– Будьте тихи дети, сейчас придет Афанасий Ананьевич. Надеюсь вы будете хорошо вести себя на его уроке. Дежурная приготовь классный журнал! Я через полчаса вернусь.
И об руку со своей любимицей Линой вышла из комнаты. Лишь только шаги Эмилии Федоровны заглохли в отдалении девочки стремительно повскакали со своих мест.
– Часового! К дверям необходимо поставить часового… Щука! Щука! У ней слух развит божественно. Становись, душка часовым, – кричала Жемчуженка, как паяц на ниточке, размахивая руками.
Даня Верховская не говоря ни слова, послушно вскочила со своего места и в припрыжку поскакала к дверям.
– Горизонт чист и ясен, бурь не предвидится и неприятеля тоже, – громогласно заявила она, успев высунуть свою белокурую вихрастую головенку в коридор.
– Ну, значит, надо как можно скорее, решить теперь, душки, куда нам девать, пока что, Палтову и Гаврик. Ведь они как утки мокрые, ну вот, вот, из воды… Взгляните на них только, mesdam'очки!
И Маша Ланская патетическим жестом ужаса и отчаяния указала на Южаночку и Гаврик подругам. Обе девочки, поистине выглядели ужасно. Мокрые подолы, мокрые передники придавали им вид выскочивших из воды уток. В силу какой-то счастливой случайности Эмилия Федоровна каким-то чудом не успела заметить этих двух злополучных фигур, всячески избегавших, впрочем, встречи с ней.
Но, что ускользнуло от бдительных глаз классной дамы, то могло броситься в глаза учителю географии, урок которого должен был начаться сию минуту.
И Маша Ланская и прочие «седьмушки» отлично понимали что положение Гаврик и Палтовой было далеко не из блестящих. К довершению несчастья, у географа ни у той ни у другой девочки еще не было отметки за ответ в классном журнале и обе могли с успехом быть спрошены учителем как раз сегодня.
Отвечать же перед кафедрой в таком виде было положительно невозможно. Необходимо было изложить способ куда бы спрятать обеих пострадавших на грядущий урок.
Девочки сбились в тесную кучу. Ланская, пользовавшаяся репутацией ни только самой честной, но самой ученой из всего класса, снова выступила вперед:
– Я думаю, если запереть их в шкаф, то они задохнуться. Там мало воздуха и темно, как в склепе… – сильно наморщив свой высокий не детски серьезный лоб, вслух размышляла Маша, – просто залечь под парту – нельзя. Если паровозу вздумается совершить прогулку по «промежуткам» он заметит под скамейками зеленые платья… А вот, если бы в пещеру… Ну, да в пещеру… Они отлично просидят всю географию, там. Чем она, не укромный уголок душки! – внезапно оживляясь от пришедшей ей в голову, блестящей мысли обрадовано проговорила Маша.
– Ну, да в пещеру! Конечно, в пещеру, Южаночка и Гаврик, залезайте-ка в пещеру с Богом! Самой Мильке не придет в голову искать вас там! – послышались возбужденные взволнованные голоса. Не успели они как следует утихнуть, как Гаврик с Иной, точно по команде, разом бросились к кафедре и забившись под нее притихли как мыши.
Почти одновременно с этим, белокурой вихор Дани Верховской зловеще запрыгал и сама она мячиком отскочив от двери сообщила звонким шепотом классу, что паровоз уже катится по коридору.
Едва только девочки успели разбежаться и усесться на своих местах, как дверь в класс широко раскрылась и в комнату не вошел, нет, а действительно вкатился маленький шарообразный человечек с весьма солидным брюшком и толстыми лоснящимися щеками, в которых буквально тонул крошечный нос, заплывшие глазки и рот похожие на букву «О».
Воспитанницы не беспричинно прозвали учителя географии Афанасия Ананьевича Зуброва паровозом. Толстенький человечек отдувался и пыхтел так громко, точно соперничая с настоящим паровозом. Быстро передвигая толстыми короткими ногами, он не без труда взобрался на кафедру и уселся на стуле, отчего все четыре ножки последнего жалобно запели, от непосильной трудности удержать на себе это увесистое тело.
