Ужаснейшее проклятие

Ужаснейшее проклятие
Лев Овчинников

В роскошном трактире в самом сердце Региспорта чародей Адальвег Золотой рассказывает собутыльникам о своих регалиях, ставя себя в один ряд с Белым Странником и даже Хранителем этого мира. Неожиданно в трактир заявляется старый знакомый и брат по чародейскому цеху Максимилиан из Сребрада. Адальвег, похоже, и не рад этой встрече, да сделать ничего не может. Максимилиан же узнаёт о проклятии, нависшем над товарищем старых дней.

Лев Овчинников

Ужаснейшее проклятие

– Если вы бывали в Вольфгарде и среди мрачных шпилей этого исполинского города, сущего каменного леса, обращали взор на скромное по размерам, но величественное по сути, здание коллегии чародеев, то видели статуи Хранителя и Странника. А рядом с ними вы видели и меня, воплощ?нного в мраморе. Вы, конечно, счастливчик! И не только потому, что имели удовольствие созерцать изваяния, изображающие могущественнейших мастеров Воли нашего мира, но и потому, что вы человек не бедный и даже располагаете величайшей роскошью – свободным временем, досугом, ибо вы разглядываете цеховые здания и дворцы, вместо того, чтобы приносить пользу Империи. Это очевидно, как и то, что вы прилично одеты, иначе смурные латники быстро бы указали вам алебардой путь к ближайшему торжищу, где вы продолжили бы продавать скот, корнеплоды… и что там крестьяне ещё продают? Простите мне моё невежество, ведь сам я не хожу на рынок, – на это у магистра имперской коллегии чародеев есть слуги.

Что ж, слава Богам за Жребий мне выпавший, ибо рождён я был в семье простолюдинов, но мозг, сердце и кровь вобрали в себя дух поистине великого сословия! Обычно люди зовут нас чародеями, хотя иные по невежеству и кличут колдунами, неосознанно путая наше благородное Искусство с чернокнижием и призывом существ Умбры. Просвящённая же публика, подражая альвам, именует нас волюнтариями – мастерами и владыками Воли.

Чужое ремесло – загадка, темный лес для непосвящённого, чего уж говорить о высоком Искусстве Воли. Слишком уж многие люди полагают, будто чары сродни чуду, а способность к Воле обычному хотению. Эти мракобесы считают, что такие, как я, родившись волюнтарием, всю жизнь ничего не делают, затем пару раз напрягают эту самую Волю, чтобы спасти короля, разорвать чудовище голыми руками, вылечить чьего-то наследника или выиграть битву, пустив поток огня с небес, а после пожинают лавры. Это напряжение они мнят пошлым, сродни напряжению человека в нужнике. Но это не так! Жизнь чародея – это пот и кровь, которые не снились и беднейшему из крестьян, это постоянная барщина свободным искусствам, это оброк пыльным фолиантам, это рабство у наставника, а после, в зрелости, рабство у цели. О да, чародей, истинный чародей, целеустрем?н. Он хочет оставить Наследие этому миру… людям, альвам, даже йордлингам, тьфу! Наследие будущим поколениям чародеев, в конце концов…и чтобы университетские школяры с трепетом изучали его под гнётом своих профессоров. Эти серые дублеты и мантии всегда завистники и притом самые жуткие: у них ведь есть мозги, но нет Дара к Воле.

Что ж, все ходим под Богами, никто не виноват, что одних своих детей они предпочитают другим. И всё же сложно и тягостно, а временами несносно до омерзения к самой своей жизни быть чародеем. Изобрести волшебное устройство, что осветит путь в штольне, где нельзя гореть огню, иначе всё взлетит на воздух – это ведь работа чародея. Научить плавить ордамерит и другой металл, наложить заклятье на оружие так, чтоб от твоего меча бросались наутек лешие и волколаки, зачаровать латы, чтобы болт или стрела, отскочив, убили вражеского стрелка, укрепить стены твердыни, чтоб не разбил их снаряд требушета, разыскать тёмных чародеев для мракоборцев Ордена, напасть на след преступника, исцелить мыслью или сварить для этой задачи зелье, открыть портал, наконец. Всё это труд чародеев.

Немыслимый. Чудовищный.

Пожалуй, меня ещё можно было бы загнать в поле и дать тяпку, да я заменю вам этого вашего ороча-земледельца, но его-то мной не заменишь. Как не заменишь и начальником гильдии, рыцарем и даже, только тихо, – самим императором.

А главное в этом труде – сосредоточенность. Звучит легко, но в самом деле, когда вокруг столько интересных собеседников, красивых женщин, вина, песен, когда тебя, сына сапожника, зовут на пиры и турниры, на заседания советов королей и палат сословий, когда есть театр, когда тебе открыты двери дворцов, то требование сосредоточенности просто невыносимо! Порой думаю: а пошло оно всё…лучше ледяные чертоги Умбры, чем я засяду за книги и упражнения, когда меня зовёт в гости какая-нибудь баронесса Кирентия в свой Застрельский замок! Но потом опять беру себя в руки и вперёд – к духовным упражнениям и написанию трактатов, суммирующих мой недюжий опыт. Так-то!

Служанка, принеси ещё по чарке пива нам, мастер в сливовом кафтане точно хочет угостить всех!

О чём это? Ах, да! Благодаря моему упорству и развитой мной самим способности отбросить ненужное и сосредоточиться на деле моё имя и гремит от Хладного моря до Межеланского Хребта, от Тенемирских гор до этого славного града Региспорта – жемчужины нашего имперского юго-запада.

Адальвег Золотой – создатель стольких самоходных устройств, гроза моровых навий и колдунов, раскрывший не один заговор против императора, историк волюнтарийского искусства…

– Кхм-кхм – неловко прокашлялся горожанин в синем дублете – Вы уж извините, но что-то я не слышал вашего имени до сего дня, мастер волшебник.

Остальные собеседники, а вернее будет сказать, слушатели Адальвега, обратили на великого чародея пристальные взоры, и кажется если и был до этого момента у кого на челе налёт хмельного настроения, то тут же пропал.

– А я и не удивлён, что ты, друг, не слышал. Вот кто ты? – говорил уверенно Адальвег.