Поэты и вожди. От Блока до Шолохова

не винить…»
«Я свое, земное, не дожил,
На земле свое недолюбил…»
«Он жизнь дымком
квартирошным выел.
Звал: решись с этажей
в мостовые!»

Не только из-за пристрастия к чаепитию, к азартной игре в карты, купеческому застолью в роскошном берлинском ресторане (ставшему поводом для крупной ссоры) пришлось заточить себя поэту на Лубянке.

Была еще одна причина: летом 1922 года на даче под Москвой произошло знакомство Лили Юрьевны с Александром Михайловичем Краснощековым, известным тогда в стране революционером, подпольщиком, после треволнений Гражданской войны служившим в Москве заместителем наркома финансов, главой Промбанка. До переезда в столицу он – премьер Дальневосточной республики, а также ее министр иностранных дел. Одним словом, то был человек яркий, красивый, много повидавший, образованный.

Строить отношения на основах прежней морали, библейских заповедях бойцы «Левого фронта искусств», возглавляемого Маяковским, не могли и не желали. Строили по-новому, осеняя себя в мыслях не крестом, а красным флагом, который так часто поминается в поэме «Про это».

Как по-новому?

Одна разочаровавшаяся в «Лефе» мемуаристка, художница Е.А. Лавинская, пишет: «А вся неразбериха, уродливость в вопросах быта, морали? Ревность – “буржуазный предрассудок”. “Жены, дружите с возлюбленными своих мужей”. “Хорошая жена сама подбирает подходящую возлюбленную своему мужу, а муж рекомендует жене своих товарищей”. Нормальная семья расценивалась как некая мещанская ограниченность. Все это проводилось в жизнь Лилей Юрьевной и получало идеологическое подкрепление в теориях Осипа Максимовича…»

Здесь явный перехлест: не подбирала Лиля Юрьевна возлюбленную мужу, он сам ее нашел и прожил с ней двадцать лет до смерти в 1945 году, не подбирала возлюбленных и Владимиру Владимировичу, более того, никогда не было у них «брака втроем», как сплетничали. Однако «мещанская ограниченность» преодолевалась довольно-таки странным способом: под одной крышей Лиля Брик жила первоначально с бывшим мужем (не расторгая с ним брака) и возлюбленным, внебрачным мужем, а затем с двумя бывшими супругами, проводя непременно ночь и утро дома, в такой вот семье.

Нельзя не согласиться с Бенгтом Янгфельдом, автором книги «В.В. Маяковский и Л.Ю. Брик: переписка 1915–1930», что такая жизнь была «моральной авантюрой и сомнительным примером тем, кому должна быть примером биография поэта революции».

…День встречи с Лилей Юрьевной и Осипом Максимовичем Бриками Маяковский в автобиографии назвал «радостнейшим днем». К тому моменту Лиля Юрьевна уже больше года не считала себя женой Осипа Максимовича, хотя супружеские узы Бриков остались навсегда крепкими.

Потрясенный образом, глазами Лили Брик (ее описывают многие современники, чьи умы и сердца она волновала), Маяковский делает решительный шаг – бросает прежнее жилье с вещами и «дамой», делившей с ним кров, переезжает в гостиницу рядом с Бриками.

Кто была та «дама», как она пережила разрыв? Может быть, с горя бросилась в Неву или из окна?

Послушайте, ведь если звезды
зажигают,
Значит, это кому-то нужно?..
Значит, это необходимо, чтобы
каждый вечер над крышами
Зажигалась хоть одна звезда?..

Эти замечательные стихи навеяли падающая над Петроградом звезда и курсистка Софья, Сонка Шамардина, сидевшая рядом с поэтом в пролетке. Она вдохновляла автора «Облака в штанах», где фигурировала вначале под своим именем Сонка, но потом поэт заменил ее редкое имя на более типичное – Мария… (Муза Маяковского и поэта Игоря Северянина, актриса-футуристка в годы революции бросила поэзию, служила в разных органах, в том числе в уездной ЧК…)

«Облако в штанах», где речь идет о Сонке – Марии, посвящено, однако, Лиле. С тех пор, с 1915 года, до последних дней почти все сочинения посвящались ей. Такое вот постоянство.

Знакомство с Маяковским произвело и на Бриков огромное впечатление, оба они сразу и на всю жизнь влюбились в его поэзию. Дипломированный юрист Брик сменил специальность, стал профессионально заниматься литературой. Первая книжка Маяковского вышла на его средства, они подружились, никогда за пятнадцать лет знакомства не только не ругались, но и не ссорились, относились друг к другу с нежностью.

Это нисколько не помешало Маяковскому влюбиться в жену друга, которая в 1918 году стала его невенчаной женой. Маяковский и Брики решили тогда никогда не разлучаться, это значило – жить под одной крышей. Что и произошло.

В жизни Маяковского Лилю Юрьевну можно назвать солнцем, которое то ярко ему светило, вызывая порывы вдохновения, одаривая лучами и лучиками, то заволакивалось тучами, порой грозовыми.

После встречи с ней, не сразу, спустя лет семь, на небосклоне поэта зажигались другие звезды, хотя не столь яркие: Зинаида Гинзбург (Москва), Елизавета Алексеева (Нью-Йорк), Наталья Брюханенко (Москва), Татьяна Яковлева (Париж), Вероника Полонская (Москва)… Одна из них в 1926 году родила в Соединенных Штатах девочку по имени Елизавета, признанную Маяковским своей дочерью, увидел он ее спустя два года при очередной поездке за границу.

