Дели-акыз

– Селтонет! Если ты еще тут, откликнись! – крикнула как-то Глаша и отчаянно постучала в стенку кулаками. Но, увы! Вместо голоса Селтонет послышался грозный крик старухи Зюльмы, разразившейся со двора какими-то татарскими ругательствами и красноречиво потрясавшей кулаками по направлению Глашиного окна… И к довершению всего, принесшая обед Фатима объявила от имени хозяина, что если девочка еще раз попробует кричать, то табурет у окна немедленно будет вынесен из её горницы.

Пришлось поневоле покориться им и терпеливо ждать своей участи.

– Вот тебе хинкол, звезда души моей… Вот чуреки, вот кусок самого вкусного, самого молодого барашка с приправой из чеснока и изюма… Кушай, луч сердца моего, кушай, цветок Грузии и карталинских долин! Поешь досыта, толстая будешь… как Аминат будешь… Ха-ха-ха! – и, произнеся последнюю фразу, Фатима звонко смеется.

Она только что принесла ужин Глаше; пока Глаша нехотя глотает горячую похлебку, закусывая ее куском пшеничного чурека, Фатима смотрит на нее веселыми, бойкими, любопытными глазками. Глаше кажется в эти минуты, что Фатима сочувствует ей, её одиночеству и жалеет ее.

– Какая ты хорошенькая, Фатима! – говорит Глаша, чтобы еще больше задобрить младшую жену Абдул-Махмета. – Такая хорошенькая, просто прелесть!

Фатима с удовольствием принимает этот комплимент и охорашивается перед Глашей. А та продолжает:

– Я думаю, Зюльма и Аминат со злости и зависти лопаются, видя твою красоту! Лучше тебя трудно кого-нибудь найти в этом ущелье!

Фатима смеется счастливым смехом в ответ на эти слова. Она любит лесть, любит, чтобы ею занимались, чтобы ее хвалили и распространялись о её красоте.

– Завидуют они, завидуют Фатиме, очень даже! – не без гордости, лукаво прищурив глаза, говорит она Глаше. Сам Абдул-Махмет отличает Фатиму, подарки дарит, бешметы дарит из шелка… Из атласа… С золотом… И кольца с алмазами, и персидскую бирюзу, и серьги, и браслеты… Вот гляди, гляди! – И она чуть ли не под самый нос Глаше сует свои руки, свои пальцы, сплошь унизанные перстнями и браслетами.

Счастливая мысль осеняет голову Глаши. Девочка что-то соображает и обращается к Фатиме:

– Да, бедняжка, Фатима, как мне жаль тебя, как жаль!

– Жаль?.. – удивляется татарка.

– Ужасно жаль! Ведь скоро Абдул-Махмет отберет у тебя все эти вещи и подарит новой, четвертой жене.

– Как? Что говорит русская девочка? Какой жене? Какие вещи? – заволновалась Фатима, широко раскрыв глаза.

В свою очередь и Глаша делает большие глаза.

– Как! ты еще ничего не знаешь? Неужели ты не слышала до сих пор?

– Что слышала? Ничего не слышала Фатима! – отрицательно качает головой татарка.

– Ну, ну! Неужели не слышала, что ага Махмет женится на Селте?

– Что-о-о? Что говорит русская? Не может быть!

– Что-о-о? Вот тебе и что-о-о! – передразнивает ее Глаша. – Разве сама не видишь, что недаром ага держит Селтонет до сих пор здесь, недаром сам никуда не выезжает отсюда, недаром с такой любовью смотрит все на Селтонет?

Как раскаленные стрелы впиваются в сердце татарки слова Глаши. Как! Она, Фатима, до сих пор самая любимая жена аги, отойдет на второй план, когда эта кабардинка войдет в их семью? Теперь не на нее, Фатиму, а на кабардинку будут сыпаться подарки повелителя? И не ей, а другой красавицей будут громко восторгаться здесь, в поместье, все окружающие из желания подольститься ж аге? Нет, нет, не должно это быть! Не должно и не может!

Глаша замечает настроение татарки.

– Фатима, – нежным точно воркующим голосом говорит она снова, – если бы ты знала, как мне жаль тебя! Жаль, от души, милая Фатима, прошли твои красные деньки, закатилось твое солнышко-счастье. Но, конечно, ты не можешь роптать на Абдул-Махмета: не наделил тебя Аллах такой красотой, как Селтонет, трудно тебе с ней сравниться…

– Замолчи! Замолчи! – закричала вдруг татарка не своим голосом, словно кто-то вонзил ей кинжал в грудь. Она вся позеленела, слезы показались у неё на глазах.

Видя, что дело идет на лад, Глаша приободрилась и еще более ласковым, вкрадчивым голосом, чем прежде, зашептала на ухо татарке.

– Послушай, Фатима… Успокойся. Еще не все пропало, не все потеряно… Можно устроить так, чтобы ничего этого не случилось…

– Не случилось? Русская говорит, что можно устроить, чтобы не случилось?

– Ну да конечно… Можно… Но необходимо для этого переговорить с самой Селтонет.

– Зачем?

– Ах ты, Господи, какая ты странная! Ну для того, чтобы узнать, захочет ли Селта бежать отсюда?..

– Бежать?

– Конечно, Селте и мне надо бежать отсюда, и ты, разумеется, поможешь нам в этом, если не хочешь, чтобы Селтонет стала самой любимой женою Магомета.

Опять! Снова искорки гнева загораются в глазах татарки. Снова горькая улыбка искажает её милое лицо.

– Нет… Нет! Она не будет самой любимой! – бросает она глухо и бьет маленькой туфелькой об пол.

– Ну, а если ты так этого не хочешь, то помоги бежать нам отсюда, мне и Селте. Но прежде всего надо устроит, чтобы я могла повидаться с нею. Где она гуляет? Почему её нет у фонтана?

– Мы выводим ее, я и Аминат или Зюльма, а то Рагим, по ту сторону дома. Так приказывает ага.

– Рагим? Да разве он здесь?

– Он два дня тому назад прискакал из Гори.

– Ты не знаешь зачем он ездил туда?

Фатима молчит с минуту. Какая-то внутренняя борьба отражается на её лице. Наконец, она с несвойственной ей решимостыо заявляет:

– Этого Фатима тебе не скажет! Фатима дала клятву молчать…

– Постой… постой, Фатима… Два дня тому назад Рагим вернулся? А когда же он уехал?

– А уехал вместе с Бекиром и Ахметкой на другой же день, как доставили вас сюда…

– После того, как старая Зюльма стащила с меня мое платье и дала мне вот это? – и Глаша со злостью указывает своей собеседнице на старенькие шальвары и такой же кафтан с чужого плеча, которые мешком сидят на её миниатюрной фигурке.

– Да, это платье Рагима… А Селтонет дали мое… – подтверждает татарка.

– Но зачем? Зачем?

– Ваши наряды Рагим повез в Гори…

– Но… Зачем?..

– Молчи… Не спрашивай… Ничего ее услышишь больше!

Глаше остается только повиноваться: чтобы не раздражать татарку, необходимо теперь не спрашивать ни о чем. Но повторить свой совет Глаша считает не лишним и тут же подходит вплотную к Фатиме: