. – Прости, милая, – уже спокойно сказал он, отпустил мои плечи и крепко обнял меня.
– Настенька, я умоляю тебя, поедем со мной. Неужели ты не понимаешь, что я не смогу жить без тебя? Настя, пожалуйста.
– Герман, я очень не хочу терять тебя, ты единственный, кто есть у меня в этом мире, но ты же понимаешь, что все это бред. Что? Ну, что ты скажешь отцу? – я очень не хотела расставаться с ним.
Он взял мои ладони в свои и посмотрел мне в глаза.
– Скажи мне, девочка моя, – тихо сказал он. – ТЫ – хочешь жить со мной? ТЫ – готова разделить свою жизнь со МНОЙ? ТЫ – хочешь быть МОЕЙ женой? – он с надеждой смотрел на меня.
– Да, – твердо ответила я.
Он снова крепко обнял меня.
– Настенька, я весь мир переверну, но никому не отдам тебя.
– Но, как же отец? Ты понимаешь, о ЧЕМ ты хочешь просить его?
– Он поймет меня. Он должен понять меня! – Герман снова повысил голос.
– А если нет? – не успокаивалась я.
– Деньги сейчас решают многое, но я уверен, отец должен понять меня, – уверенно сказал он. – Собирайся, мы скоро выезжаем.
– Но, мне нечего собирать, – ответила я.
– Ну, да. Дом, кстати, уже открыли, мы можем съездить туда, – сказал он.
– Герман, там, наверное, нужно убрать? – меньше всего мне хотелось возвращаться туда.
– Ну, тогда шустрей, одевайся, поехали, – бодро сказал он…
Когда мы подъехали к дому, сердце мое сжалось в комок. Мой милый родной дом… Еще несколько дней назад у меня была семья, были родители, а теперь их нет и прежней жизни тоже больше нет.
После той ужасной ночи, сюда никто еще не входил, и теперь мне предстояло отмыть здесь всю кровь. Когда мы вошли, в доме стояла невыносимая вонь – запах закисших продуктов, просто валил с ног. Герман пооткрывал настежь все окна и двери. Я взяла два больших мешка для мусора и стала сбрасывать туда все подряд. Набрав два ведра горячей воды, я перемыла все комнаты, оставалась кухня, я до последнего не хотела входить туда. Герман, видимо, это понимал.
– Хочешь, я сам там уберу? – спросил он.
– Не нужно, Герман, я должна сама.
– Сама, а я тебе помогу.
Дверь на кухню, до сих пор оставалась закрытой и, когда мы открыли ее, помимо запаха испорченных продуктов, в нос «ударил» запах, разлитой на полу и оставшейся в стаканах, водки. Герман открыл окно, в него ворвался чистый свежий воздух.
Я стояла, уставившись в пол, там были два больших пятна, уже засохшей, крови и два, обрисованных мелом силуэта, недавно лежавших здесь, в неестественных позах, людей.
– Настя, ты как? – спросил меня Герман, видя мое оцепенение.
– Нормально, – тихо ответила я.
Мы перемыли всю посуду, собрали весь мусор. Пол – я смотрела на него и снова вспоминала, ту ужасную ночь, когда в один миг, я осталась совсем одна на всем белом свете. «Я все равно найду вас всех! Найду и выпущу вам кишки!» – думала я, отмывая, присохшую к полу, кровь. И это были не просто мысли обиженного ребенка. Эти мысли, с неистовой яростью, очень крепко «засели» у меня в мозгу и в сердце. «Я все равно, найду вас всех!»
– Ну, все, – сказала я, наконец, закончив с уборкой и собрав вещи.
– Едем? – спросил Герман.
– Да. На кладбище заедем?
– Конечно.
По дороге Герман купил большой букет кроваво – красных роз. Кроваво – красные розы… Раскладывая их на могилах родителей, я все еще не верила в то, что их больше нет. Никто не сможет заменить мне мать. Никто не сможет заменить мне ее любовь и заботу! Никто! Даже Герман. «Не впускай в свое сердце жестокость» – когда-то говорил мне мой любимый дедушка, но именно она сейчас заполняла мою душу. Мне не хотелось рыдать, мне хотелось найти этих уродов и раздавить их, я была уверенна, что когда-нибудь, я сделаю это. Герман обнял меня за плечи, мы еще немного побыли на кладбище и ушли.
– Прощайте, родные мои, – прошептала я, в последний раз взглянув на могилы родителей и, не оборачиваясь, пошла к машине.
Уходя с кладбища, я думала о том, что уже никогда я не смогу быть наивной и доверчивой. Я уже не буду ребенком, которого опекает мать. Сейчас, я не просто уезжала из Ивановска. Я уезжала из детства, так жестоко оборванного и впереди меня ждала совсем другая, взрослая жизнь, где не будет заботливой мамы. Теперь я сама должна бороться за свою жизнь. Эти уроды не просто лишили меня родителей, они лишили меня детства и юности, навсегда убив во мне светлую чистую наивность, оставив в сердце жестокость и осознание того, что мир жесток и судьба порой несправедлива. Но тогда, я даже не подозревала, сколько еще слез мне предстоит пролить, прежде чем судьба убьет мою наивность окончательно, насколько жестокой окажется моя судьба и насколько жестокой стану я сама в постоянной борьбе со своей судьбой.
Когда мы выехали из города, я достала из сумки ключи и документы на дом и отдала их Герману.
– Продать пока не получится, придумай, что-нибудь. Я никогда туда больше не вернусь.