Паж цесаревны

– Ну, и что же? – так и впилась цесаревна глазами в рассказчика.

– Их схватили… привели к Бирону… Сам регент занялся этим делом. Несчастных заперли в его дворце… Их будут, конечно, пытать…

– Пытать за меня! О, как это жестоко! – схватившись за голову, прошептала Елизавета. – Когда же кончится все это? Когда прекратятся эти ненужные жертвы? Надо узнать, во что бы то ни стало, что ждет этих несчастных! И если… если… Нет, я сама поеду к Бирону и буду умолять его отменить казнь.

– Еще что! – резко вскричала Шепелева, – русская царевна пойдет унижаться перед этой курляндской лисицей!

– Тише, тише, Мавра Егоровна! – остановил расходившуюся девушку Петр Иванович Шувалов. – Курляндская лисица – ныне регент Российской Империи.

– Опомнись, батюшка! Что мне за дело, регент он или нет? Знаю я одного государя-императора, да солнышко мое, цесаревну, а до всего прочего мне дела нет!

– Это ужасно, ужасно! – повторяла между тем Елизавета. – Надо узнать, что с ними, выведать все и спасти, непременно спасти… Ведь из-за меня пошли они на дыбу!

– Да, да, надо помочь им и как можно скорее! – произнес всегда готовый одолеть всякие препятствия смелый и решительный Воронцов.

– Но как? Как? – в один голос произнесли братья Шуваловы, Мавра и цесаревна.

– Оба молодца сидят под караулом во дворце регента. Чтобы узнать о них, надо проникнуть во дворец. Нам, как лицам вашей свиты, этого нельзя. Нас тотчас же арестуют, как шпионов, – произнес с уверенностью Лесток.

– Вы правы, доктор. Нам идти нельзя, – согласился Воронцов.

– Но оставить так тоже нельзя! Нужно же помочь! – отозвался Александр Шувалов, у которого так и закипала кровь при известии о новых казнях ненавистного курляндца.

– Но как пробраться во дворец к регенту? – произнесла цесаревна, – как проникнуть к несчастным?

– Я проникну! – послышался молодой голос, и Андрюша Долинский, сверкая глазами, выступил вперед.

– Ты? – проронили в один голос присутствующие, изумленные заявлением юного пажа.

– Да, я, если ты мне позволишь, матушка-цесаревна! – произнес отважный мальчик, обращая горевшие неизъяснимой преданностью и любовью глаза в лицо Елизаветы.

– Но они арестуют, они погубят тебя! – в волнении произнесла цесаревна.

– Нет! Погубить не погубят, – успокоительным тоном проговорил Лесток, – не такой же зверь Бирон, чтобы учинять над детьми кровавую расправу. И потом мальчик не так глуп, чтобы отдаться им в руки… Не правда ли? – обратился он к Андрюше.

Тот только блеснул глазами в ответ.

В его отважной голове уже зрели планы.

– Отпусти меня к этим несчастным, матушка-цесаревна! – заговорил он с мольбою, – я проберусь к ним, я успокою и обнадежу их. Они узнают от меня, что цесаревне Елизавете, для которой они не призадумались отдать жизнь, ведомо об их преданности, и она благословляет их… Я знаю, как это должно их утешить… А они нуждаются в утешении, цесаревна. Их участь не весела! У них, может быть, маленькие дети… Мой отец подвергнут был той же участи и, в память отца, я пойду к этим несчастным!

Не просьбою, а твердою решимостью звучали последние слова Андрюши. Горячая кровь прилила к его лицу. Глаза с нежностью смотрели на цесаревну. Но не робкая мольба сияла теперь из этих твердых, смелых, прекрасных глаз.

– Пусти его, Ваше Высочество! Видишь, сам не свой, рвется мальчишка. Не простак наш Андрей, не осрамит! – произнесла Мавра Егоровна, – а не пустишь, все едино убежит! – прибавила она, махнув рукою. – Убежишь, Андрюша? Ведь правда?

– Убегу, Мавра Егоровна! Убегу, чтобы все вызнать и потом успокоить цесаревну нашу! – смело тряхнул кудрями мальчик.

Елизавета наградила своего пажа долгим ласковым взглядом.

– Бог с тобой, мальчик! Ступай! Сам Бог тебя посылает на доброе дело! – проговорила она, любовно гладя своими нежными пальцами припавшую к ее руке чернокудрую головку.

