Особенная

Мария Александровна не отрывая глаз следила за дочерью. Нет, право, с каждой минутой ей все больше и больше нравилась эта милая, ласковая, добрая, жизнерадостная девочка.

Когда по настоянию своего нового мужа, Андрея Васильевича Карского, утверждавшего, что столь продолжительное отсутствие Лики может совсем отлучить девушку от семьи и родного дома, она решила выписать дочь, Мария Александровна, успевшая отвыкнуть от своей девочки, не без трепета думала об их будущей совместной жизни. Она знала резкий характер тети Зины и чуточку даже побаивалась ее, этой энергичной, быстроглазой, с легкой проседью в гладко зачесанных волосах женщины. Боялась насмешливости тети Зины, боялась ее строгого отношения к людям, боялась ее острых, но всегда чрезвычайно метких и справедливых суждений. Но больше всего она боялась влияния тетки на Лику. Мария Александровна опасалась, что и у дочери могут сложиться такие же резкие суждения, которые были бы странны для ее юных лет.

И вот при первом же взгляде на добрую, нежную и мягкую Лику она поняла, что ошибалась. Мария Александровна сразу успокоилась и прогнала от себя напрасные страхи. Идя под руку с Ликой по платформе Царскосельского вокзала, она с гордым чувством счастливой матери отвечала на поклоны знакомых, и в то же время ее глаза говорили: «Не правда ли, как она хороша? Это – моя дочь! Моя Лика!»

– Лика! Вот и наши! Они приехали встретить тебя из Павловска, – заметив вдали две знакомые мужские фигуры, радостно воскликнула Мария Александровна, нежно сжимая руку дочери.

– Ах!

Девушка ускорила шаг и почти бегом бросилась навстречу встречающим, но, внезапно сообразив, что это неудобно, остановилась, подалась назад и стояла теперь – с лицом, залитым краской смущения, – юная и прелестная.

– Папа? – робко и застенчиво сорвалось с ее губ, когда перед ней склонилась высокая, представительная фигура безукоризненно одетого в легкий летний костюм мужчины, и она привстала на цыпочки, чтобы достать губами до его головы, с которой он, поклонившись, снял шляпу.

– Папа! Как я рада! Можно я буду вас так называть?

– Дорогая Лика! – Карский выпрямился, несколько раз подряд поцеловав нежные ручку и щечку падчерицы, и девушка смогла рассмотреть его выразительное, несколько усталое лицо с тщательно выхоленными баками и честными, суровыми, чуть прищуренными глазами.

– Мы будем друзьями, не правда ли, Лика? – продолжал он. – Я так люблю, так уважаю вашу маму, а вы ее дочь – и этим сказано все!

– О, Андрей! – вмешалась Мария Александровна. – Пожалуйста, говори Лике «ты» – она ведь совсем еще дитя.

– Это само придет со временем, если, конечно, она позволит, – любезно улыбаясь, ответил отчим.

– Лика, злая! А меня ты не узнаёшь?

– Боже мой! Толя! Ты ведь Толя, правда?

И Лика протянула обе руки молоденькому пажу, который во все глаза смотрел на сестру.

Лика едва узнавала в этом миловидном, с черными усиками, молодом человеке братишку Толю, с которым она не раз, обманув бдительность мисс Пинч, потихоньку от старших играла в лошадки.

– Толя, милый Толя! – и она несколько раз подряд поцеловала брата.

– Постой! Постой! – с озабоченным видом остановил ее тот. – Дай рассмотреть тебя хорошенько!.. Ох, да какая же ты стала славненькая, сестренка! Настоящая красавица, совсем как мама, право, вот тебе раз!.. – и он шутливо развел руками.

И действительно, Лика была очень хороша собой. Белоснежное личико с тонким породистым носиком, несколько припухлые розовые губки, большие, чистые серые глаза, мягко сияющие из-под темных, прихотливо изогнутых бровей, длинные черные ресницы, делающие глаза значительнее и темнее, и целый сноп белокурых волос с золотистым отливом – все это создавало одно чудесное и гармоничное целое, которое оттеняла неподражаемая простота во всех движениях, бессознательная грация и какое-то врожденное благородство осанки.

– Милая ты, милая моя сестреночка! – с искренним восторгом повторил Анатолий, не спуская с сестры восхищенного взора своих веселых, жизнерадостных глаз.

Но Лика почти не слышала и не чувствовала того, что происходило вокруг нее. Словно во сне, как зачарованная, шла она, опираясь на руку брата, отвечая бессознательными улыбками на обращенные к ней взгляды.

И как будто сквозь тот же сон она говорила с кем-то, кого подвел ей отчим, пожимала чьи-то протянутые ей руки и улыбалась, но кому улыбалась – она сейчас решительно не различала.

В том же зачарованном сне провела Лика те три четверти часа, за которые она перенеслась из Петербурга в Павловск, и очнулась только перед решеткой, отделяющей их дачу, расположенную поблизости парка, от пыльного Павловского шоссе.

– Пойдем к Рен! – тут же предложил Толя и, подхватив сестру под руку, бегом помчался с ней по прямой, как стрела, усыпанной мелким гравием дорожке сада.

Остановившись, Лика невольно отступила в смущении: она не ожидала встретить здесь, в саду, такое большое и блестящее общество.

