И взор старшего Редевольда так и впился в учителя.
– Много. Но не думай, что каждый урок будет так же интересен, как этот. Мне хотелось только доказать тебе, что изучение крокодила, благодаря его прошлому исторически-религиозному значению, не лишено интереса.
– А вы и про белых слонов знаете, пожалуй?
– Пожалуй, знаю и про белых слонов.
– Ах!
Серые глаза Эдуарда сверкнули. Лицо его преобразилось мигом.
Он протянул руку Сереже со словами:
– Я ошибся немного… И теперь ничего не имею против того, чтобы быть вашим другом.
Сережа пристально взглянул на мальчика и, не подавая ему своей руки, погладил только кудрявую, черную головенку и произнес спокойно и веско:
– He так-то легко сделаться моим другом, Эдуард. Так, кажется, зовут тебя, мальчуган? Надо уметь заслужить прежде всего мою дружбу, понял?
Мальчик вспыхнул от обиды, хотел было сбросить со своей головы ласкавшую его руку и раздумал.
Ему приветливо улыбалось такое благородное, такое смелое, юношеское лицо, что не почувствовать доброго влечения к Скоринскому он не мог.
Он буркнул что-то в ответ и снова отошел в угол.
– Браво, браво, молодой человек! Вы отлично, как я погляжу, справляетесь с моими головорезами, – послышался незнакомый голос с порога.
Сережа и мальчики живо обернулись. Пред ними был сам владелец замка – барон Редевольд.
Это был высокий, еще не старый человек, но с заметно седеющей шевелюрой. У него было серьезное доброе лицо и горделивая осанка.
Он быстрыми шагами подошел к юноше и, пожимая ему руку, произнес по-русски с чуть заметным акцентом:
– Славно справляетесь с моими ребятами. В сущности, не дурные у меня сыновья. Старший избалован немножко. Что поделаешь? Покойная жена его слишком любила. На всем здесь лежит ее печать, хотя более трех лет, как баронесса Лина покоится в могиле. Этот замок, этот горбатый мост, ров и развалины – все это оставлено по ее просьбе неприкосновенным, как памятник прежних лет. Баронесса Лина любила рыцарские времена и охотно читала романы из той эпохи. Редевольд был близок ее душе… Вот почему, приехав сюда, вы почувствовали себя героем феодального времени. He правда ли?
Сереже нравился этот высокий, худой, благородный человек, с рыцарской вежливостью говоривший с ним.
Пугавшая его было заглазно семья немецкого барона теперь казалась ему крайне симпатичной и гостеприимной.
Правда, старший из мальчиков своим властным характером внушал кой-какие опасения, но в глубине души юноша не терял надежды подчинить себе маленького Эдуарда и расположить его в свою сторону.
Удар гонга в саду возвестил о завтраке, и все четверо направились в столовую замка.
Глава IV
Редевольская колдунья
Заходящее солнце лениво купало в море свои пурпуро-красные, умирающие лучи… И море под влиянием солнца, стало пурпуро-красным в этот вечерний тихо-радостный час… Кроткою, робкою лаской повеяло от моря… Желтые лютики и бело-палевая кашка, ободренная вечерней прохладой, закивала-заулыбалась с утеса навстречу прощальным пурпуровым лучам…
Сережа Скоринский сидел на скале и смотрел в море… Его багровые волны дробились о скалу с ласковым лепетом и радостным шумом… Позади него возвышались грозно-таинственные руины старого замка и стена, отделяющая новый замок от печальных развалин… Налево берег, песчаный и пустынный, низменный берег, обсаженный вербою, с бедной рыбацкой деревенькой в двух верстах отсюда, где, как муравьи, копошились люди-рыбаки у своих лодок.
Сережа сидел на скале, свесив ноги над морем, пурпурово-алым и красным, как кровь… Ему казалось, что вот-вот, стоит только взмахнуть руками, и он полетит, подобно огромной птице, куда-то вдаль, далеко-далеко над ало-пурпуровыми, кровавыми волнами… Он думал о семье, о близких. Думал о том, что переживает воочию какую-то странную сказку. Этот таинственный замок, этот рыцарски-вежливый и печальный барон, этот затерянный в глуши Остзейского края уголок, – все было так фантастично, необыкновенно и красиво.
С Павликом Редевольдом они были, казалось, давно друзьями на всю жизнь. Эдуард до вчерашнего дня еще сторонился его, но вчера отношения их круто изменились.
– Вы знаете, monsieur Serge, – сказал как-то после урока Павлик Редевольд, – что в северной башне показывается белая женщина каждую полночь?
– И ты веришь подобным нелепостям, мальчуган? – пристыдил он ребенка.
– Ах, monsieur Serge, но там ни одна душа не смеет переночевать, в северной башне; ее, т. е. белой женщины так боятся! Даже Эддик боится, а ведь он такой храбрый! – кивнул он с гордостью на брата. Тот только высокомерно повел бровями.
– Как, и ты трусишь, Эдуард? – усмехнулся юноша.
– А вы не струсите уж будто! – дерзко засмеялся тот.
– He струшу.
На лице Эдуарда отразилось полное изумление.
– И вы переночуете в башне?
– Ну, конечно!
– Ну?
– Чтобы показать вам всю нелепость подобных толков, – заключил весело Сережа.
В тот же вечер, после ужина, захватив с собою подушки и плед, он отправился в башню, где и проспал благополучно до следующего утра.
А утром, вернувшись в жилое помещение замка, был несказанно поражен встречей, устроенной ему Эдуардом.
– Вы смелый, как рыцарь! – вскричал мальчик, пожимая его руку, – и я уважаю вас.
– Славный мальчуган, непосредственный и умный, – мысленно рассуждал Сережа, вспоминая старшего барона. – Сегодня же буду писать Наташе о нем. Она так любит ребят!
Он поднялся со скалы, с сожалением в последний раз окинул взором море и хотел уже идти, как внезапный шорох привлек его внимание.
Вся облитая ало-багровым закатом, перед ним стояла девушка, вернее, девочка, лет пятнадцати на вид… Она была стройна и тонка. Какая-то зеленая шелковая ткань окутывала ее фигурку, подвижную и гибкую, как у змеи. Огненно-красные до колен волосы прикрывали стан, струясь кровавыми, как само солнце в час заката, волнами вдоль спины, плеч и груди, красивые, волнующиеся и непроницаемо густые… Из-под кудрявившихся надо лбом прядей глядели глаза… Две зеленые звезды с огромными черными зрачками, со взглядом русалки, веселым и таинственным в одно и то же время… Алый рот с мелкими зубами и маленькое, маленькое личико, все опаленное огнем загара, обветренное морскими ветрами, загадочно улыбалось ему странною, очаровательною и в то же время необычайной красотой. Зеленые звезды залучились, заискрились… Ало-красные губы раскрылись… И странное существо усмехнулось неожиданно и насмешливо, обнажая ряд своих белых и острых, как у мышонка, зубов.
– Кто вы? – произнес Сережа, пораженный неожиданным и странным видением.
Потом, видя, что она его не понимает, повторил по-немецки свою фразу:
– Кто вы? откуда вы пришли?
Она быстрым движением поправила венок белых лилий, сползший ей на лоб и, закусив огнисто-красную прядь своих пышных кудрей зубами, произнесла чуть слышно по-немецки:
– Я Сирена! Или вы не знаете этого? Пришла оттуда! – она указала тоненьким смуглым пальчиком на скалу, море и вдруг рассмеялась…