Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты

– Как вы говорите?

Дмитрий Васильевич сказал, что достанет и через час принес деньги. Он занял их у купца, которому ставили хлеб. Дела графа уже давно шли плохо, особенно благодаря Дмитрию Васильевичу, у которого дела шли хорошо, но граф это не хотел знать и не знал, и деньги были, и всегда были. Графиня, получив деньги, отозвала княгиню в детскую, где стояла брошенная невеста Мими на колышке с лайковым задом, откуда выгнала старуху няню, и отдала княгине.

– Это ничего так мало, но ради бога не откажите мне, – сказала она и сама заплакала. Княгиня тоже. Они стояли, обнявшись в слезах. Слезы были и о том, что графиня чувствовала, что она хорошо поступила, и о том, что они дошли до того, что им нужно заниматься деньгами, и о том, что молодость их прошла, но слезы были приятные, сладкие. Граф застал графиню в слезах.

– О чем вы, графиня? – спросил он. Она улыбнулась сквозь слезы. У него было такое доброе лицо. Княгиня сказала:

– Бог наградит тебя. – Граф был глуп, но в одну минуту понял, что спрашивать не нужно. Он сделался хитрецом, притворился, что не понял, но и в его лице просияло еще больше доброты.

– Что же вы, графиня П. Н., гостей оставили? – сказал он, хитрец, тонко улыбаясь и поцеловал ее руку. (Простые всегда говорили друг другу граф и графиня.) Только ночью, когда они, как всегда не переставая двадцать семь лет, помолившись богу, легли на двухспальную постель, граф тронул графиню за локоть и сказал:

– Я знаю, куда вы дели пятьсот рублей. Вы – ангел.

– Ну, от тебя ничего нельзя скрыть, – ответила графиня, взяла его руку и поцеловала.

8

[708 - Зачеркнуто: В Москве 1 января 1808 года у графа Василия Андреевича Простого обедали зa именинным обедом родные и гости. Всех сидело зa обедом с детьми, гувернерами и гувернантками тридцать два человека. Обед приходил к концу.]Именины у графа Простого в Москве 1808 года.[709 - На полях: Предисловие1) Почему кажется, что все закладывали в стену.2) Почему кажутся герои.3) Я изучал памятники.]

– Да никто вам не говорил, что я считаю Бонапарта хорошим христианином, я этого не сказал, я совсем этого не говорил, я говорю, что он великой человек, – говорил запыхавшись и почти с пеной у рта, но с добродушнейшим озлобленным лицом высокой толстый юноша, сердито отмахиваясь от лакея, из за плеча его с бутылкой в салфетке, сердито и упорно спрашивавшего: – дри-мадеры прикажете? – Это был молодой Безухой в споре о Наполеоне с к[нязем] В[асилием].

За именинным столом сидело тридцать два человека своих, родных, гостей, детей и взрослых, гувернеров и гувернанток. Стол, убранный вазами и цветами, был накрыт во всю длину большой залы, приборы были праздничные, саксонские, серебро новое, на одном конце сидел граф Илья Андреич, на другом графиня. Около графини сидели почетнейшие родные и гости, около графа мущины и с одного края молодежь и дети с гувернерами.

<Споривший юноша Безух[ов] сидел близко к графине. Он был единственный сын князя Безухова, наследник сорока тысяч душ и огромных капиталов бабки>. Он спорил со всеми. Все были против него, но <больше> сердитее всех он обращался к сидевшему подле графини старичку в звезде и белом галстуке с завалившимся лбом и выдвинутой обезьянской нижней челюстью, который видимо без малейшего усилия отражал редкими и резкими шутками на отличном французском языке нападения молодого Безухового. Это был к[нязь] В[асилий]. Графиня, казалось, чего то боялась, находила что то неприличным и беспокойно взглядывала то на соседа, который, отвечая всегда учтиво, взглядывал на нее, приглашая ее принять участие или испрашивая ее одобрения, то на Безухового, несмотря на свою молодость, говорившего слишком громко и положившего оба локтя на стол и один даже в соус, то на дворецкого, всё предлагавшего дрей-мадеру. По ее мнению, надобно же было чем нибудь кончить с этой мадерой. Кроме того она беспокойно поглядывала и на графа, сидевшего рядом с известным ей полковником, любившим выпить лишнее (ей казалось, что он что то часто берет в руки бутылки и становится красен), и на детей, у которых что то такое начиналось неприличное, угрожавшее разразиться громчайшим хохотом. Они шептались, перегибались друг к другу, закусывали губы и даже изредка всфыркивали. Особенно меньшая дочь Наташа, некрасивая,[710 - Зачеркнуто: брюнетка] но красная, с пупурщиками, здоровая девочка лет двенадцати, с голыми руками и шеей, как и все что то затевала под столом и фыркала чаще всех. Гувернеры и гувернантки находились в приличном, сдержанном волнении и, продолжая сидеть прямо, отрывисто делали замечания своим воспитанницам и воспитанникам, но бунт видимо разгорался и угрожал общим взрывом неприличного хохота.

