Люда Влассовская

– Ушли, Бэлла.

– Он жив еще, мой князь и повелитель?

– Жив, волею Аллаха, жив еще! – сказал Хаджи.

– Можно мне к нему?

– Входи, Бэлла, твое место подле больного мужа, – сказал Хаджи.

В ту же минуту из-за ковра, скрывавшего вход в следующее помещение сакли и служившего дверью, вошла тоненькая, маленькая женщина, вся гибкая и стройная, как тополь. Бледное лицо ее было встревожено и печально. На худеньких щеках уже не играл румянец юности (татарки старятся рано), но, несмотря на недостаток румянца и скорбный взгляд больших черных глаз, княгиня Бэлла Израил, дочь Хаджи-Магомета, показалась мне красавицей.

В два прыжка очутилась она у ложа мужа и, жадно вглядываясь в лицо больного, теперь лежавшего в забытьи, быстро зашептала:

– Еще ночь… еще утро… и Израила не станет… так сказал мулла… Его схоронят… зароют в могилу вместе с доспехами и конем. Горько тогда заплачет Бэлла… тяжко заплачет. Долго была счастлива Бэлла… много счастлива… А теперь конец, всему конец – и радости, и счастью… Ох, отец, отец, зачем еще живет на свете твоя Бэлла! – разразилась она глухими рыданиями.

Мне стало невыносимо видеть слезы, обильно текущие по ее бледному личику; я бессознательно приблизилась к ней и, положив ей на голову руку, сказала:

– Полно, успокойтесь, Бэлла. Бог милосерден и сохранит вам вашего мужа!

Она быстро обернулась, вскрикнув от неожиданности. В охватившем ее приступе горя она и не заметила моего присутствия.

– Кто ты, госпожа? – так и впилась она в меня глазами.

Я назвала себя, прибавив, что приехала сюда помочь, как могу, ее больному князю.

Тогда она словно обезумела. С быстротой и живостью горянки бросилась она передо мной на колени и, покрывая мое платье и руки поцелуями, залепетала, смеясь и плача в одно и то же время:

– О госпожа, спаси его, облегчи его страдания… и Бэлла не забудет тебе этого, пока дышит Бэлла… Мы вынесли много золота и тканей из дома наиба!.. Мать пожалела Израила и дала их нам, когда отец прогнал нас из поместья… И трех коней взяли с собой… И много острых кинжалов дагестанской стали… Все отдаст тебе Бэлла, только вылечи Израила, добрая госпожа!

Я успокоила ее, как умела, повторяя, что один Бог может спасти недужного. Потом принялась за больного. Я сорвала со стен кунацкой ковры и тяжелые ткани, украшавшие их, и открыла находившиеся под самой кровлей сакли два крошечных окошечка. Мне хотелось, чтобы как можно больше воздуха и света проникло в мрачное жилище Хаджи-Магомета. Потом с помощью Бэллы сварила ароматичное питье, помогающее от жара и лихорадки, и дала его выпить больному. На голову Израила я положила платок, смоченный в воде и уксусе, припасенном мне Барбале.

К вечеру больной перестал метаться, но страшная слабость теперь сковывала его члены. Дыхание чуть заметно шевелило грудь. Глаза были закрыты. Руки бессильно повисли вдоль безжизненно распростертого тела.

– Гляди, госпожа, он умирает! – в ужасе вскрикнула Бэлла, низко наклонившаяся к лицу мужа.

Действительно, жизнь Израила была на волоске. В ту минуту, когда я, с силой разжав ему рот, готовилась влить в него несколько капель крепкого вина, неприятный, резкий, уже знакомый мне голос муллы произнес за моими плечами:

– Что, госпожа, или шайтан не хочет больше помогать тебе?.. Видно, Аллах знает лучше, что надо для молодого князя… Еще луна не взойдет на небо, как душа его переселится в райские владения. Уйдите, женщины, – прибавил повелительно голос, обращаясь ко мне и Бэлле. – Вам не место здесь, у одра умирающего… Я должен приготовить бека предстать бесстрашно пред лицом Аллаха.

– Постой, ага, – произнесла я твердо, загораживая дорогу вошедшему мулле, – ты слышал, как наиб позволил мне использовать все средства, чтобы помочь его сыну… До утренней зари больной принадлежит мне. На заре приходи, мулла, исполнять свое дело! До зари он доживет наверное, я тебе ручаюсь!

– Ступай, мулла! – произнес Хаджи-Магомет. – Если бек Израил почувствует себя хуже, то я приду за тобой, клянусь именем Аллаха и Магомета, пророка Его!

