Слова, написанные явно по рассеянности дважды, воспроизводятся один раз, но это оговаривается в сноске.
После слов, в чтении которых редактор сомневается, ставится знак вопроса в прямых скобках: [?]
На месте не поддающихся прочтению слов ставится: [1 неразобр.] или: [2 неразобр.], где цыфры обозначают количество неразобранных слов.
Из зачеркнутого в рукописи воспроизводится (в сноске) лишь то, что редактор признает важным в том или другом отношении.
Незачеркнутое явно по рассеянности (или зачеркнутое сухим пером) рассматривается как зачеркнутое и не оговаривается.
Более или менее значительные по размерам места (абзац или несколько абзацев, глава или главы), перечеркнутые одной чертой или двумя чертами крест-на-крест и т. п., воспроизводятся не в сноске, а в самом тексте, и ставятся в ломаных < > скобках; но в отдельных случаях допускается воспроизведение в ломаных скобках в тексте, а не в сноске, и одного или нескольких зачеркнутых слов.
Написанное Толстым в скобках воспроизводится в круглых скобках. Подчеркнутое печатается курсивом, дважды подчеркнутое – курсивом с оговоркой в сноске.
В отношении пунктуации соблюдаются следующие правила: 1) воспроизводятся все точки, знаки восклицательные и вопросительные, тире, двоеточия и многоточия (кроме случаев явно ошибочного написания); 2) из запятых воспроизводятся лишь поставленные согласно с общепринятой пунктуацией; 3) ставятся все знаки в тех местах, где они отсутствуют с точки зрения общепринятой пунктуации, причем отсутствующие тире, двоеточия, кавычки и точки ставятся в самых редких случаях.
При воспроизведении «многоточий» Толстого ставится столько же точек, сколько стоит у Толстого.
Воспроизводятся все абзацы. Делаются отсутствующие в диалогах абзацы без оговорки в сноске, а в других, самых редких случаях – с оговоркой в сноске: Абзац редактора.
Примечания и переводы иностранных слов и выражений, принадлежащие Толстому и печатаемые в сносках (внизу страницы), печатаются (петитом) без скобок.
Переводы иностранных слов и выражений, принадлежащие редактору, печатаются в прямых [ ] скобках.
Пометки: *, **, ***, **** в оглавлении томов, на шмуц-титулах и в тексте, как при названиях произведений, так и при номерах вариантов, означают: * – что печатается впервые, ** – что напечатано после смерти Толстого, *** – что не вошло ни в одно из собраний сочинений Толстого и **** – что печаталось со значительными сокращениями и искажениями текста.
ВОСКРЕСЕНИЕ
*, ** ЧЕРНОВЫЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ
(1889—1890, 1895—1896, 1898—1899)
** [ПЕРВАЯ НЕЗАКОНЧЕННАЯ РЕДАКЦИЯ «ВОСКРЕСЕНИЯ».]
26 Декабря 89. Я[сная] Поляна].
Это было весной, ранней весной,[1 - Так было написано с самого начала. Затем весной, ранней весной зачеркнуто и вместо этого написано: поздней осенью. Потом поздней осенью зачеркнуто и восстановлено первоначальное чтение.] въ страстную пятницу. Марья Ивановна и Катерина Ивановна Юшкины[2 - Вначале было: Марья Ивановна Юшкова, затем добавлено: и Катерина Ивановна и Юшкова исправленона Юшкины.] (старая[3 - Зачеркнуто: русская] фамилiя), старыя богатыя[4 - Исправлено из: старая, богатая] д?вицы, жившiя въ своемъ им?ньиц? подъ губернскимъ городомъ, были неожиданно обрадованы прi?здомъ племянника Валерьяна Юшкина,[5 - Зачеркнуто: стр?лковаго офицера] только что поступившаго въ стр?лковый батальонъ Императорской фамилiи (это было въ начал? Севастопольской войны). Валерьянъ Юшкинъ былъ единственный сынъ Павла Иваныча Юшкина, умершаго вдовцомъ два года тому назадъ. Ему было 25 л?тъ. Онъ 4 года тому назадъ кончилъ курсъ въ юниверситет? и съ т?хъ поръ, въ особенности по смерти отца, когда онъ получилъ въ руки им?нiе, жилъ, наслаждаясь вс?ми прелестями жизни богатаго, независимаго молодаго челов?ка высшаго круга. Наслажденiя его жизни были не въ петербургскомъ, а въ московскомъ дух?: увеселенiя его были не балы большого св?та, не француженки и актрисы, а охота, лошади, тройки, цыгане; главное – цыгане, п?нiе которыхъ онъ безъ памяти любилъ и предпочиталъ всякой другой музык?.