– А ну-ка, девицы, что задано на сегодня? – обратился толстяк добродушным голосом к классу.
– Реки, реки Европы, заданы monsieur Зубров! – откликнулось сразу несколько голосов с первых парт.
– А ну-ка девицы кто мне разгадает загадку? – еще добродушнее, но уже с лукавой усмешечкой на лице произнес снова Афанасий Ананьевич.
Надо сказать, что задавание загадок являлось маленькой слабостью географа. Эти загадки впрочем задавались с научной целью, так по крайней мере думал сам Зубров и старался в этом убедить и своих маленьких учениц. Обыкновенно на каждом своем уроке он задавал такую загадку: Брал какое-либо географическое название за первый слог, приставлял к нему другой, третий, четвертый и получалось слово. Девочки должны были отгадывать его и отгадав невольно запоминали название реки, горы, озера, страны или города входящее в состав такого заданного слова. Маленькие седьмушки поэтому очень любили и самого добродушного географа и его занимательные уроки. Впрочем, это не мешало ему быть очень вспыльчивым порой и весьма щедро сыпать за лень двойками и единицами, а порой и как следует нашуметь и накричать.
Сегодня Афанасий Ананьевич выглядел, однако, благодушнее обыкновенного.
– А ну-ка девицы, разгадайте-ка, заговорил он снова с самодовольной улыбкой: мое первое – река в Италии, мое второе то, чего я совсем не переношу благодаря моей чрезмерной комплекции, должен вам сознаться, девицы, а целое… Целое, девицы, такая пренеприятная, доложу я вам, штука что помимо всяких убытков, она и смерть и гибель с собой иной раз приносит! Вот что!
– Смерть и гибель! – раздумчиво, эхом повторили «девицы» и юные головки усиленно заработали над решением загадки.
Впрочем, не только девочки сидевшие в классе приняли деятельное участие в решении заданной им задачи, Гаврик с Южаночкой, тесно прижавшиеся друг к другу в их темном уголку, под кафедрой так же точно горячо принялись решать ее.
– Чтобы это могло быть, а как ты думаешь? – тихо шепнула Ина подруге.
– Не расспрашивай меня, ради Бога, а то я сейчас чихну. Ты видишь сколько здесь пыли и потом, я ужасно боюсь что сапог паровоза угодит мне по носу. Положение я тебе скажу не из приятных, – тем же шепотом отозвалась та.
– Да! Да! – рассеянно потирая себе лоб, что она всегда делала, когда обдумывала особенно сложные вопросы жизни, поддакнула Ина.
– Да, да! – и не теряя ни минуты тотчас же стала перебирать в уме все итальянские реки, добросовестно приготовленные ею на сегодняшний урок.
– Тибр! Тибр! Нет! – не выходит… Арно… Арно… И это не то, должно быть… По… По… По, всего вернее… Да… Да… по всей вероятности это – По… А дальше? Дальше-то что?.. – не без волнения допытывалась, копошась в своем уме, девочка! Ну, что… не может переносить паровоз? Голода… Что ли… Поголод! Поголод… Нет такого слова на свете. И причем тут его комплекция?.. Разве толстые люди переносят менее голод, нежели худые?.. Нет ни то… Значит ни то… Ах! – внезапно осенила голову Южаночки быстрая мысль, – ах, да ведь жары он не переносит. Жара… Жар… По… Жар… По… Пожар. Пожар! Пожар! Вот, что несет убытки, горе, смерть и гибель! – и Южаночка так обрадовалась сделанному ею открытию, что, совершенно позабыв о тех исключительных обстоятельствах в которых она находилась, девочка высунулась до половины из пещеры, бесцеремонно отстранив со своего пути мешавшую ей ногу учителя и звонким радостным голосом закричала на весь класс, хлопая в ладоши:
– Пожар! Пожар! Я отгадала сразу! Правда? Ведь это пожар, господин паровоз… То есть хотела я сказать Афанасий Ананьевич – смущенно краснея оправилась она тут же от нечаянно соскользнувшего с ее губ слова.
Трудно представить себе тот переполох, который произошел в следующую же минуту в классе. Девочки дружно ахнули, остолбенели и вдруг заговорили все разом тихим шепотом похожим на пчелиное жужжанье.
