Завещание майора Пронина

– Как вы такое допустили, Леня? Там, на площади, памятник Дзержинскому обмазали краской, посмотри в окно. Как допустили такую провокацию? Почему не пресекли? В наше время за такое…

Шебардин виновато пожал плечами:

– Как и что допустили – история разберется. – Он закурил, чиркнув спичкой. Почему-то не признавал зажигалок. Пронину на минуту стало жалко этого сильного – и в то же время бессильного человека. – А сейчас я вас пригласил вот зачем. Я знаю, мне здесь не долго сидеть, хотя я не участвовал в заговоре. Весь день тогда демонстративно играл в теннис. Но теперь новые пришли времена. И отсюда, и с предыдущей должности начальника внешней разведки меня уберут. Кандидатуры Ельцин уже утвердил. Меня назначили на несколько дней – разгребать завалы. Отставки не боюсь. Боюсь, что в руки врагов попадут секретные документы и картотека наших агентов.

– Вот до чего уже дело дошло… – В глазах у Пронина мелькнули огоньки гнева.

– Мильке помните?

– Конечно, возглавлял Штази, мы работали вместе не один раз. Толковый разведчик.

– Так вот, когда под прикрытием толпы в здание Штази ворвались цэрэушники и их агенты в ФРГ, наши гэдээровские коллеги стали уничтожать досье. Шредеры сломались, стали рвать вручную. Но не успели! Почти вся документация оказалась у врагов. Он мне звонил по секретной связи, кое-что успели наши ребята вынести в наше посольство.

– Ты хочешь всё уничтожить?

– Не могу, не дадут. Да и не хочу. Стране ещё пригодятся наши архивы.

Шебардин потушил сигарету, зажег новую и снова затянулся. Он тушевался, ему стыдно было обращаться к Пронину с такими просьбами, всю ночь он провёл в сомнениях, но другого выхода не нашёл – и сейчас мучительно подбирал слова.

– А что предлагаешь? – сверкнул глазами Пронин.

– Я в этой ситуации могу одно – подписать документы на перевоз части картотеки и архива в другое место. В этом мне никто не сумеет помешать. Да и не поймут, не отследят на первых порах.

– И что?

– Штатным не могу поручить: могут потом измену Родине приписать. Мне ладно, я готов на это пойти, но других подставлять не имею право. А вы у нас легендарный, но не штатный.

– Старик? – Пронин усмехнулся.

– Да, старик, преданный Родине, воевавший за неё. Вы можете собрать несколько человек и спрятать архив.

– Где же спрятать?

– Не знаю, Иван Николаевич. Но вы нас учили, что безвыходных лабиринтов не бывает. Помните?

– Слушай, генерал, есть одна мысль. Решил я один монастырь восстановить, в моих родных краях. Его как раз недавно церкви передали. Ну, ты знаешь. Есть там у меня связи. Позвони в комитет по религии и срочно прикажи подписать и отдать документы по передаче его РПЦ. Позвони патриарху, он меня примет и назначит попечителем этой тихой обители, мол, старый генерал хочет о душе подумать. И вот что. Дай мне список тех, кто ушел на пенсию за последние 10 лет. Выберу себе компаньонов, строителей и монахов

– Ишь ты, монахов… Но это идея. «Волга» отныне в вашем распоряжении вместе с водителем Володей Монаховым, – Шебардин несколько нервно рассмеялся. – И фамилия у него какая подходящая – Монахов. Хороший парень, можете ему вполне доверять. Кстати, мастер спорта по самбо.

– Отменно.

Но тут Шебардин сделал неожиданный кульбит, встал, быстро прошелся по комнате, присел на краешек стула.

– Нет, это у меня в голове всё смешалось. Болеет Монахов. Не пойдет этот вариант. Дам тебе другого парня. Фамилия – как из мультфильма. Никита Зайцев. Да ты о нем слыхал, он в Анголе отличился.

Пронин понял: снова начинаются смутные и опасные дела, к которым нельзя относиться безучастно. Как в Гражданскую войну. И самбо, и стволы нам обязательно пригодятся.

Леонид Владимирович отдал поручение помощнику по личным делам, и тот набрал по кремлевке председателя комитета по делам религии:

– Сергей Семенович, приветствую! Ничего не говори, есть просьба, даже приказ, причем, уж извини, срочный. Через час у тебя будет наш старый генерал Пронин, он хочет восстановить монастырь в Оптиной пустыни. А мы с Лубянки ему немного поможем деньгами. Знаю, бумага у тебя уже подписана, отдай ему и позвони, будь добр, патриарху, мне не с руки его беспокоить. Пускай примет нашего Ивана Николаевича и назначит попечителем монастырским. Да, сегодня. Я никогда к тебе с просьбами не обращался. Сегодня как раз такой случай…

…В это время, неподалеку от Москвы, в деревушке, издавна стоявшей возле Калужской дороги, пили утренний кофе три безупречных джентльмена.

