– Ты здесь, Орля? Почему ты не идешь к нам?
– Очень я тебе нужен! – зашептал мальчик, вылезая из своей засады и подходя к окну. – Ишь, ты, как обарилась с ними! Эх, Галька, не узнать тебя! Такая ли ты была? Ты меня, брата своего, разлюбила?
И Орля взял за руку сестренку.
– Нет, нет, Орля, я все такая же и люблю тебя, братик милый, больше всех в мире! А только и сама не знаю, почему-то мне кажется порою, что все жила я в господском доме, всегда прыгала и танцевала в нарядных комнатах, всегда хорошо одевалась и вкусно кушала на хорошей посуде… Оттого я так хорошо, свободно чувствую себя здесь…
– И все-то ты врешь! – резко оборвал сестру мальчик. – Жила ты в таборе и черствый хлеб глодала.
– А раньше, Орля, а раньше?..
Синие глаза Гальки широко раскрылись. Она точно силилась припомнить что-то и не могла.
– Гости едут! Гости едут! – послышались веселые голоса из окон гостиной.
– Галя! Галя! Иди скорее! Мы сейчас представим тебя нашим гостям.
И, весело улыбаясь, Кира подбежал к окну, схватил за руку девочку и увлек ее за собою.
Орля одним прыжком отпрянул от окна в кусты и притаился там, не спуская, однако, глаз с освещенных окон залы. Его мятежное сердечко снова забило тревогу. Он, казалось, совсем забыл данное Ляле обещание.
– И Гальку-то отняли! И Гальку! – шептал он, и кулаки его сжимались, а черные глазенки разгорались снова недобрым огнем.
Глава VII
– Вот и мы, Валентина Павловна. Мы приехали с папой. Поздравляем вас и Лялечку. Мама с тетей Натали будет через час. У нас новая тетя гостит. Вы ее не знаете. Ах, она такая прелесть! Только грустная, печальная, а уж добрая, как ангел. Говорят, у нее горе большое было в жизни. Она не родная наша тетя, а мамочкина подруга по институту, а уж красавица такая. Дуся! Прелесть! Вот увидите.
Все это бойко тараторила Сонечка Сливинская – нарядно одетая институточка, входя в гостиную Раевых вместе с отцом своим, полковником в отставке, младшей сестрой Катей и братьями, пажом Валей и лицеистиком Анатолем.
Валентина Павловна, Ляля, Аврора Васильевна, Мик-Мик, monsieur Диро и дети встречали гостей на пороге зала.
Смех, шутки, поцелуи, приветствия так и сыпались со всех сторон.
За Сливинскими приехали Картаевы: очень важная по виду мамаша и две дочки-двойняшки, Мимочка и Ниночка, одиннадцатилетние девочки, корчившие из себя взрослых.
Затем – купчиха Таливерова со своими шестью дочерьми и четырьмя сыновьями-реалистами.
Еще приехала Зоренька Тимьева – подруга Ляли, нарядная пятнадцатилетняя барышня-подросток, жившая по соседству с Раевыми. Приехала она с братом, гимназистиком Валером.
Приехала, кроме того, бедная помещица Гарина со своими четырьмя детьми – старшей девочкой Сашутой и малышами-сыновьями, и еще несколько человек гостей.
Купчиха Таливерова, необычайно большая женщина с грубым голосом и очень добрым сердцем, лишь только вошла, как забасила на всю залу:
– Ну, а цыганят ваших вы нам покажете, Валентина Павловна?
– Вот один экземпляр, позвольте представить вашему благосклонному вниманию! – выдвигая вперед смущенную Галю, произнес Мик-Мик.
– Батюшка, да она совсем как мы, русские! – забасила Таливерова. – А цыгане-то больше чумазые, прости Господи, на тех похожи, кого и назвать страшно.
– Именно страшно! – подхватил Мик-Мик. – Но сия благонравная девица нами всеми любима за свою кротость. – И он погладил по головке смущенную Галю. – К тому же она приемыш цыганский, а не цыганка вовсе, такая же цыганка, как и мы с вами, – прибавил Мик-Мик.
– А ее брат где же? Мы столько слышали о нем, – интересовались юные гости.
– Он пошел искать луну, – сострил Ивась.
– Зато оставил здесь следы своего пребывания.
И Ваня Курнышов торжественно указал рукою на висевшие вдоль стены картины и портреты со смытыми рисунками.
– Ха, ха, ха! – засмеялась молодежь. – Мы знаем эту историю.
– Дети! Дети! Чаю не угодно ли, фруктов и конфет? Господа взрослые, пожалуйста! – приглашала всех Валентина Павловна к столу.
– Воображаю эту таборную цыганку! – шепнула Мимочка на ушко сестрице. – Как она танцует!
Ниночка презрительно пожала плечиками.
– И есть, верно, не умеет как следует!
Веселая Сонечка подбежала к Ляле.
– Узнаю твою золотую душу! – затрещала она, покрывая лицо хромой девочки бесчисленными поцелуями. – Вся ты живешь для других. Сама не можешь веселиться на балу, так другим предоставляешь возможность поплясать и попрыгать.
– Ляля, наша единственная в мире Ляля! – подтвердил Счастливчик с таким видом и важностью, что все не выдержали и рассмеялись.
Лишь только дети и подростки успели напиться чаю и на славу угоститься сладким и фруктами, – тихие и мелодичные звуки вальса послышались из гостиной.
– Танцевать! Танцевать! Ах, как весело! Идемте. Идемте скорее! – выскакивая из-за стола и бросаясь в гостиную, кричала молодежь.
Столовая опустела. Там осталась одна Галя. Проворным движением девочка взяла со своей тарелки положенные ей туда Лялей грушу, яблоко и конфеты, к которым она не прикоснулась за чаем, и сунула их в карман.
– Это для Орли. Он, бедненький, не пришел к столу! – шепнула она с доброй, ласковой улыбкой и поспешила в залу.
* * *
Чудные, душу ласкающие звуки несутся из-под рук тапера, выписанного нарочно из Петербурга Валентиной Павловной ко дню рождения внучки. Звуки эти вылетают сквозь открытое окно в сад. По зале кружатся веселые пары. Юные личики дышат счастьем, разгоревшиеся глазенки так и блестят.
К полному удивлению Мимочки и Ниночки, «таборная цыганка» оказалась очень грациозной танцоркой. Галя своим изяществом поражает даже взрослых, занявших места вдоль стен комнаты и любующихся праздником детей.
Счастливчик, с галантностью настоящего маленького хозяина дома, приглашает без конца юных дам.
Вот Кира останавливается перед высокой Сашутой и расшаркивается перед нею.
– Позвольте вас просить!
Он с особенным удовольствием танцует с девочками Гариными, потому что они очень бедные дети и одеты хуже всех. А бедность и лишения всегда находят себе отклик в отзывчивом сердечке Киры.
– Кирушка, опомнитесь! Да вы мне по талию будете, уж очень я высокая дама для вас! – смущенно бормочет Сашута, которая действительно ростом почти вдвое больше Киры.