Большая душа

– А вот и наши друзья! – весело крикнул Жорж, подбегая к хорошенькому, сделанному в виде деревенской избы домику, стоявшему посреди лужайки. – Здесь живут ручные кролики. Сейчас они выбегут к вам. Я их позову. – И мальчик свистнул несколько раз подряд. В тот же миг из маленькой избушки показался белый ушастый кролик. За ним другой, третий, четвертый. Мягкие, похожие на крупные комки снега, зверьки проворно выскакивали один за другим на лужайку, не смущаясь присутствием людей.

– Какая прелесть! – восторгались девочки, лаская ручных животных.

– Они вам нравятся? – улыбаясь, спросил Жоржик Досю.

– Ужасно, – вырвалось у той, – и мне досадно, что Соня-Наоборот не может полюбоваться этими чудесными зверушками.

– А вы думаете, что и ей они понравились бы?

– Ну, понятно.

– Хорошо, так и запишем: Дося и Соня-Наоборот очень одобряют кроликов. А теперь не хотите ли прокатиться в лодке или побегать на гигантских шагах? Ведь через какой-нибудь месяц придет зима; пруд замерзнет, а качели снимутся. Так надо пока что пользоваться и тем, и другим, – обратился Жорж ко всем девочкам. – Саша, – сказал он брату, – ты сядешь на «Стрелу» с Алексеем Федоровичем и возьмете с собой еще четверых девочек, а мы с остальными пятью устроимся на «Лебеде».

– Только уговор: не шалить в лодке, Жорж. – предупредил своего младшего воспитанника подоспевший к ним студент-гувернер.

– Ладно, я буду осторожен. А ну-ка, девицы, кто скорее добежит до берега! Раз, два, три, – скомандовал он, и первый припустился впереди девочек.

Посреди пруда высился крошечный островок, с белой беседкой, отраженной в воде. У миниатюрной пристани были привязаны две нарядные лодки. На одной из них значилось по борту «Стрела», на другой – «Лебедь».

– Что же, плывем? – предложил Жорж и стал отвязывать изящное маленькое судно. Девочки столпились вокруг него.

– Не понимаю удовольствия кататься в лодке в октябре – холодно и сыро, простудиться можно, – цедила сквозь зубы, заметно ломаясь, Зина. – Нет, вы как хотите, а я предпочитаю посидеть на берегу.

– Эге! Да они, кажется, трусить изволят попросту? – усмехаясь, осведомился у других девочек Жорж, в то время как копошившийся в другой лодке Саша Бартемьев, помня свои обязанности молодого хозяина, поспешил сказать:

– Прекрасно – останемся с вами на пристани или, если желаете, пройдем к качелям.

– Мерси. Я не любительница качаться и не понимаю в этом тоже никакого удовольствия, – жеманничала Зина. – Эмилия, – обратилась она к своей верной подруге и наперснице, – а ты разве не побудешь со мной?

– Конечно, Зиночка, конечно, я останусь с тобою на берегу, – протянула Миля, тогда как самой ей до безумия хотелось кататься с остальными детьми.

Пока разделившаяся таким образом компания наслаждалась катаньем, весело перекликаясь и перегоняя друг друга, Зина, сидя на скамейке у берега, завела скучнейший разговор с Сашей, стараясь блеснуть перед «молодым аристократом», как она мысленно окрестила его, и своим происхождением, и средою, и несуществующими богатствами ее родителей.

– Собственно говоря, мне совсем не место здесь, в этом пансионе, и мой пап* хотел определить меня в Смольный, где воспитываются только дети высшего круга. Но, – тянула она, – моя maman нашла, что Смольный находится слишком далеко от нашего дома, да и, кроме того, оттуда не отпускают воспитанниц в отпуск на праздники. Между прочим, у меня там есть много подруг среди смолянок: например, княжна Замятина, графиня Нирод, баронесса Штокфиш и еще другие барышни из лучших аристократических семейств. Я перезнакомилась с ними на даче в Петергофе, где мы жили два последние лета.

«Господи! Вот-то скучнейшая хвастунья! Уж скорее бы вернулись Алексей Федорович с Жоржем, избавили бы меня хотя от этой милой компании», – искренне томился Саша, тоскливо поглядывая на пруд, откуда то и дело доносились веселые крики и смех.

– А они не утонут? – неожиданно спросила Зина.

– Да тут курица не утонет, – усмехнулся Саша.

– Что же вы мне этого раньше не сказали? Тогда бы и я поехала, пожалуй, с ними.