– Mon cher! – сказал старичек с звездой, оглядываясь с улыбкой на озабоченную графиню. – Rappelez vous une chose, – и он, как жемчужины, выпустил каждое слово: – la meilleure des causes est perdue du moment que l'on se f?che.[711 - [Милый мой, помните, что самое лучшее доказательство теряет силу, как только рассердишься.]] – И он засмеялся и засмеялись все, графиня выказала тонкую улыбочку и мигнула Гавриле, чтобы он переходил с бутылкой к следующему. Разговор шел по французски.

– [712 - Зач.: Lеon] Князь говорит, что Бонапарт великой человек, а пленные в Египте? – сказала графиня. – Нет, я не соглашусь никогда, – и она покачала головой на Наташу, которая совсем нагнулась под стол.

– Что вы думаете об этом, княгиня? – обратился к[нязь] В[асилий] к[713 - Зач.: девушке] А. А., сидевшей недалеко от него. Задумчивые, полузакрытые глаза княгини[714 - Слово: княгини переделано из: княжны.] вдруг вспыхнули приятным блеском.[715 - Зач.: яркой румянец выступил на полное красивое лицо.]

– Я, как женщина, могу ошибаться и смотреть не так, как надо, на политику, – отвечала она, вздыхая, – но я не могу простить ему смерть Енгиенского. Это ужасно. – И она содрогнулась непритворно при одном воспоминании.

Lеon неучтиво не обратил никакого внимания на замечания дам.

– Я не сержусь,[716 - Зач.: за то Тильзитский мир] но говорю, что это самый великий полководец мира и что нас били всегда и будут бить, и придет в Петербург так же, как в Вену и Берлин, – продолжал он, отдавая тарелку и обтирая запачканный рукав фрака. Дети не могли удерживаться больше и громко захохотали. Lеon обратился к ним и тоже засмеялся самым добродушным, здоровым смехом.[717 - Зачеркнуто: – Pardon, мы поговорим об этом после, – сказал он,]

На другом конце стола граф подливал соседу, рассказывая, что вино это получил он в боченках, а что кипрское трудно достать.

– Об чем они? – спросил полковник, указывая на старичка с звездой.

– Всё об Бонапарте, – отвечал граф. – Он умный, такой славной, этот Безухой молодой. Правда, теперь министром назначен[718 - Зач.: вы знаете кто?] Каракин?

– Какже. Уж его поздравляли. Ловкой человек.

– Шш! – сказал граф, – это его сын. – Он указал на красивого юношу, сидевшего недалеко от них.

– А тот высокий, как аршин проглотил, тоже сын его?

– Какже, тот на службе, славный молодой человек. Этот – шалун большой. Он их заграницу посылает. Воспитаны славно, – так говорил граф. Графу, видимо, всё казалось славно. Лицо его бритое, доброе, круглое, с редкими седыми волосами <светлыми> и ясными голубыми глазами и всегда готовой однообразной, но радушной улыбкой, подтверждало его похвалы всему свету.

– Как вы думаете,[719 - На полях: За имянинами П[етр] говорит стихи] граф, – обратился к нему[720 - Зач.: Каракин] к[нязь] В[асилий] по русски (граф плохо говорил по французски). – Придет Наполеон в Москву или нет?

– Oui, pas de doute,[721 - [Да, несомненно,]] – прокричал граф, – tr?s bien, tr?s bien.[722 - [очень хорошо, очень хорошо.]] – Все засмеялись.

– Что говорить про это? – отвечал граф, расслышав, – теперь славно, мир бог даст и на долго. Что думать, пускай он там воюет.

