Федя. Попробовал, да и съел. Ловко. (Смеется.)
Воля. Да, тебе… хорошо… смеяться, а как я скажу… и к няне нельзя и к маме нельзя…
Федя. Ну, брат, наделал дела… ха, ха, ха. Так всё и съел? Да что ж плакать? Надо придумать…
Воля. Что ж я могу придумать? Что мне теперь делать?
Федя. Ну дела! (Старается не смеяться. Молчание.)
Воля. Что мне теперь делать? Пропал я. (Ревет.)
Федя. Об чем же так огорчаться. Будет реветь-то. Просто поди скажи маме, что съел.
Воля. Это еще хуже.
Федя. Ну так няне признайся.
Воля. Как я ей скажу.
Федя. Так слушай же: постой здесь, я сбегаю к няне, расскажу, она ничего.
Воля. Нет, не говори. Как я ей скажу.
Федя. Вот пустяки! Ну, ошибся, что ж делать! Я сейчас ей скажу. (Убегает.)
Воля. Федя, Федька. Постой. Убежал. Только попробовал, а потом и не помню как, и вот наделал, что мне теперь делать? (Ревет.)
(Прибегает Федя.)
Федя. Да будет реветь. Я как и говорил тебе, что няня простит. Она только и сказала: ах, мой голубчик!
Воля. Что ж, и не сердится?
Федя. И не думает. Бог с ним, с пирожным, я бы ему и так отдала.
Воля. Да ведь я нечаянно. (Опять плачет.)
Федя. Ну об чем же теперь? Маме не скажем, а няня простила.
Воля. Няня простила. Я знаю, что она хорошая, добрая. А я?.. Я гадкий, гадкий. Об этом и плачу.
ОБ ИСКУССТВЕ
Лакей, экономка.[80 - Слово: экономка написано поверх зачеркнутого: и двое детей: гимназист 14 лет Петя и старшая сестра Нина.]
Лакей (с подносом). Миндального молока к чаю и рому.
Экономка (вяжет чулок и считает петли). 22, 23…
Лакей. Слышите, что ли, Авдотья Васильевна? А, Авдотья Васильевна!
Экономка. Слышу, слышу, сейчас. Не разорваться мне. (К Наташе.) Сейчас, милочка, и вам черносливцу принесу. Вот дай срок – молоко отпущу. (Цедит молоко.)
Лакей (присаживается). Ну уж насмотрелся я. И за что только деньги платят.
Экономка. Это что же, в киятре были? Что-то долго нынче?
Лакей. Опера всегда долго. Сидишь, сидишь. Спасибо, пустили посмотреть. Чудно.
(Буфетный мужик Павел входит со сливками и останавливается слушать.)
Экономка. Пение, значит?
Лакей. Какое пение! Так, дуром горланят. И не похоже вовсе. Я, говорит, ее очень как люблю. И всё это на голос выводит, и не похоже совсем. А то повздорили, надо им драться, а они опять поют.
Экономка. А ведь, сказывают, дорого стоит абонент.
Лакей. За нашу ложу 300 рублей за 12 приставлений.
Павел (качает головой). 300 рублей! Кому же эти деньги-то идут?
Лакей. Известно кому: кто поет, тому и платят. Сказывают, певица в год 50 тысяч выручает.
Павел. Тут уж не до тысяч речь, а на 300 рублей в деревенском быту <чего бы наделал>, ох много денег. Другой всю жизнь бьется, не 300, а и сотни не добьется.
(Гимназистка шестого класса приходит в буфет.)
Нина. Наташа тут? Что же ты пропала, мама спрашивает.
Наташа (жует чернослив). Я сейчас.
Нина (к буфетному мужику). Что это ты говоришь: 100 рублей?
Экономка. Да рассказывал Сем[ен] так (указывает на лакея), как он нынче в театре пение слушал, и что как много певицам платят, так вот Павел дивится. Неужели и правда, Нина Михайловна, что певица-то 50 тысяч выручает?
Нина. Еще больше. Одну певицу пригласили в Америку, 150 тысяч дали. Да не это одно. Вчера в газетах было, что музыкант один за ноготь 25 000 получил.
Павел. Мало ли что пишут. Разве это можно?
Нина (с видимым удовольствием). Верно я тебе говорю.
Павел. За что же, за ноготь 25 тысяч?
Наташа. За что же?
Нина. А за то, что он музыкант на фортепьяно и застрахован. Так что если что-нибудь с рукой случится и нельзя играть, так ему выплачивают.
Павел. Ну, дела.