1812, год зверя. Приключения графа Воленского

– Я генерал-провиантмейстер Осип Николаевич Лоза, – представился он. – Господа, позвольте пригласить вас. Доедем до Твери в моей коляске, там переночуете во дворце, его высочество будет счастлив оказать гостеприимство.

– Его высочество? – переспросил я.

– Принц Георг Ольденбургский сейчас в Твери, – подтвердил генерал.

– Почтем за честь воспользоваться вашей добротой, – сказал я. – Тем более, что я имею приватное поручение к его высочеству от вдовствующей императрицы. Я действительный статский советник граф Воленский Андрей Васильевич, со мною надворный советник Вячеслав Сергеевич Косынкин.

Мы спешились и пересели в коляску гостеприимного генерала.

– Рад знакомству, рад. Вместе веселее. Доберемся быстро. Вот только заедем в одно местечко, это ненадолго, – он произнес эти слова таким тоном, словно извинялся.

«Одним местечком» оказался Торжок. Привели купца с куцей бороденкой и маленькими глазками, одетого в засаленный кафтан с заплатками. Он с бессвязными причитаниями кинулся в ноги Осипу Николаевичу.

– А ну встань, неопрятище! – рыкнул на него генерал-провиантмейстер.

Едва купчишка поднялся на ноги, Лоза двинул ему кулаком в зубы. Тот кубарем улетел в запруженную канаву. Гуси, хлопая крыльями и гогоча, разбежались в стороны. Крестьяне, стоявшие поодаль, судя по ухмылкам, отнеслись к случившемуся с одобрением.

– Помилуйте, ваше превосходительство-о-о! – завыл купчишка.

Он выбрался из канавы, вода стекала с его кафтана, бороденка спуталась с ряской.

– Что – помилуйте?! – прогремел Лоза. – До конца войны, пес, на одной тюре сидеть будешь! Или что – тюря[19 - Тюря – хлеб или сухари, крошеные в соленую воду.]! Повесим тебя, вот и все дела! Другим в назидание!

Купец захлюпал. Генерал подал знак, солдаты схватили его, бросили на телегу. Мы поехали дальше.

– Эх, мало я ему дал! – посетовал генерал-провиантмейстер, разминая правый кулак.

Мы с Вячеславом в недоумении переглянулись.

– Вор он! – пояснил Лоза. – Получил подряд магазин подготовить, заплатили ему за труды… мелкая душонка! Тьфу!

Осип Николаевич с чувством плюнул, показав, что во время войны за подобную работу на государство грех плату брать.

– Запасы, продовольствие там, фураж, – все получил он, – продолжил генерал-провиантмейстер. – И на! На вторую ночь сгорел магазин! И этот вор говорит, что крестьяне его сожгли! Испугались-де, что Наполеон сюда дойдет и все французам достанется!

– Дойдет он сюда! – фыркнул Косынкин. – Подавится!

– Это ж понятное дело, мерзавец украл все, распродал, гнида! Сам и сжег магазин! Какие-то упаковки для виду разбросал на пепелище!

Я бросил взгляд на телегу, на грязную фигурку купчишки. Презрение и жалость он вызывал одновременно. В военное время вешать нужно таких, не мешкая. А с другой стороны, тоже ведь человек, жить как-то хочет.

До Твери мы добрались под вечер, когда тени по левую руку сделались длинными. Навстречу нам неспешной вереницей двигались подводы с домашним скарбом. Коровы, козы, жеребята, привязанные к телегам, мычали и блеяли, но обреченно волочились вперед. Клубилась пыль, песок прилипал к лицу и скапливался во рту.

– Что это за паломничество? – удивился я.

– Бегут из Твери, – сказал Лоза.

– Из Твери? Что за абсурд?! – откликнулся я.

Вячеслав вытянул шею и крикнул мужичонке, попавшемуся навстречу:

– Эй, любезный! Откуда путь держишь?

– Тверской я! Откуда ж еще?! – без тени смущения ответил тот.

– А что случилось? – спросил я. – Почему вы все бежите?

– Так Наполеон же идет! – объяснил мужичонка.

– Не понимаю, – вымолвил я. – Где Тверь и где Наполеон!

История с купчишкой, разговор со случайным встречным и идущие навстречу одна за другой груженые подводы произвели на меня удручающее впечатление. Бегство мирных жителей было уже не отвлеченной сводкой о продвижении Великой армии, а зримым подтверждением успехов Наполеона.

Мы въехали в Тверь. Шоссе бежало вдоль берега Волги. По правую руку тянулись жилые дома, огороды за ними спускались к реке. Город обезлюдел, от заколоченных досками дверей веяло страхом, дома пустовали.

Мы проехали чуть дальше переправы и остановились возле храма Воскресения Христова[20 - Храм Воскресения Христова, он же Храм Трех Исповедников в Твери, имел два престола: Воскресения Христова и покровителей семейного очага святых мучеников Гурия, Самона и Авива.].

– Ну-с, зайдем, перед исповедниками грехи б замолить, – промолвил Осип Николаевич.

Генерал взглянул на храм с тоскливой озабоченностью, словно сомневался, что ему позволительно войти внутрь. Однако же он решился, и мы с Вячеславом последовали за ним.

– А генерал-то наш шалун, раз уж грехи перед покровителями домашнего очага замаливает, – вполголоса сказал я.

Осип Николаевич молился со старанием, свидетельствовавшим о том, что с соблюдением святости семейных уз у него случилась серьезная неурядица. Косынкин ничего не ответил, кажется, озаботившись прощением каких-то собственных прегрешений. Я покинул церковь первым, и добрую четверть часа любовался барочным «восьмериком на четверике»[21 - Восьмерик на четверике – архитектурная композиция. Храм Воскресения Христова в Твери – двухъярусная церковь, построенная в стиле барокко, первый этаж имеет четыре угла, второй – восемь.], как вдруг случилась совершенно неожиданная встреча.

– Bonjour, Comte[22 - Bonjour, Comte – (франц.) Здравствуйте, граф.], – услышал я знакомый голос.

Я обернулся и увидел карету, в окно выглядывала графиня де ла Тровайола.

– Сандра! – удивился я, про себя воскликнув: «Heus-Deus[23 - Heus-Deus – (лат.) Эй, Бог!], ты решил мне припомнить, что и я не без греха!»

– Невероятная встреча, – сказала графиня де ла Тровайола. – Куда направляешься?

– В Москву, – ответил я и поспешил уточнить. – В армию.

– Ну, а я подальше от театра военных действий. Что ж, прости, я очень спешу. Буду молиться за тебя. Надеюсь, когда все кончится, мы еще увидимся и будем пребывать в добром здравии.

Она похлопала рукою по дверце, возничий щелкнул кнутом, и карета покатила вперед. Вскоре она затерялась среди других экипажей, телег и подвод. А я все всматривался вдаль, словно надеялся на какой-то знак, – может, мелькнула бы ее рука с платочком? Бог весть, зачем мне было это нужно? И слава богу, что я путешествовал без Жаклин, эта встреча надолго испортила бы ей настроение.

– Что там? – голос Вячеслава пробудил меня.

– Ничего, – ответил я.

– Ты так смотрел, – обронил он, вглядываясь вдаль.

Мы вернулись к наплавному мосту. Десяток барок, стоявших на якорях, перекрывали всю ширину Волги. Мы переправились на другую сторону и через минуту были в путевом дворце.

Его высочество принц Георг Ольденбургский принял меня в кабинете.