Только ходят слабенькие версийки,
Слухов пыль дорожную крутя,
Будто где-то, в дальней-дальней
Мексике,
От него затеряно дитя… —

так писал в поэме «Маяковский начинается» Николай Асеев, вряд ли знавший, что у друга в Гендриковом переулке хранились письма, открытки, фотографии двух Елизавет.

Зажигались не раз звезды и над головой Лили Юрьевны. Одна такая яркая вспышка неизвестно чем бы закончилась, если бы в сентябре 1923 года не разразилась трагедия, ставшая всем известной из сообщений в газетах. Александра Михайловича Краснощекова, казавшегося всесильным, вознесшегося так высоко, арестовали.

«Что делать? Не могу бросить А.М. пока он в тюрьме, – писала Лиля Брик Маяковскому, терзавшемуся в Париже. – Стыдно! Так стыдно, как никогда в жизни. Поставь себя на мое место. Не могу. Умереть легче».

Тогда Лиля Юрьевна не умерла: «А.М.» выпустили на свободу спустя год после ареста. (Навсегда дверь Лубянки закрылась за ним в 1937 году.) Они разошлись.

Несмотря ни на что, шведский славист Бенгт Янгфельд называет Маяковского и Лилю Брик «одной из замечательнейших любовных пар, известных истории мировой литературы».

В опубликованной им переписке «любовной пары», состоящей из четырехсот с лишним писем, записок, телеграмм, бесчисленное число раз повторяется слово «любовь». Не прав, конечно, Николай Асеев, утверждавший, что Лиля Юрьевна «любила его вполовину»: семь лет солнце страсти сжигало обоих, гасло постепенно. Любовная нить окончательно разорвалась в 1925 году. Общепринятым словом «любовь» в переписке после этой даты обозначалось хотя и сильное, но другое – духовное, дружеское, родственное чувство.

Конечно, мать и сестры Маяковского терзались, что их любимый Володя не заводит свой дом, живет без жены, детей. Причину несчастья, естественно, видели в Лиле Юрьевне, Бриках. Но Маяковский так никогда не считал до последнего мига. «Лиля, люби меня!» – обращался он к ней на краю могилы, в предсмертном письме, поставив это имя впереди матери и сестер.

И Лиля выполнила последнюю просьбу поэта. Когда его начали предавать забвению, именно она подписала письмо, отправленное в Кремль на имя вождя. На ее письме легла резолюция секретарю ЦК: «Тов. Ежов, очень прошу Вас обратить внимание на письмо Брик. Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти и его произведениям – преступление. Жалобы Брик, по-моему, правильны. Свяжитесь с ней (с Брик) или вызовите ее в Москву. Привлеките к делу Таль и Мехлиса (завотделом печати ЦК и редактор «Правды». – Л.К.) и сделайте, пожалуйста, все, что упущено нами. Если моя помощь понадобится, я готов. Привет! И. Сталин».

Так в судьбу Маяковского вмешался столь решительно Сталин. Вот почему одна из главных площадей Садового кольца, самая красивая станция метро носят имя Маяковского, на этой площади установили памятник поэту, организовали вскоре после наложения резолюции на письме Брик музей на Таганке, начали повсеместно издавать сочинения, изучать на кафедрах литературы, преподавать в школах.

Спустя два года после того, как перед глазами «тов. Ежова» оказалась резолюция И. Сталина с неоднократным упоминанием фамилии Брик, она появилась перед ним в списке «членов семей врагов народа».

Как поступить с ней?

– Не будем трогать жену Маяковского, – сказал вождь наркому.

«Ежовые рукавицы», занесенные было над ней, разжались. (Мужа Брик – Василия Примакова, комкора, известного военачальника с героической биографией – казнили в 1937 году.)

В лодке, на веслах которой сидел Владимир Владимирович, после того как из нее вышла Лиля Юрьевна, наиболее яркой фигурой недолгое время была Татьяна Яковлева. Ее познакомила с поэтом сестра Лили – Эльза Юрьевна Триоле в тот самый день, когда он, расставшись с «двумя Елизаветами», вернулся в Париж.

О силе чувства, вспыхнувшего в октябре 1928 года, свидетельствует тот факт, что Татьяне Яковлевой посвящались стихи, доставлялись корзины цветов в то самое время, когда отдавший это распоряжение поэт вернулся в Москву, мечтал о новой встрече, женитьбе, собственном доме.

Трагедия состояла в том, что русская Татьяна из Франции в Советскую Россию, откуда она эмигрировала, ехать не хотела. Она не представляла жизни в Москве даже с Маяковским, под его крылом.

Кто не знает этих щемящих душу строк:
В поцелуе рук ли, губ ли,
В дрожи тела, близких мне,
Красный цвет моих республик
Тоже должен пламенеть…

На такую любовь не способна была Татьяна Яковлева, да и не только она одна, для ее счастья не требовалось ни республик, ни тем более красного цвета, который на нее действовал совсем не так, как на поэта.

Любить Маяковского могла она только вдали от родной Пензы, живя в Париже. Как мы знаем из стихотворного признания Маяковского, и он хотел бы жить и умереть в Париже, если бы не было такой земли – Москва.

Не хочешь? Оставайся и зимуй,
И это оскорбление на общий счет
нанижем, —

читаем в «Письме Татьяне Яковлевой», написанном после начавшейся размолвки…