На плотно утрамбованной садовой площадке, окаймленной со всех сторон зелеными лужайками с коротко подстриженным изумрудным газоном и живописно разбросанными куртинами с душистыми садовыми цветами – гелиотропом, резедой, горошком, левкоем и розами, – несколько человек играли в лаун-теннис[5 - Ла?ун-те?ннис (устар.) – то же, что теннис.]. Высокая сетка разделяла площадку на две равные части, и вокруг этой сетки по углам корта группировались играющие.

Тут были два пажа лет по восемнадцати, товарищи Толи, – тоненький шатен и довольно плотный блондин, а также длинный, как жердь, штатский в каком-то необычайном спортивном костюме, позволявшем видеть его обтянутые шелковыми чулками тощие ноги; у него было надменное и самодовольное выражение лица, обрамленного рыжими баками и усами.

Не обратив внимания на присутствующих незнакомых людей, Лика так и впилась глазами в одну из двух барышень, находившихся тут же.

Сомнений не было. Подле мисс Пинч, ни капли не изменившейся за восемь лет разлуки с Ликой, стояла старшая из сестер Горных. Впрочем, Лика скорее догадалась, что это она, нежели узнала сестру.

Высокая, с длинными костлявыми руками и ногами, с некрасивым надменным лицом и белокуро-пепельными, гладко зачесанными волосами, двадцатидвухлетняя Ирина Горная казалась старше своих лет. Краски молодости, казалось, никогда не оживляли это удлиненное лицо; глаза давно потеряли свой радостный детский блеск или, вернее, никогда и не были знакомы с ярким блеском, присущим молодости. На ней были надеты короткая клетчатая юбка и английская рубашечка с мужской крахмальной манишкой, тугим стоячим воротником и черным галстуком. Завершали наряд похожая на блин спортивная фуражка и желтые туфли без каблуков.

Помахивая ракеткой и сильно раскачиваясь на ходу, Ирина подошла к сестре.

– Очень рада! – процедила она сквозь зубы, энергично встряхивая худенькие пальчики Лики и в то же время подставляя ей свои щеки для поцелуя. Потом, уже по-английски, добавила:

– Очень рада тебя видеть, сестра!

– Реночка! Дорогая! Сколько лет не виделись! – восторженно восклицала младшая Горная, покрывая лицо Ирины бесчисленными поцелуями.

Та спокойно выслушала это горячее приветствие, потом, обернувшись назад, в сторону игроков, негромко произнесла по-английски:

– Мисс Пинч! Это моя сестра Лика. Вы не узнали ее?

Мисс Пинч, пожилая сухая особа с тщательно причесанными седыми волосами, приблизилась к Лике и с любезным вниманием приветствовала ее.

– Так это ваша сестра, Рен? – в ту же минуту послышался за плечами Лики веселый молодой голосок, и перед ней предстало смеющееся, оживленное личико с потешным носиком-пуговкой, точно вспухшим ртом и крошечными черными, быстрыми, как у мышат, глазками.

– Бэтси Строганова, – отрекомендовало себя смеющееся существо, – собственно говоря, Лиза Строганова, если хотите, но Рен пожелала превратить меня в Бэтси, а я – самая ревностная поклонница и последовательница Рен, хотя так же похожа на англичанку, как…

– Как я на любезнейшего мистера Чарли! – вставил все это время не отходивший от сестры Анатолий.

– Ах, оставьте, пожалуйста! – весело отмахнулась Лиза. – Вы отлично знаете, что я не то хотела сказать. А впрочем… – и, лукаво усмехнувшись всей своей забавной мордочкой, она добавила уже почти совсем серьезно: – Однако, Толя! Представьте же Лике наше общество!

– Вы правы! – с шутливым поклоном подхватил Анатолий. – И я начинаю с вас. Елизавета Аркадьевна Строганова, так безжалостно превращенная в мисс Бэтси нашей многоуважаемой сестрицей, достойный потомок тех знаменитых Строгановых, которые помогли Ермаку покорить Сибирь… Или которых покорил Кучум[6 - Кучу?м – последний хан Сибирского ханства.] вместе с Сибирью… Что-то в этом роде! – дурачась, присовокупил молоденький паж.

– Вы, право, невозможны, Толя! – захохотала Бэтси.

– Простите меня, мадемуазель! – серьезно-деловитым тоном заключил Анатолий. – Барон Чарли Чарлевич, – продолжал он докладывать несколько смущенной всем этим шумом Лике, – барон Карл Карлович Остенгардт, – указывая на штатского, добавил он уже громко.

Длинный барон с явно выраженным чувством собственного достоинства почтительно поклонился молодой девушке.

– Мои закадычные друзья Жорж Туманов и Федя Нольк, – продолжал Анатолий, подводя к сестре обоих своих друзей, пажей, как и он. – Теперь все мы, кажется, знакомы! – со вздохом облегчения заключил молодой человек.

– Хотите партию? – предложила маленькая Бэтси, протягивая Лике свою ракетку.

– Нет, нет, – поторопилась отказаться та, – если позволите, я буду лучше издали следить за игрой. Я немного устала с дороги.

– А разве ты не хочешь переодеться? – шепотом спросила Рен, вскидывая на сестру свои бесцветные глаза.

– Разумеется! – поспешила ответить Лика.