Старик не посмел усомниться в словах своего друга, Хаджи-Магомета, и, ворча что-то под нос, вышел из сакли.

– Вы не можете сказать мне, Бэлла, долго ли болен ваш муж? – спросила я красавицу татарку.

Молодая женщина подняла на меня свои заплаканные глазки и, перебирая по пальцам, заговорила:

– Одно новолуние… две, три… четыре соловьиных песни… Потом еще четыре и еще одна… Вспомнила, госпожа, вспомнила! Сегодня девятое новолуние… Да, девятая ночь, что мой Израил болен…

«Девятая ночь. Стало быть, роковая! – вихрем пронеслось в моих мыслях.

– Сегодня надо ждать перелома болезни, кризиса: на заре бек Израил или откроет глаза, или вместо него мулла найдет здесь одни холодные останки».

– Бэлла, – сказала я молодой женщине. – Сегодня участь ваша решится. Скажите мне, веруете ли вы в Бога, Бэлла?

– Я верую, что Аллах могуч и всесилен! Горе неверным, не признающим его! – начала она глухим и убитым голосом. – Моя сестра Марием отреклась от Аллаха и перешла в веру урусов, и Аллах жестоко покарал ее смертью в полном расцвете молодости и красоты… Аллах жесток и не прощает обиды… Он не пощадит Израила, потому что Израил прогневил его… Так сказал мулла…

– Значит, вы не можете молиться, Бэлла, не можете просить Аллаха спасти вашего мужа?

– О госпожа, это бесполезно! – произнесла она печально. – Мои молитвы не будут услышаны… Темные и светлые духи борются же теперь за жизнь Израила, и лишь только темные духи одолеют – мой бек и повелитель отойдет в горние селения Аллаха.

– Ну а если я помолюсь Богу, моему Богу, Бэлла, – произнесла я тихо, взяв ее руку, – если я помолюсь моему Богу, Бэлла, и Он услышит мою молитву?.. Наша религия не так мрачна и беспросветна, как ваша! Наше учение веры говорит о благом и милосердном Спасителе, который отдал свою жизнь за нас и претерпел великие мучения за грехи людей…

– Сестра Марием говорила мне о вашем Христе! Я знаю, что Он благ и мудр… Я знаю, что Он запрещает проливать кровь врагов и не позволяет мстить убийцам!

– Истинная правда, Бэлла! Наш Спаситель милостив и благостен к людям. Я не смею надеяться, что моя грешная молитва будет услышана Им, но я буду горячо молиться, Бэлла, чтобы Господь сохранил вам вашего мужа, – сказала я твердо.

И я исполнила мое обещание. Я не помню, чтобы в другой раз в продолжение всей моей жизни я молилась так горячо и усердно, как в эту ночь, проведенную в Дагестанских горах под кровлей сакли Хаджи-Магомета…

x x x

Заря уже алым заревом охватила полнеба… Красный отблеск врывался в оконца под кровлей и словно румянцем обливал саклю. Бэлла по-прежнему сидела неподвижно на ковре, поджав под себя ножки… По-прежнему Израил лежал, разметав вдоль тела бессильные руки.

«Жив или умер?» – пронеслась в моей голове тревожная мысль, и я со страхом склонилась над больным.

Израил был бледен как смерть, но дыхание, вылетавшее из груди, стало спокойнее и глубже. На лбу выступили капельки пота, и все лицо было мирно и спокойно, как у спящего…

Кризис миновал благополучно. Бек Израил был спасен.

ГЛАВА XIV

Закон Аллаха и благо Спасителя

Слезы, стенания, смех и взвизгивания разом вырвались из груди дикарки Баллы, когда я сообщила ей радостную новость.

– Золотая… яхонтовая… драгоценная! – шептала молодая женщина, исступленно падая к моим ногам и охватывая мои колени дрожащими руками. – Теперь я твоя раба… собака… Бей… гони… толкай Бэллу… Бэлла не уйдет от доброй госпожи… за то, что госпожа спасла ей мужа.

– Не я спасла, Бэлла, не говорите так! – произнесла я строго. – Спас Господь Бог и милосердный Спаситель!

– Спаситель, которому молилась сестра Марием? – раздумчиво повторила за мной молодая женщина.

– Да, Бэлла! Спаситель, которому молимся и все мы, христиане…

Она задумалась на минуту, потом произнесла с расстановкой:

– А если бы мусульманка захотела поблагодарить Его за спасение Израила, то услышал бы Он ее молитву?