– Шебардин – это только ширма, – сказал первый, тучный пожилой человек с седыми усами, скорее всего – бывший спортсмен. – Он необходим на данном этапе. Лубянка нервничает. Сейчас она бы не приняла другого человека. Шебардина уважают, кстати, гораздо сильнее, чем эту мокрицу Крючкова. Его бы и пять лет назад сочли достойным председателем КГБ. Заслуженный генерал, интеллигентный. Нам точно известно, что он не принимал участия в делах ГКЧП. Он и сам не стремился в компанию к Крючкову, и Крючков не хотел втягивать в это дело внешнюю разведку.

– Крючков сам себя перехитрил, – улыбнулся второй, молодой высокий блондин.

– Да что о нем говорить, это теперь – человек из прошлого. В политику он не вернется никогда, даже, если выйдет из тюрьмы. А насчет Шебардина у нас договоренность с президентами. Он посидит на Лубянке месяц, а потом уйдет. И КГБ больше не будет. Вместо нее возникнет три или четыре службы, главную из которых возглавит наш человек. Русский, конечно, но наш.

– А вы уверены, что Шебардин так просто уйдет? Он ведь вольная птица, – отозвался третий, аккуратный, улыбчивый господин, похожий на японца.

– Мы предусмотрели, что он может сопротивляться. Но во-первых, Шебардин – всего лишь исполняющий обязанности. Никто не утвердит его председателем КГБ. Это договорено. А во-вторых, если он начнет брыкаться – я не завидую генералу. Придется поставить на нем крест. Скорее всего, инсценируем самоубийство. Сейчас это в наших силах. Поверьте, господа, это короткий момент, когда мы в Москве почти всесильны. Через полгода всё может измениться. И надо воспользоваться моментом на все 200 процентов. Горбачев и Ельцин грызутся, как два бешеных волка, но в администрациях обоих работают наши люди. Они и шагу не могут сделать без нашего одобрения. Ни в экономических, ни в политических вопросах. Скоро будем окончательно делить Советский Союз. Этой страны больше не существует. Но с КГБ чуть сложнее. Там на высоком уровне у нас никого. Но мы можем и должны давить на них политически. Они же подчиняются совету народных депутатов, а по сути – президенту. К тому же, Ельцин создает российский КГБ. У них всё разваливается, – толстяк широко улыбнулся. – Поэтому никакой самостоятельности у Шебардина и нет. Он только может шевелить плавниками, как рыба, выброшенная на сушу. Лучше, конечно, оставить его живым, не стоит действовать слишком нахально. Это может нанести вред на будущее. Вы согласны?

Собеседники закивали.

– Я полагаю, может возникнуть такая проблема, – начал японец, – Шебардин и сам понимает, что пришёл ненадолго. И может рискнуть, может попытаться за это время проявить самостоятельность…

– Что вы имеете в виду?

– У меня нет жучка в его кабинете. Но, например, он может попытаться сколотить некую независимую от нас службу. Подразделение профессионалов, которые еще испытывают иллюзию, что Советский Союз жив, а Россия – великая держава.

– На это у него просто не хватит времени. – покачал головой толстяк. – Он может рыпаться сколько угодно, но просто ничего не успеет. Особенно – без политической и финансовой поддержки, а ее не будет. Но вы подали мне хорошую идею, Наоко. Сделаем такой ход. Сейчас по делу ГКЧП арестовано почти 100 офицеров КНБ. Пускай двое – не один, а именно двое – дадут показания против Шебардина. Осторожные, косвенные. Но для него это станет дамокловым мечом. Это полезно.

– Подстраховка всегда полезна. – сказал блондин. – Я бы его посадил в любом случае. А мы следим за ним, знаем, с кем он встречается?

– С сегодняшнего дня, с 15.00 мы будем знать о каждом его посетителе. В секретариат поступает наш человек. А до этого времени он вряд ли что-то успеет. Вообще-то генерал в депрессии.

– Пьет? – осведомился японец.

– Нет, это было бы слишком большой удачей для нас. Он вполне здоровый человек. Но ум его почти парализован. Он тяжко переживает события 21 августа. Дело всей его жизни потерпело крах, это нужно понимать, господа. Возможно, через несколько дней он отчасти придет в себя, но пока Шебардин в скверной форме. А нам сейчас нужно заняться архивами.

– Какими именно? – спросил блондин, потягивая сигарету.

– Из архивов КГБ нам может пригодиться всё. Агенты в СССР, агенты в социалистических странах, наконец, в наших державах. Информация о нелегалах, всякие отчеты, приказы и рапорты. Даже планы. Да я не назвал и десятой части того, что представляет интерес! Это золото. За любую часть архива можно заплатить дорого. Даже жизнями наших агентов. Вы понимаете меня?

– Значит, нужно торопиться, – резюмировал блондин. – А политическая поддержка на этот счет у нас есть?

– Конечно. Комитет верховного совета по внешней политике – это раз, группа в прокуратуре России, которая занимается делом ГКЧП – это два. Обе организации имеют доступ на Лубянку. И Шебардин не решится портить с ними отношения. Вот такие времена пришли, господа. Россия в нокауте. Это, может быть, не навсегда. Раненый зверь опасен, в будущем всё может быть. Действовать надо быстро. Ковать железо, пока горячо. Это русская поговорка.