Андрюша радостно вскрикнул и осыпал эти пальцы градом горячих поцелуев.

Глава XII

Закостюмированный. В саду герцога

Ноябрьский денек выпал на славу… Солнца, правда, не было видно, солнце пряталось в морозном небе, но снег, выпавший рано в этом году, заменял своим белым ослепительным блеском скрывшееся за седыми облаками капризное солнце.

По берегу Фонтанной речки шел чернокудрый мальчик, одетый в простой крестьянский полушубок, с шапкой на голове, нахлобученной по самые уши. Теплые валенки были надеты на его ноги, большие, вязаные рукавицы – на руки, но все же мороз давал себя чувствовать, и мальчик то и дело похлопывал руками и притопывал ногами, чтобы как-нибудь избавиться от несносного мороза.

Подпрыгивая и приплясывая таким образом, он миновал несколько улиц и очутился перед воротами дворцового сада.

– Куда лезешь? – неожиданно остановил его караульный солдат, грубо схватив за плечо.

– К дяденьке моему, дворцовому истопнику иду в гости, – смело отвечал мальчик, – дяденька, слышь ты, у регента состоит на службе.

И он гордо вытянулся перед свирепым стражем. – «Знай нас, мол! Не простые мы люди, а истопники самого герцога».

– А ну тебя! – махнул солдат и пропустил его в ворота. Мальчик проворно юркнул в них и зашагал по аллее.

В саду было чудно хорошо в этот светлый, зимний, студеный день. Кругом стояли деревья, разукрашенные инеем, словно невесты, готовившиеся к венцу. Но мальчику некогда было любоваться ими. Он увидел вдали огромное здание и вздохнул облегченно.

Слава Богу! Он у цели! Вот и дворец!

И Андрюша Долинский (это был он, чернокудрый мальчик, одетый простолюдином) смело зашагал по главной аллее по направлению к дворцу.

Треск сучьев, громкое карканье и падение чего-то на землю неожиданно привлекли внимание мальчика.

Андрюша взглянул вперед и увидел маленькую белочку, в спину которой вцепился своими острыми когтями огромный ворон. Бедный зверек беспомощно бился в цепких лапах хищника. Юный паж с минуту задумался, потом быстро запустил руку за пазуху и вытащил оттуда небольшую пистолю. Нацелиться в ворона и спустить курок было делом одной минуты. Раздался выстрел. С пронзительным криком хищник опрокинулся на спину и забился в предсмертных судорогах. Белка вскочила на ноги, бросилась с быстротою стрелы к соседнему дереву, взобралась по широкому его стволу и исчезла на нем среди сучьев, покрытых снегом.

В то время, как Андрюша, надеясь, что спас бедного зверька, хотел двинуться дальше, тяжелая рука опустилась на его плечо. Мальчик живо обернулся. Передним стоял худой, длинный, как палка, человек с рыжими космами, выбивающимися из-под зимней шапки. Он был одет в придворный мундир, который висел, как на вешалке, на его худой, костлявой фигуре.

Точно гром небесный упал на Андрюшу, так неожиданно было появление незнакомца передним.

– Стой! – вскричал рыжий человек в самое ухо пажа, – именем государя-регента я арестую тебя!

– Как? За что? За что вы хотите меня арестовать? – произнес Андрюша, скорее изумленный, нежели испуганный этими словами.

– За то, что ты вздумал здесь заниматься охотою. Разве ты не знаешь, что строжайше запрещено охотиться ближе тридцати верст расстояния от столицы? – сурово произнес рыжий человек.

– Я вовсе не охотился здесь, – ответил Андрюша, – но, увидя, как ворон схватил белку, решил наказать хищника и избавить этим от смерти несчастного зверька.

– А каким образом у тебя очутилась пистоля, дружочек? По твоему виду ты крестьянин, а крестьянам носить оружие не полагается, – произнес рыжий, хитро сощурив свои бесцветные крошечные глазки и вонзая их подозрительным взором в лицо мальчика.

Андрюша вспыхнул. Рыжий был прав. Пистоля, которую он захватил из дома на всякий случай, выдала его. Об этом он не подумал раньше и теперь уличен на месте преступления.

Беспомощным взором взглянул Андрюша на дымящееся еще в его руках оружие, потом перевел глаза на ехидно улыбавшееся лицо рыжего человека.