– Tout est pour le mieux dans le meilleur des mondes possibles,[723 - [Все к лучшему в лучшем из миров,]] – произнес Каракин, улыбаясь.

В другой стороне стола гувернер считал на блюдах кушанья и досадовал, что у него нет нынче апетита. Родственник из деревни, случайно попавший рядом с вдовой в брильянтовом фермуаре, томился мыслью, о чем бы разговориться с москвитянкою и расспрашивал про улицы. Другой всё прислушивался с подобострастием к тому, что говорили люди в звездах. Молодой князь Каракин, сидя рядом с княжной, видимо, lui faisait la cour.[724 - [за ней ухаживал.]] Старшая дочь дома Лиза кокетничала с вторым братом, пятнадцатилетним мальчиком. Молодой паж Борис Мещерин прислушивался к Lеon и смотрел ему в глаза, одержимый к нему первой страстной дружбой. У детей дело шло в том, что Наташа принесла с собой куклу, но без носа, называемую Мими, и тайно от всех под столом кормила ее.

Entreеs, entremets,[725 - [Различные блюда]] соусы, холодные вины, пирожные шли в таком изобилии и порядке, что только одному немцу гувернеру не наскучило. Он соображал и запоминал, чтобы написать родным в Саксонию о том, на каком обеде он участвовал.

Однако спор, в который под конец вступил и Ш., разгорался всё более и более.

9.

Спор о Наполеоне, о Тильзитском мире, о Эрфуртском свидании, о[726 - Зачеркнуто: значении] достоинствах Бонапарта продолжался весь обед между Бергом и Шеншиным. Князь Василий отстал от спора, не находя его для себя приличным; тем более, что в последнее время в Петербурге все возгорелись энтузиазмом к Франции и Наполеону, и князь Василий, чуткой всегда на политические mot d'ordre,[727 - [лозунги]] теперь получив назначение в Петербург, называл Бонапарта уже императором Наполеоном и профессировал к нему высокое уважение.

Берг не спорил, но только служил пластроном и Шеншин, выпив другой стакан лафита и озлобленный тем, что князь Василий оставил его, был блестящ злостью и остроумием.

– Поручик артиллерии, – говорил он, – выбирает невест во всех европейских дворах и невесты прихорашиваются. – Князь Василий, не говоривший, счел долгом вступиться, полагая видеть намек.

– Нам трудно, не зная, судить о политических делах.

– Еще мало его любят у нас. И странно, как кого побьют, так делается его другом. От Фридланда мы так его полюбили, что уже не знали, как угостить. – Берг вступился за храбрость солдат под Фридландом. Шеншин продолжал: – особенно Пруссаки и Фридр[их] полюбили его нежно, чуть в воду не бросился, чтоб приехать на плот, спасибо казаки удержали. – Графиня делала знаки, замечая, что князю Василью не нравится. – Терпеть не могу, – отвечал[728 - В рукописи описка: К[нязь] В[асилий]] Шеншин соседу Борису, – этих франтов: покуда мы дрались, ругали Бонапартия, а теперь первый друг. Вот настоящие изменники. Я его потравлю. Нет, надо нас побить хорошенько, чтобы мы очень подружились, а то всё еще мало, и побьют.

– Послушайте, молодой человек, – сказал князь Василий, выведенный почти из себя, – надо знать прежде.

В это время вдруг через весь стол послышался голос Наташи, приподнявшейся и громко кричащей: maman! Головка ее вся красная, с горящими глазами, с сдержанной улыбкой и с энергической решительностью была обращена к графине.

– Что тебе? – Графиня испуганно, потом, увидав, что это шалость, сердито обратилась к дочери. – Что тебе?

– Мама, что пирожное будет?

Графиня рассердилась и улыбнулась. Гости засмеялись.

– Вот я тебе!

– Мама, что пирожное будет? – прокричала она капризно и весело. Дети и молодежь померли со смеха.

– Я говорил, что она скажет, – сказал кто-то. – Вот и сказала! Проиграли. – Эпизод этот расстроил спор и развеселил всех.

– Мороженое.

– Какое мороженое? Мама! Мама! Какое мороженое, я не люблю сливочное!

– Морковное, – сказал Шеншин. Всем стало веселее.