Завещание майора Пронина

– Да я и потянуть пока не успел, запутался только. Странно всё. Ситуация предельно противоречивая, нужно проверять и Скаченко, и Пономарева. Кто-то из них врет. Но то, что Голдовский сбежал – если он сбежал – это, как я понимаю, неплохо? По крайней мере, значит, один явный подозреваемый у нас есть.

Эйтингон отхлебнул горячего чаю.

– Сперва его нужно найти. Голдовского или его труп. Я тебе прямо скажу, полгода назад он выходил на связь с троцкистской организацией в Новосибирске. Робко так, в командировке, через одного совсем незначительного человечка.

– Идейный?

– Или купленный с потрохами. Им же Троцкий всем с три короба наобещал. И денег, и должностей в случае переворота. Надеюсь, тебе не нужно объяснять, что троцкисты – это и американская, и британская разведка… С материальной базой у них проблем нет. Другое дело, что мы их хорошо проредили. В Советском Союзе им действовать трудно. И таких, как Голдовский, они ценят. Берегут. Ты ведь изучил его деятельность в Генштабе?

– Абсолютно незаметная деятельность. Никаких инициатив. Почти никаких дружеских контактов. Серая мышка. Коллеги считают его мелким карьеристом, который держится за паек, за должность свою второстепенную.

– Да, это хорошее амплуа и он его придерживается строго. Но сейчас наша задача – найти его.

– Или его труп. Ты не исключаешь, что свои же могли его убрать? Резоны есть.

– Ну-ка, ну-ка, изложи свои идеи. – Эйтингон широко улыбнулся.

– Два варианта сразу приходят в голову. Первый – они видят, что мы можем достать Голдовского и рвут ниточку. Логично? Второй – Голдовский малозначительная фигура, а его исчезновение может повести нас по ложному пути. Мы будем считать, что главное связующее звено с резидентом – Голдовский, а это не так. Подходит?

– Гипотетически – да. Хотя всё, вполне возможно, и проще, и сложнее. И все-таки, ситуация оживилась. Это хорошо. Хотя отчасти вышла из-под нашего контроля. Но иначе и быть не могло, мы ж не с манекенами сражаемся. А теперь про Пономарева расскажи. Как он тебе?..

…Эйтингон остался ночевать на даче, а Зайцев около полуночи повёз Пронина на Кузнецкий.

– Ты хоть перекусил?

– Так точно. Сухой паек со мной. И термос с кофе. В нашем деле незаменимый, чтобы в сон не клонило.

– Помогает? А мне уже не помогает, – вздохнул Пронин. – Перепил, видно, кофе в свое время. Ты тоже не злоупотребляй.

– Да я понемножку.

Москва встретила их редкими огнями и моросящим дождем. Пронин принялся считать встречные машины. Насчитал по дороге до Садового кольца два грузовика и одну легковую. Еще увидел одну повозку с лошадкой. На Садовом – другое дело. Там даже один мотоциклист промчался в неизвестном направлении. А машин было не меньше пяти. Столица!

Они простились у подъезда, Пронин крепко пожал руку Зайцеву.

– Завтра в восемь ноль-ноль. Обязательно поспать нужно. Считай это приказом.

– Слушаюсь.

Но утром Пронин напрасно прождал водителя добрых десять минут. Никогда такого за Никитой не водилось… Неужели переутомился, вырубился и проспал? Быть такого не может.

Пронин добрался до Генштаба на троллейбусе. Если бы Зайцев опоздал, он непременно бы постарался догнать Пронина, в крайнем случае, подъехал бы к Генштабу. Но его не было. Что это – второй человек пропал за сутки? Пронин хмуро здоровался с штабными офицерами, пробираясь в свой кабинет. Там он заперся. Не хотелось никого видеть. Посидеть наедине с собственными мыслями – этого ничто не заменит. Cтены здесь толстые, тишина такая, что голова гудит с непривычки. Где Зайцев? Он жил в коммуналке с сестрой, там недавно установили телефон. Пронин позвонил, позвал сестру Людмилу.

– А Никита со вчерашнего вечера не возвращался. Загулял, наверное. Это с ним бывает. Парень-то в соку, дело молодое.

– Вы знаете его девушку?

– Это вы у нас всё на свете знаете.