Валерьяна любили не одн? его тетушки, его любили вс?, кто только сходился съ нимъ. Любили его, во 1-хъ, за его красоту. Онъ былъ выдающейся красоты, и не грубой, пошлой, а тонкой, мягкой; во 2-хъ, любили его за его непосредственность. Въ немъ никогда не было никакихъ колебанiй: чт? онъ любилъ, то любилъ, чего не любилъ, не любилъ. Впрочемъ, если онъ не любилъ чего, то онъ просто удалялся отъ нелюбимаго и никогда ничего и никого не бранилъ. Онъ былъ одинъ изъ т?хъ людей, такъ искренно увлекающихся, что даже эгоизмъ ихъ увлеченiй невольно притягиваетъ людей. Такъ вс? любили Валерьяна. Тетушки же его, въ особенности старшая Марья Ивановна, души въ немъ не чаяла. Марья Ивановна знала несомн?нно чутьемъ своего добраго сердца, что Валерьянъ, несмотря на то, что д?ла его уже были запутаны и что Марья Ивановна съ сестрой оставляли ему свое порядочное им?ньице, что соображения о насл?дств? не им?ли никакого значенiя для Валерьяна, скор?е ст?сняли его, а что онъ[6 - В подлиннике: а онъ что] прямо сердцемъ любилъ тетокъ, въ особенности Марью Ивановну. Марья Ивановна была старшая и годами, и умомъ, и характеромъ и тихая, кроткая. Катерина Ивановна была только ея спутникомъ. Валерьянъ любилъ бывать у тетокъ и бывалъ часто, во первыхъ, потому, что у него было им?ньице рядомъ съ ними, а во 2-хъ, потому, что около нихъ были чудныя лисьи м?ста, и онъ всегда заходилъ къ нимъ съ псовой охотой.
Стоянка была чудесная, всего въ волю, все прекрасно, какъ бываетъ у старыхъ д?вицъ.[7 - Зачеркнуто: А тетушки] Любили и ласкали его такъ, что самъ не зам?чалъ, отъ чего ему всегда становилось особенно радостно въ этой любовной атмосфер?. Въ посл?днюю осень къ прелести его пребыванiя у тетокъ прибавилось еще то, что 14-л?тняя воспитанница Марьи Ивановны Катюша выросла, выравнялась и стала хоть не красавицей, но очень, очень привлекательной, оригинально привлекательной д?вушкой, и Валерьянъ въ посл?днiй свой прi?здъ не упускалъ случая встр?тить въ коридор? Катюшу, поц?ловать и прижать ее.
«Милая д?вочка! – говорилъ онъ самъ себ?, посл? того какъ поц?ловалъ ее въ коридор? и она вырвалась отъ него. – Милая д?вочка. Что-то такое чистенькое, главное, св?женькое, именно бутончикъ розовый», говорилъ онъ самъ себ?, покачивая головой и улыбаясь. Сначала онъ нечаянно встр?чалъ ее, потомъ уже придумывалъ случаи, гд? бы опять наедин? встр?титься съ ней. Встр?чаться было легко. Катюша была на положенiи прислуги и постоянно чистенькая, веселенькая, румяная, очень румяная, въ своемъ фартучк? и розовомъ платьиц?, – онъ особенно помнилъ розовое платье, – б?гала по дому. Такъ это было въ посл?днiй прi?здъ осенью, во время котораго онъ раза три поц?ловалъ ее.
Подъ?зжая теперь въ своемъ новомъ мундир? стр?лковаго полка къ усадьб? тетокъ, Валерьянъ съ удовольствiемъ думалъ о томъ, какъ увидитъ Катюшу, какъ она блеснетъ на него своими черными глазами, какъ онъ встр?титъ ее тайно въ коридор?… Славная была д?вочка, не испортилась ли, не подурн?ла ли?
Тетушки были т?же, только еще, казалось, радостн?е, ч?мъ обыкновенно, встр?тили Валерьяна. Да и нельзя было иначе. Во первыхъ, потому, что если былъ недостатокъ у Воли, то только одинъ: то, что онъ болтался и не служилъ. Теперь же онъ поступилъ на службу, и на службу въ самый аристократическiй полкъ, а во 2-хъ, в?дь онъ ?халъ на войну, онъ могъ быть раненъ, убитъ. Какъ ни страшно было за него, но это было хорошо, такъ надо, такъ д?лалъ и его отецъ въ 12 году. Въ 3-хъ, когда онъ вошелъ въ своемъ полукафтан? съ галунами и высокихъ сапогахъ, онъ былъ такъ красивъ, что нельзя было не влюбиться въ него.
