Оценить:
 Рейтинг: 0

Боль так приятна. Наука и культура болезненных удовольствий

Год написания книги
2021
Теги
1 2 3 >>
На страницу:
1 из 3
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Боль так приятна. Наука и культура болезненных удовольствий
Ли Коварт

Мазохизм всегда был частью человеческой культуры.

Суть его кажется простой: испытать боль, после чего на контрасте почувствовать себя намного лучше. В том или ином виде мазохизм присущ миллионам людей: трудоголикам, поклонникам тату, BDSM-активистам, ультрамарафонцам, балеринам, религиозным аскетам и любителям невыносимо острого перца.

Вариации мазохизма могут быть ошеломляющими, и различные его грани давно ожидали своего исследователя.

Ли Коварт – идеальный для этой темы исследователь. Всю жизнь она была заядлым мазохистом, находящимся в поисках самых острых, болезненных ощущений. На страницах этой книги она описывает свое участие в BDSM-сессиях, разбирается, зачем люди давятся жгучими перцами, и общается с психологами, а также другими людьми, ищущими удовольствие в боли. Коварт исследует, как наш мозг и тело реагируют на боль, какой в ней смысл и как она может поглотить нас целиком.

Ли Коварт

Боль так приятна. Наука и культура болезненных удовольствий

Книга посвящается моим товарищам-мазохистам и К. Г. К., который знал, что во мне это есть

© 2021 by Leigh Cowart

© А.О. Мороз, перевод, 2022

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2022

Отзывы о книге

Коварт бесконечно сострадает людям, которые хотят найти смысл жизни, запертые в своих бренных мешках с костями. «Боль так приятна» – смешная, откровенная и, как ни странно, полезная книга.

Кейтлин Доути, автор книги «Съест ли мой кот мои глазные яблоки?»

Книга о боли вышла такой светлой, табуированная тема получила такое яркое и живое освещение, а переживания, которые должны вызывать мурашки, заставляют рассмеяться и поражают глубиной – все это говорит о мастерстве и обаянии Ли Коварт. «Боль так приятна» – победа парадоксов, аргументированная, смешная и бесконечно увлекательная точка зрения на мир, который большинство из нас знает, но мало кто понимает.

Эд Йонг, лауреат Пулитцеровской премии, автор книги «Я заключаю в себе множество»

Можно ли понять самих себя, если понять, что такое боль, – а точнее, почему люди ищут боли? До прочтения книги «Боль так приятна» я так не думала, но теперь мой ответ – да. Мне стало интересно, почему такую книгу никто не написал, и ответ таков: потому что только Ли Коварт могла ее написать. Это глубокая, потрясающе написанная книга, в которой раскрывается так много о человеческих желаниях, о принуждениях, ущербе и блаженстве. Если и существует великая американская научно-популярная книга, то перед вами именно она.

Джесс Циммерман, автор книги «Женщины и другие чудовища»

Тщательно исследуя распространенные сексуальные практики, Коварт ловко сочетает мемуары с исследованиями и наблюдениями и смело делится суровыми подробностями о собственном теле, которое жаждет ощущений. Книга актуальна для всех, кто стремится понять, в каких он отношениях с телом. Обязательное чтение для тех, кто пытается найти объяснение сложным отношениям с болью.

Стоя, писательница и порнограф

«Боль так приятна» – игра, в которой Коварт сплетает изучение боли ради удовольствия и свои личные, маниакальные телесные переживания. Последние сцены описаны очень живо: кровь, кишки, экскременты, распухшее или замерзшее тело; временами кажется, что читатель не осмелится дочитать книгу Коварт до конца. Но дочитать ее нужно, ведь лучшего исследования того, чем привлекателен мазохизм, не найти.

Илон Грин, автор книги «Последний звонок: правда о любви, похоти и убийстве в странном Нью-Йорке»

Введение

– У нас будут гости. Лучше пойдем в сарай, – говорит он.

Всего несколько часов назад я плакала на парковке у магазина тканей, стремительно скатываясь в знакомое уныние сезонной депрессии; но сейчас я бодра и взволнована. Я следую за ним босиком сквозь высокую мокрую траву по исхоженной тропинке двора. Он включил обогреватели во флигеле, подготавливаясь к моему приходу: трогательный жест, но и возбуждающий. Он знает, как я ненавижу холод, и раз уж мы оказались здесь, потому что я попросила сделать со мной нечто ужасное, тот зловещий факт, что я нахожусь в тепле, не остается незамеченным.