– Что она делает? Безумная! Сумасшедшая! Вот то дурочка! Ах ты, господи! Все пропало теперь!
– Не выдавать! Чтобы ни было, не выдавать ее mesdam'очки! Ни за что в мире! – вся красная надсаживалась Верховская со своей скамейки.
– Ина! Глупая! Ты с ума сошла! – в свою очередь терзалась в глубине засады Гаврик и с перекосившимся от испуганной гримасы лицом изо всей силы тянула назад Южаночку, в потемки в дальний угол пещеры…
Последняя только что сейчас сообразила всю нецелесообразность своего поступка и живо юркнула в свое убежище. Но увы! Это не могло уже поправить сделанного ею промаха ни на одну каплю. Паровоз, испуганный ошеломленной неожиданностью в первую минуту, вместе со стулом отскочил от пещеры в противоположный угол кафедры. Присутствие под столом чего-то живого, движущегося, говорящего, да еще вдобавок решающего загадки, совсем ошеломило толстого географа. Его маленькие глазки раскрылись шире, щеки отдулись еще больше, рот еще определеннее принял букву «о». Он сидел с минуту неподвижен вытаращив глаза и расставив ноги и, тяжело пыхтел, не говоря ни слова. Только глаза его пронзительным взглядом впились теперь в злополучный темный угол под столом кафедры и уже ни на секунду не отрывались от него.
Самое простое было бы для него заглянуть под стол и извлечь оттуда виновных, но увы! – благодаря своей толщине Афанасий Ананьевич совсем не мог низко наклоняться..
Однако, это беспомощное состояние учителя не могло продолжаться долго И вот, медленно краснея щеками, лбом, носом и самой шеей, географ вспыльчиво произнес, гневно ударив изо всех сил кулаком по столу:
– Что же это за безобразие, девицы! Кто находится под столом? Извольте сейчас же вылезти оттуда! Что за шалости! Стыдитесь барышни! Стыд и срам!
И так как в злополучном углу не ощущалось уже теперь никакого шевеления, окончательно взбешенный Зубров, вскочил со своего места и затопав ногами, закричал еще гневнее на весь класс:
– Сейчас же выходите! Кто там есть, сию же минуту выходить! Или я иду к начальнице… Иду сию же минуту.
Он умолк на минуту и выдержал паузу. И опять ни малейшего шевеления в темном углу..
Еще молчание…
И уже с багрово пылающим лицом Афанасий Ананьевич соскочил с кафедры произнес многозначительное:
– Хорошо же! – и с несвойственной ему легкостью вылетел за дверь при гробовом молчании класса.
– Ну, будет теперь потеха! Выпустил все свои пары и покатился! Сейчас придет «сама», и задаст нам звону! Ах, Южаночка! Южаночка! И зачем только ты не умеешь владеть собой! – тоскливо шептала в томлении Гаврик.
– Вылезайте, душки, скорее, сию же минуту вылезайте! – послышался голос Верховской и ее вихрастая мордашка заглянула в отверстие пещеры, где ни живы, ни мертвы сидели притихшие девочки.
– Вылезайте же и сейчас же закатывайтесь в бельевую. Признайтесь мадам Павловой во всем, она добрая и даст вам во что переодеться, да скорее, а то сейчас «сама» явится и пойдет такая сумятица, что небу жарко станет. Только не бойтесь ничего, мы не выдадим вас!
Все это Даня проговорила, едва переводя дыхание, торопливым голосом, взволнованная как никогда.
– Вылезайте же, Ина, скорее! – зазвучал сряду за ней не менее трепетный голосок Гаврик и обе они, и она и Южаночка, в одну секунду очутились посреди класса.
– В бельевую! В бельевую скорее! А то Милька, сейчас накроет! Она уж от «самой» возвращается теперь! И «сама» и паровоз и весь синедрион[16 - Синедрион (здесь) – собрание, сборище (шутл. устар.).] сию же минуту перед нами предстанут… Не медлите же ни минуты, а мы не выдадим вас! – звенели трепетные голоса не на шутку взволнованных и перепуганных седьмушек.