Но Саша уже не слушал ее.

– Наконец-то! – весело встретил он причалившие к берегу лодки. – Замерзли, кажется?

– Ничего, мы живо разогреемся. Бежим, девочки, на гигантские шаги, – предложил Жорж. – Это, я вам доложу, самое испытанное средство, чтобы согреться.

И в один миг четыре лямки были заняты желающими. Ася, Дося и сестрички Павлиновы завертелись вокруг столба, высоко взлетая на воздух.

– Кого заносить? Кого заносить? – предлагали им свои услуги хозяева.

– А вы не хотите попробовать? – предложил Саша Бартемьев Рите, ни на шаг не отходившей от Марины Райской и только восхищенно поглядывавшей на все своими разгоравшимися, как звездочки, глазенками.

– Ой, нет! Я боюсь, не надо, – испугалась девочка.

– А я хоть не умею, а попробовала бы охотно побегать! – прогудела Маша Попова.

– Так за чем же дело стало? Я возьму вас на буксир за лямку, и мы побежим вместе. Хотите? – живо предложил Саша.

– Ну, понятно, хочу. Давайте…

Новая смена забегала вокруг столба. Саша с Машей Поповой на буксире, Жорж и Дося.

Уморительно было смотреть на забавные прыжки, которые делала с присущей ей медвежьей ловкостью Маша, стараясь облегчить труд тащившему ее на буксире Саше, и очень скоро и сама Маша, и ее помощник барахтались на песке у подножия столба.

– Этого надо было, в сущности, ожидать: первый блин комом. А все-таки и я побегала, по крайней мере, на гигантках, – со своим философским спокойствием заявила Маша под общий взрыв веселого смеха.

Звук гонга, раздавшийся по всему саду, заставил компанию встрепенуться.

– Нас зовут обедать, mesdames et moncieurs! – торжественно возвестил Алексей Федорович, пропуская вперед пансионерок.

В освещенной огромной люстрой столовой, с массивным буфетом, уставленным серебром, с нарядно и богато сервированным столом, старшие уже ожидали молодую компанию.

Анна Вадимовна, кресло которой пожилой лакей подкатил к ее хозяйскому месту на конце стола, встретила детей ласковой улыбкой.

– Ну что, познакомились с моими мальчиками? Не скучали? – обратилась она к пансионеркам, и ее тонкая, унизанная кольцами рука легла на белокурую головку ближе всех стоявшей к ней Доси.

«Вот кто похож на добрую волшебницу!» – вихрем пронеслось в тот же миг в голове девочки, и она с восторгом взглянула в бледное, усталое, но исполненное необычайной доброты лицо Бартемьевой.

– Вам, кажется, понравилась наша мамочка? – осведомился тихо у девочки Жорж, перехвативший восторженный взгляд Доси, устремленный ею на хозяйку дома, пока детей рассаживали вокруг стола.

– Ужасно нравится. Она похожа на добрую и прекрасную волшебницу. И как это грустно, что ваша милая мама не может ходить! – сочувственно вырвалось у девочки. – А может быть, она и поправится впоследствии?

– Увы! Вряд ли, наша мамулечка никогда уже не покинет своего кресла. Она больна неизлечимо. Так говорят, по крайней мере, все лучшие доктора, которые перебывали у нас. Да, нелегко ей, нашей бедняжке! Правда, пап* всячески старается облегчить ее участь. У мамочки имеются все лучшие книги в библиотеке, она выписывает все интересные здешние и заграничные журналы. Кроме того, пап* приглашает раза два в год хороших музыкантов играть на наших вечерах, так как мамочка больше всего в мире после нас, пап* и детей, любит музыку.

– Ах, и я тоже люблю ее, и Веня тоже любит! – вырвалось у Доси.

– Кто это Веня? – заинтересовался Жорж.

– Веня? Это маленький горбун; мой друг детства. Я его очень люблю, он такой славный, сердечный мальчик.

– Очень добрый, – подтвердила Ася, прислушивавшаяся к этой беседе.

Девочки сидели по обе стороны Жоржа, на детском конце стола, где председательствовал Алексей Федорович. Вдали от старших они чувствовали себя свободнее и теперь старались познакомить мальчика с личностью Вени.

– Он горбун, но особенный горбун, – рассказывали они, – и если бы вы знали, как мужественно и терпеливо он переносит свое убожество! Ведь горбатых все считают злюками, а наш Веня – что ангел доброты. Даже Юра – и тот говорит, что в жизни не встречал такого мальчика.