Встр?ча была радостная, веселая, но случилось, что въ то время, какъ онъ прi?халъ, Катюша стирала въ кухн?. Перец?ловавъ тетокъ, онъ разсказывалъ имъ про себя, и ему было хорошо, но чего-то не доставало. Гд? Катюша? Не испортилась ли? Не прогнали ли? В?дь на такую д?вочку охотниковъ много. А жалко бы. Ему хот?лось спросить, но сов?стно было, и потому онъ н?тъ-н?тъ оглядывался на дверь.
– Катюша! – закричала Марья Ивановна.
«А, она тутъ; ну и прекрасно».
И вотъ послышались поскрипывающiе башмачки и легкая молодая походка, и Катюша вошла все въ томъ же мытомъ и побл?дн?вшемъ съ т?хъ поръ розовомъ плать? и б?ломъ фартучк?. Н?тъ, она не испортилась. Не только не испортилась, но была еще мил?е, еще румян?е, еще св?ж?е. Она покрасн?ла, увидавъ Валерьяна, и поклонилась ему.
– Подай кофе.
– Сейчасъ, я готовлю.
Ничего, казалось, не случилось особеннаго[8 - В подлиннике: особенно] ни утромъ, когда на удивительно чистомъ подносик?, покрытомъ удивительно чистой салфеткой, Катюша подала ему удивительно душистый кофе и зарумяненные сдобные крендельки, ни тогда, когда Катерина Ивановна вел?ла ей поставить это поскор?й и принести кипяченыхъ сливокъ; ничего не случилось и тогда, когда она за об?домъ принесла наливку и по приказанiю Катерины Ивановны подошла къ нему и своимъ н?жнымъ груднымъ голоскомъ спросила: «прикажете?» Ничего не случилось. Но всякiй разъ, какъ они взглядывали другъ на друга, удерживали улыбку и красн?ли, передавая другъ другу все большую и большую стыдливость. Ничего не случилось, казалось, а сд?лалось то, что они почувствовали себя до такой степени связанными, что эту первую ночь не могли выгнать отъ себя мысли другъ о друг?. Они, очевидно, любили другъ друга, желали другъ друга и не знали этаго. Валерьянъ никогда не думалъ о томъ, что онъ красивъ и что женщины могутъ любить его; онъ не думалъ этого, но обращался съ женщинами какъ будто былъ ув?ренъ, что он? не могутъ не любить его. Катюша – та и совс?мъ не позволяла себ? думать о томъ, что она нравится ему и что она сама любитъ его. Видъ его слишкомъ волновалъ ее, и потому она не позволяла себ? думать этаго.
Но на другой день, когда они встр?тились въ коридор?, онъ хот?лъ по прежнему поц?ловать ее, но она отстранялась,[9 - Зачеркнуто: но когда онъ обнялъ и протянулъ къ ней губы, она помиловала его и уб?жала.] покрасн?ла до слезъ и сказала такимъ жалкимъ, безпомощнымъ голосомъ: «не надо, Валерьянъ Николаевичъ», что онъ самъ почувствовалъ, что не надо, что между ними что то сильн?е того, всл?дствiи чего можно ц?ловаться въ коридорахъ.
Валерьянъ хот?лъ пробыть только день, но кончилось т?мъ, что онъ пробылъ 5 дней и исполнилъ желанiе тетушекъ – встр?тилъ съ ними пасху. И въ эти дни случилось съ нимъ и съ Катюшей то, что должно было случиться, но чего Валерьянъ вовсе не желалъ и не ожидалъ. Когда же это случилось, онъ понялъ, что это не могло быть иначе, и ни радовался, ни огорчался этому.
Съ перваго же дня Валерьянъ почувствовалъ себя совс?мъ влюбленнымъ въ нее. Голубинькое полосатое платьице, повязанное чист?йшимъ б?лымъ фартучкомъ, обтягивающимъ стройный, чуть развивающiйся станъ съ длинными красивыми руками, гладко-гладко причесанные чернорусые волосы съ большой косой, небольшiе, но необыкновенно черные и блестящiе глаза, румянецъ во всю щеку, безпрестанно затоплявшiй ей лицо, главное же, на всемъ существ? печать чистоты, невинности, изъ-за которыхъ пробивается охватившая уже все существо ея любовь къ нему, пл?няли его все больше и больше. Такая женщина въ эти два дня казалась ему самой той единственной женщиной, которую онъ могъ любить, и онъ полюбилъ ее на эти дни вс?ми силами своей души. Онъ зналъ, что ему надо ?хать и что не зач?мъ теперь оставаться на день, два, три, нед?лю даже у тетокъ, – ничего изъ этого не могло выдти; но онъ не разсуждалъ и оставался, потому что не могъ у?хать.[10 - Зач.: Церковь была въ верст? отъ дома, а съ утра въ великую субботу начались разговоры о томъ, какъ ?хать тетушкамъ: въ саняхъ или въ пролетк?. Р?шено было въ саняхъ. Валерьянъ <сопровождалъ ихъ> оставался дома.]