Я не знаю, что меня ждет, кроме боли. Я завожу ногу за ногу. Он весел; я что-то щебечу. У нас было приятное свидание, в котором участвовала его мама и едва приготовленный немецкий фаст-фуд, а затем кофейные коктейли в освещенном красным светом баре навынос у реки. Моя кожа немного согрелась после того, как я покурила на кухне. Он расстегивает молнию у меня на платье. Я переступаю через черную ткань, и он осторожно снимает с меня очки и лифчик. Трусики размером с почтовую марку остаются на мне. Все дело в мелочах.

У меня завязаны глаза, я лежу в старом гинекологическом кресле, ноги закованы в холодные и грозные кованые стремена. Я привязана к креслу за шею и под грудью. От тугих веревок накатывает паника и мне не хватает воздуха, поэтому я делаю дыхательные упражнения, пока он натягивает промышленные резинки мне на руки и на ноги. Я дышу неглубоко, учащенно; в предвкушении немного кружится голова. Сейчас у меня много адреналина – от ужаса. Талантливый хозяин моих ощущений культивирует это чувство.

Он начинает щелкать резинками. Верхняя часть правого бедра. Внутренняя сторона левого бедра, прямо у трусиков. С наружной стороны ног, по бокам рук. По швам моего тела. Сначала меня охватывает волна новых ощущений, но вскоре я отдаюсь реальности боли. Хныканье переходит в крик, и он связывает мне руки застежками на молнии. Я слишком много двигаюсь.

Теперь он начинает действовать. Резинки бьют больно; я вижу оранжевое и белое на внутренней поверхности век. В одном месте на руке мне очень больно, и всякий раз, когда он щелкает по нему резинкой, я издаю жалкий звук, будто это совсем не я хотела услышать, как ломается мой голос между терпимой эротической болью и настоящей физической агонией. Завтра на этой руке будет синяк.

Мой мозг находится целиком во власти момента: как будто воздушный шарик заполняет все пространство в черепе, а в шарике – одна-единственная мысль. Когда вы в последний раз думали и чувствовали что-то одно? Одну-единственную мысль.

Только.

Одну.

Единственную.

Мысль.

Я рыдаю в повязку на глазах, а он рукой доводит меня до оргазма, я продолжаю плакать, а он уже снова щелкает резинками, у меня кружится голова, потому что я выгибаю свою тощую шею. Включается вибратор Hitachi, и он заставляет меня кончать снова и снова так, что это превращается в агонию. Я извиваюсь, но не могу сдвинуться с места. Это слишком, слишком, слишком сильно.

Как только он снова переходит к резинкам, я уже хочу вернуться обратно к предыдущему ощущению. Все это длится какое-то неопределенное время, то одно, то другое: принудительные оргазмы сменяются жгучей болью. Вероятно, на полу образовалась лужа, а мои бедра покрыты широкими, обжигающими рубцами. Когда он прижимается всем телом к моим раскрытым ногам, это приносит облегчение; так я могу вытерпеть больше боли. Его тело – заземляющий провод.

Я вся мокрая от пота и длительного терпения; есть только я и он, и одна мысль: боль. Продолжая щелкать широкими резинками по моей розовой коже, он доводит мощность Hitachi до максимума; теперь это грубый инструмент. Он засовывает пальцы мне в вагину, жестко трахает рукой. Я корчусь на столе. Все болит, тело скользит и распухло; он склоняется надо мной, приникнув ртом к моему уху, нарушает тишину жестоким смехом:

«Тебе достаточно ощущений, дорогуша?»

Я кончаю, его рука еще во мне. Кажется, я сейчас умру. Все вокруг стихает. Тело звенит, как колокол; стрекот сверчков возвращает меня в помещение.

Он разрезает молнии и освобождает меня из кресла, снимает резинки с легким игривым щелчком. Снимает повязку с моих глаз. Он стоит надо мной. Я смотрю в его большие, прозрачные глаза и ловлю его взгляд на секунду, а потом он целует меня. Он гладит мои волосы. Мы улыбаемся, я прижимаюсь мокрым лицом к его соленой бороде.

Вот так я делала себе плохо, чтобы потом стало лучше.

Как вы представляете себе мазохиста?

Это шестидесятилетний венчурный капиталист, весь в смазке, в латексном костюме горничной, с маленькой задницей, которая трепещет, пока его госпожа размахивает хлыстом? Или милая и робкая Анастейша Стил из «Пятидесяти оттенков серого», которая участвует в принудительном насилии, мало похожем на здоровый БДСМ по обоюдному согласию? А может, это я в сарае?

