– Как за что! Или ты не знаешь, что тебя толкнул в бассейн этот негодный Грушин?
– Ах, нет! – горячо воскликнул Сережа, – да, то есть, он толкнул меня… нечаянно… он не хотел. Я обидел его, я начал первый, я ударил сначала, а он только защищался… Уверяю вас, он не хотел меня толкнуть…
Начальница внимательно слушала Сережу. Когда он закончил, она сказала, строго сдвинув брови:
– Так вот, как это было. А мне передали совершенно иначе. Это меняет дело. Ты оказываешься более виновным, нежели Грушин, и следовало бы тебя примерно наказать, но я полагаю, что ты достаточно наказан вчерашним падением в воду, и потому советую тебе только постараться исправиться: я не люблю забияк! Второго такого поступка я не прощу.
Несмотря на строгое лицо начальницы и на ее суровый тон, Сережа был счастлив, что ему удалось спасти Грушина. Если б он оглянулся, выходя из комнаты, то увидел бы, как строгое лицо Пушки озарилось доброй улыбкой и она чуть слышно сказала вслед Сереже:
– Храни тебя Бог, добрый мальчик, за твое чудесное сердечко. Ты не побоялся оклеветать себя, чтобы спасти своего недавнего врага.
А сияющий Сережа пулей влетел в класс, отыскал глазами сидевшего в углу Грушина и со всех ног кинулся к нему.
– Не печалься, Рыженький, не горюй! Она простила и ни за что тебя не выключит!
Грушин поднял на Сережу заплаканные глаза – ему уже было объявлено об его исключении, и он не понимал, что ему кричит так радостно Сережа.
Сережа должен был повторить… Мальчики окружили недавних врагов и закидали Сережу вопросами.
Потом, узнав в чем дело, все закричали в один голос:
– Молодец, Сережа! Добрый Сережа! Да здравствует Сережа!
Подхватив его на руки, ребята начали его качать. Когда счастливого мальчика опустили на землю, Грушин бросился к Сереже и, обнимая его, проговорил растроганно:
– Ты меня прости, Горин, я виноват перед тобою!
– Ну, вот еще! – засмеялся Сережа, – кто старое помянет, тому глаз вон.
* * *
– Няня, няня, да открой же скорее, звонок! – заволновалась Людочка, ожидавшая у окна возвращения Сережи.
– Иду! Иду, матушка! – и Домна Исаевна заторопилась к двери.
Каково же было удивление Людочки, когда вместо Сережи на пороге показался белокурый мальчик. Людочка даже попятилась назад и спряталась под передником Домны Исаевны. Потом она высунула оттуда свое личико и сказала:
– Нет, нет, это не Сережа!
– И Сережа здесь, и Сережа, – поспешил крикнуть из передней ее братишка, и через секунду он уже был в гостиной и крепко обнимал Людочку.
– А кто же это? – робко косясь на белокурого мальчика, спрашивала она Сережу.
– Это Принц, товарищ Сережи, – поспешила объяснить ей мама, – его зовут Котей, и он очень дружен с Сережей и очень его любит!
– Ну, если он любит Сережу, то и я его полюблю, – пресерьезно ответила малютка и, как взрослая, крепко пожала руку Принца.
– А где же Арапка?… Арапка, фью-фью! – свистнул Сережа, и откуда ни возьмись громадный черный Арапка бросился к Сереже и приветствовал его, лизнув в самое лицо.
Мальчики по очереди гладили собаку и наперебой рассказывали новости пансионской жизни: и о Худышке, и о Грушине, и о доброте Пушки, простившей мальчиков, словом – обо всем.
И мама, и Домна Исаевна, и Людочка – все слушали их.
Особенно внимательно слушала мама – слушала и не могла наглядеться и нарадоваться вдоволь на своего доброго, милого, великодушного мальчика, на своего дорогого Сережу…
Вместе со всеми слушал и Арапка. Он не сводил глаз с обоих маленьких рассказчиков, хлопал ушами, вилял хвостом и, казалось, без слов говорил всей своей собачьей персоной:
«Это ничего, что вы люди, а я только большой черный ньюфаундленд: я отлично понимаю все, что вы говорите, и куда умнее и развитее всех остальных собак в мире».
Принц провел в гостях у Сережи все воскресенье. Им было так весело, что они и не заметили, как этот счастливый день промелькнул, словно его и не бывало.
* * *
Как-то раз, проснувшись холодным осенним утром, мальчики увидели в окно спальни, что вся земля, крыши домов и деревья покрыты сплошь слоем белого снега.
– Вот так штука! – вскричал Принц. – Легли спать осенью – проснулись зимою.
– Зима! Зима! – раздалось со всех сторон, и мальчики гурьбой хлынули к окошку.
– Ну, теперь надо приготовлять коньки и салазки! – рассудительно произнес Жучок.
– Братцы, – предложил Петух, – давайте выстроим гору!
– Ну, вот еще выдумал, – насмешливо пожал плечами Грушин, – разве можно из первого снега гору строить… Как по такой прокатишься, так и провалишься.
– Вверх тормашками, – ввернул свое слово Принц, примирившийся теперь окончательно со своим бывшим врагом.
После Сережиного падения в бассейн и последовавшего затем полного раскаяния со стороны виновника этого несчастья Грушина между троими мальчиками не было и помину о прошлых ссорах. Напротив того, они даже подружились с Грушиным и охотно играли с ним.
Грушин оказался вовсе не таким злым, каким его представляли себе наставники и товарищи: он был только чрезвычайно ленив и очень любил поддразнивать младших пансионеров; но со дня примирения его с Сережей и Принцем Грушин дал торжественное слово перед всем классом отвыкать от этой несносной привычки.
– Господа! – внезапно раздался голосок Принца, в то время как мальчики в полнейшем безмолвии созерцали точно одетый в белое одеяние, сад и двор пансиона. – Знаете, что? Давайте-ка вместо горы устроим в саду снежную бабу!
– Да, да, бабу! Отлично! – послышалось со всех сторон, и все обступили Принца.
– И знаете что! – продолжал тот, блестя глазами от предвкушения новой забавы, – сделаем бабу и изведем Пушку.
– Да, да, изведем Пушку! – подхватили веселые голоса мальчиков, почуявших новую проказу в предложении Принца.
– Братцы, не надо! – нерешительно произнес Мартик Миллер.
– Ну, вот глупости! – вспыхнул Принц, – что тебе жалко ее, что ли? Или ты боишься, что она похудеет от злости? Так ведь это ей полезно, смотри, какая она толстая! – Принц совершенно позабыл о том, что дал себе слово не раздражать начальницу. Он повернулся к Мартику спиной и стал объяснять мальчикам, как им надо извести Пушку.
На Пушку Принц был ужасно сердит. Во-первых, она пожаловалась как-то на его проказы m-eur Рено, приходившему аккуратно каждую неделю узнавать об ученье и поведении своего маленького воспитанника, а во-вторых, не пустила в последнюю субботу в отпуск к Сережиной маме. Принцу было страшно тяжело это наказание. Еще бы! Он обещал Людочке выдрессировать Арапку и сделать крепость из картонки от шляпы, а вместо этого целый вечер субботы и все воскресенье пришлось просидеть в кабинете приемного отца, подле ненавистного Рено и учить французские глаголы! И Принц, рассерженный не на шутку, поклялся с этого дня изводить Пушку чем и как только может.
* * *
От трех до четырех часов по вторникам Валерик преподавал младшим гимнастику в рекреационном зале, но когда бывала хорошая погода, то урок гимнастики проводили в саду, и дети резвились на чистом воздухе.