Въ заутреню тетушки, отслушавъ всенощную дома, не по?хали въ церковь;[11 - Зач: и Валерьянъ остался.] но Катюша по?хала съ Матреной Павловной и старой горничной – они повезли святить куличи. Валерьянъ остался было тоже дома; но когда онъ увидалъ, что Катюша у?хала, онъ тоже вдругъ р?шилъ, что по?детъ. Марья Ивановна засуетилась.
– Зач?мъ ты не сказалъ, мы бы большiя сани вел?ли запречь.
– Да вы не безпокойтесь, тетушка. Теперь и на колесахъ и на саняхъ хуже. Вы не безпокойтесь, я съ Парфеномъ (кучеръ) устрою. Я верхомъ по?ду.
Такъ Валерьянъ и сд?лалъ. Онъ прi?халъ къ началу заутрени. Только-только онъ усп?лъ продраться впередъ къ амвону, какъ изъ алтаря вышелъ священникъ съ тройной св?чей и зап?лъ «Христосъ воскресе». Все было празднично, весело, но лучше всего была маленькая, гладко причесанная головка Катюши съ розовымъ бантикомъ. На ней было б?лое платьице и голубой поясъ. И Валерьяну все время было удивительно, какъ это вс? не понимаютъ, что она царица, что она лучше, важн?е вс?хъ. Она вид?ла его, не оглядываясь на него. Онъ вид?лъ это, когда близко мимо нее проходилъ въ алтарь. Ему нечего было сказать ей, но онъ придумалъ и сказалъ, проходя мимо нея: «Тетушка сказала, что она будетъ разгавливаться посл? поздней об?дни». Молодая кровь залила все милое лицо, и черные глазки, см?ясь и радуясь, взглянули на Валерьяна.
– Слушаю-съ, – только сказала она.
Посл? ранней об?дни и христосованiя съ священникомъ началось взаимное христосованье.[12 - Зачеркнуто: Катюша, получивъ свои завязанные въ салфетки куличи, что то еще увязывала съ Матреной Павловной, стоя у окна въ прид?л?.] Валерьянъ шелъ въ своемъ мундир?, постукивая новыми лаковыми сапогами по каменнымъ плитамъ, мимо. Онъ шелъ къ священнику на промежутокъ[?] между ранней и поздней. Народъ разступался передъ нимъ и кланялся. Онъ шелъ и чувствовалъ себя отъ безсонной ли ночи, отъ праздника ли, отъ любви ли къ Катюш? особенно возбужденнымъ и счастливымъ. Кто узнавалъ его, кто спрашивалъ: «кто это?» На выход? изъ церкви среди нищихъ, которымъ Валерьянъ раздалъ денегъ, онъ увидалъ Катюшу съ Матреной Павловной. Они стояли съ бока крыльца и что то увязывали. Солнце уж? встало и ярко св?тило по лужамъ и сн?гу. Пестрый народъ прис?лъ на могилкахъ. Старикъ кондитеръ Марьи Ивановны остановилъ его, похристосовался, и его жена старушка, и дали ему яйцо. Тутъ же подошелъ молодой мужикъ, очевидно найдя, что лестно похристосоваться съ офицеромъ бариномъ.
– Христосъ воскресъ? – сказалъ онъ и, придвинувшись къ Валерьяну такъ, что сильно запахло сукномъ мужицкимъ и дегтемъ, три раза поц?ловалъ Валерьяна въ самую середину губъ своими кр?пкими, св?жими губами. Въ ту самую минуту, какъ он? поц?ловался съ этимъ мужикомъ и бралъ отъ него темновыкрашенное яйцо, Валерьянъ взглянулъ на Катюшу и встр?тился съ ней глазами. Она опять покрасн?ла и что то стала говорить Матрен? Павловн?. «Да отчего же н?тъ?» – подумалъ Валерьянъ и направился къ ней.
– Христосъ воскресъ, Матрена Павловна? – сказалъ онъ.
– Воистин?, – отв?чала Матрена Павловна, обтирая ротъ платочкомъ. – Чтожъ, все кончили?
Минутку онъ поколебался; потомъ самъ вспыхнулъ и въ туже минуту приблизился къ Катюш?.
– Христосъ воскресъ, Катюша? – сказалъ онъ.
– Воистин? воскресъ, – сказала она и, вытянувъ шею, подвинулась къ нему, блестя своими, какъ мокрая смородина, блестящими черными глазами.
Они поц?ловались два раза, и она какъ будто не хот?ла больше.
– Чтожъ? – сказалъ онъ.
Она вспыхнула и поц?ловала 3-й разъ.
– Вы не пойдете къ священнику? – спросилъ Валерьянъ.