Может быть, вы представляете марафонца, который пробегает безбожный километраж в знойный летний день, потом останавливается, чтобы проблеваться в кустах гортензии перед детской площадкой с любопытными малышами, и упорно движется к далекой финишной черте? Или любителя острого перца, который сквернословит перед тарелкой карри, с красным лицом и капельками пота на лбу? Когда я говорю «мазохист», вы видите человека, с головы до ног покрытого татуировками, его лицо все в металлических шипах и серебряных кольцах? Или тех, кто прыгает в ледяную воду в разгар зимы и шлепает друзей по заду, чтобы вступить в специальный клуб? (Да-да, я имею в виду вас, любители дедовщины.) А как же те, кто кусает ногти до крови? Как насчет сайд-шоу? А балерины? Боксеры? Клоуны на родео? Вы сами?

Видите закономерность? Все эти люди сознательно выбирают боль. Почему они это делают, учитывая, скольким можно пожертвовать для комфорта и избегания боли? Как вы думаете, что они получают, стремясь к боли?

Здесь, во вступлении, – и во всей книге, которую я предлагаю вашему вниманию, – я хочу сказать, что мазохизм может быть связан с сексом, но это не всегда так. В действительности страдание ради удовольствия часто совсем не связано с нашими гениталиями. И хотя современное слово, обозначающее «страдание ради удовольствия», обязано «стояку» одного австрияка родом из XIX века (см. главу 5), в реальности это понятие гораздо шире. Возможно, секс является тем проходным наркотиком, который заставляет нас говорить о мазохизме, но мазохизм гораздо больше, чем секс.

Сегодня, используя слово «мазохист», я описываю нечто универсальное, безвременное, общечеловеческое: сознательный выбор почувствовать себя плохо, чтобы потом стало лучше. Испытать боль. Люди давно применяют эту тактику, соглашаясь на страдания, чтобы потом насладиться биохимической реакцией облегчения, которая следует за болевыми стимулами. В этом нет ничего странного. И это не редкость.

Понятие мазохизма, человеческой привычки чувствовать себя плохо, чтобы стало лучше, не является ультимативным: в действительности это скорее спектр или даже несколько спектров. Если ультрамарафонцы – мазохисты, что можно сказать о простых марафонцах? В конце концов, они тоже могут обделаться на бегу и постоянно стирают ногти на ногах. Если участники клубов моржевания – мазохисты, то как назвать тех, кто плавает в холодных бассейнах коммерческих саун? Разве обливаться ледяной водой, принимая душ, – это мазохизм? Если танцы на пуантах – мазохизм, то как насчет занятий танцами на шесте, которые оставляют синяки под нежными коленными чашечками? А ролевые игры с мягким оружием, которое делает больно, но не причиняет вреда?

Не будет преувеличением сказать, что все эти занятия и причины для них могут иметь нечто общее. В конце концов, все мы управляем схожими версиями одного и того же бренного мешка с костями. Человеческий опыт не существует вне тела; эмоции, как и дыхание, имеют физическую основу. Они приходят изнутри, так же как мысли, пердеж и разнообразные запахи. И когда вы, я или кто-то другой играем с болью, мы в некотором смысле используем миллионы лет эволюции для своего рода биохакинга. Мы делаем себя лучше, сначала чувствуя себя дерьмово. Это весело; вполне возможно, что вам понравится.

С моей точки зрения, мазохизм – человеческое поведение, которое лишь изредка имеет отношение к сексу. Я не стану отрицать, что сексуальный мазохизм – одна из моих любимых его граней. Но! Как мы узнаем, мазохизм есть повсюду. Например, давайте начнем с одного из самых радикальных примеров мазохизма: ультрамарафонцы. Думаю, никто не будет спорить с тем, что пробежать триста километров без остановок даже на сон – настоящий мазохизм. Предполагается, что человек, который участвует в таком грандиозном мероприятии, как многодневный марафон в пустыне, должен что-то получить за свои страдания. И это, разумеется, не всегда деньги. Хотя в некоторых ультрамарафонах введены денежные призы, они еще не стали обычным явлением в этом виде спорта (хотя это может измениться). Например, в Big Backyard Ultra – гонке до последнего участника, которую многие считают самой садистской в мире, – вообще нет призов, только жетоны за участие. Люди совершают огромный подвиг ради самого опыта. Доводя тело до предела, рискуя ослепнуть от пыли и тщетно пытаясь поесть, на базовом уровне ультрамарафонцы стремятся к боли. Полагаю, они что-то получают взамен (вы сможете убедиться в этом в главе 8). Иначе зачем бежать? Должна быть какая-то награда. Это кажется парадоксальным, но в книге я покажу, как это работает. Прочитав ее до конца, вы увидите, что все виды боли ради удовольствия в самом деле очень похожи.
1 2 3 >>
На страницу:
1 из 3