Тупик. Но ни одна девушка не отвлекла бы товарища Зайцева от военной дисциплины, с которой он сросся. Что делать? Пронин попробовал отвлечься на рассуждения о Пономареве, но не сумел. Тревога до дрожи – не от страха, от обиды. Нас начинают запугивать, а мы бессильны, как овцы? Пронин вертел в руках карандаш – новенький, хаммеровской фабрики имени Сакко и Ванцетти. Когда кто-то постучал в дверь – он не обратил внимания. Общаться не хотелось. Но стук повторялся – негромкий, но затейливый. Пронин прислушался. В соответствии с азбукой Морзе это означало: «Вас вызывает друг».

Нехотя Пронин поднялся со стула и впустил в кабинет молодого долговязого парня в давно вышедшей из обихода кожанке. Парень явно подражал героям Гражданской войны, первым чекистам. Что ж, он выбрал для себя неплохой образец.

– Товарищ Пронин, я представлюсь. Сергей Кожанов, помощник нашего товарища Акулы.

Акула – это был один из оперативных псевдонимов Эйтингона. Впрочем, Пронин и без этого представления сразу догадался, откуда этот нарочный и какой друг его вызывает.

– Будем знакомы. Мы куда-то поедем или у вас пакет?

– Товарищ Акула срочно ожидает вас. А у меня «Бьюик». Вы не возражаете против поездки в парк Горького?

– Ты еще не знаешь… Труп Никитки Зайцева вчера нашли возле его дома. Убит ударом кастета в висок. Неожиданно, сзади. Предательски.

– У тебя есть подозрения, кто это мог сделать?

– Только мысли общего характера. Ни Скаченко, ни Пономарев, если он действительно действует против нас, не отдали бы такого приказа. Для них это слишком опасная игра – понятно, что после такого убийства мы активизируемся.

– Да, это, конечно, не они.

– Значит, круг сужается. У тебя есть идеи?

Пронин сбросил нервное раздражение и заговорил спокойно, рассудительно, анализируя все свои впечатления последних дней:

– Ты знаешь, чем глубже я нырял в это дело, тем яснее видел, как осторожны наши возможные противники, которые окопались в Генштабе. Они понимают, что находятся под дамокловым мечом, а это не самые приятные ощущения.

– Ну, разумеется. – пожал плечами Эйтингон.

– Не перебивай, пожалуйста. Я вот о чём. Ну, предположим, что Скаченко или Пономарев, или они оба, работают против нас. Косвенные доказательства этого у нас есть. Они связаны с троцкистскими группами, которые подпольно работают где-то в провинции? Да. Это практически доказано. Имеют прямую связь с этими группами? Маловероятно. Во-первых, рискованно, во-вторых – в Москве троцкисты подпольную жизнь свернули. Работать в одиночку никто из них не способен. В паре – тоже. Пороху маловато, особенно, учитывая убийства последних дней. Им кто-то отдает приказы. Он же опекает их, пытается защищать. Пытается запугивать нас. Пытается направлять нас по ложному пути. У нас активно работает резидент, связанный с троцкистами, но вполне самостоятельный. Вот он бы точно не побоялся Они ощущают себя неуязвимыми – дипломатические паспорта дают им такую иллюзию.

– Они?

– Это я фигурально выражаюсь. Тут явно есть единый центр принятия решений. Один человек. Его могут, конечно, заменить, отозвать, но двоевластие в таком деле нелогично. Есть резидент и группа агентов, которых он завербовал. Возможно, нашенские уголовники. Как тебе такая гипотеза?

– Интересно. Я тоже рассматривал такой вариант. Мы и сами поступили бы по необходимости аналогичным образом.

– Мысли великих часто сходятся, – улыбнулся Пронин.

– И это, между прочим, только подтверждает их правоту. Хотя без гарантий. Гарантий в нашем деле не бывает. Ты пока еще не убедил меня, зачем им было убивать Никиту.

– Это могло быть и неумышленное убийство. Допустим, Никита заметил слежку и дернулся. Он был парень боевой. Ну, а агент, спасая собственную шкуру, пошел на убийство. Возможный вариант?

Эйтингон с уважением посмотрел на Пронина.

– Возможный. Молодец. Умеешь ты просчитывать варианты. В нашем деле важное умение.

– Скорее – опыт, навык.

– Не скромничать, товарищ Пронин. Итак, две версии. Террор, запугивание нас или тебя лично. И – самодеятельность товарища Зайцева, приведшая к трагическому результату. При обоих версиях не исключается участие иностранного резидента.