Я найду, кто убил тебя! Триллер

Побродив немного по привокзальной площади и вокруг здания вокзала, я приметил трёх бомжей: двух мужчин неопределённого возраста и женщину, как видно здорово страдавших от перепития. У меня созрел план: чем болтаться в автобусе с сомнительными удобствами, не лучше ли прямо отсюда сесть в поезд и с комфортом ехать в Москву?

Выполнению этого замечательного плана мешало только одно препятствие…, вернее, два – у меня не было паспорта, чтобы купить билет, но зато был страх, что меня ищут, и долго ещё будут искать. Но всё же я решился – рисковать, так рисковать, сказал я себе! Говорят: «Кто не рискует, тот не пьёт шампанское!» Вот я и решил рискнуть, хотя в награду бутылку шампанского, я думаю, мне не предложат, ни сейчас, ни в ближайшем обозримом будущем!

– Что, ребята, колосники горят? – как-бы, между прочим, поинтересовался я, присев рядом с ними на привокзальную скамью.

– А тебе какое дело, дед? Проваливай, не мешай отдыхать порядочным людям, – совершенно пропитым голосом проскрипел, худой донельзя бомж.

Наверно он болен чахоткой, подумал я, вон как щёки покрылись румянцем. Даа, от такой жизни не только туберкулёз, а что угодно можно подхватить…

А, ведь точно, туберкулёзник – окончательно утвердился я, когда он надрывно и надолго закашлялся, а затем прикрыл рот рукавом, потерявшей цвет куртёшки.

– Так, что, болезные, подлечить вас, или сами справитесь?

При последних моих словах на лицах бомжей появился интерес к моей персоне, а женщина, вот уж женская природа, быстро поправила седой клок волос и умильным голоском произнесла:

– Ты, что, дедушка, разбогател после получения пензии и тоже выпить хочешь, да бабка не позволят?

– Вот и не угадала. Мне бы билет на поезд купить, – рискнул я раскрыть свои карты. Да, вишь, пачпорт дома позабыл… Склероз у меня, понимаешь…, болесть такая?

– Насчёт склероза я понимаю. Я, как выпью, так совсем обеспамя… обес… тьфу, напасть. Ну, ты, старый, жизнь прожил, знаешь, чем такая болесть лечится…

– Догадываюсь, – согласился я с её словами, – догадываюсь. Сразу видно, умная ты женщина, знаешь, как подъехать, – подольстил я на всякий случай. Но, и я не лыком шит, понимаешь?

– Угу, – соглашаясь, кивнула она головой.

И продолжил – «За просто так и чиряк на одном, тебе хорошо знакомом месте, не вскочит». Я заговорщицки подмигнув, решил скрасить разговор грубой шуткой. Ты вот лучше скажи, у кого из вас… пачпорт имеетца?

Бомжиха, наморщив лоб, на какое-то время задумалась, а чахоточный захлопал по карманам своей, подбитой всеми ветрами и молью, куртёшке.

– Неа, у меня нетути. Кажись, потерял, – и вновь закашлялся.

– Витюха, – оживлённо повернулась бомжиха к молчавшему до сих пор третьему, – зенки-то расшиперь. Слышь, чо хороший человек просит.

– А чо он просит? – чуть приоткрыл правый, не затёкший синевой глаз, Витюха.

Здоровый ему фингал под глаз подвесили, решил я, когда он приподнял опухшее лицо. Профессионально и…, с любовью.

– Я… кажись, у тебя пачпорт видала.

– Щас пошарю.

И он, так же, как перед этим чахоточный, захлопал по своим карманам, а бомжиха и чахоточный, часто сглатывая слюну, с надеждой следили за его руками.

– Неа, нетути.

– Как так, нетути! – сквозь кашель прошипел чахоточный. Я тожеть видел его. Ты погляди во внутреннем кармане.

– Да нетути – я ж шарил…

– У тебя дырка в кармане. Вот туда пачпорт и провалился. Ищи, морда битая, в подкладе.

– Щас, – и Витюха поднял полу старенького пальтеца.

Неожиданно, неподбитый глаз его прямо-таки засветился счастьем.

– Во, блин! Точно, туто-ка. Нашёл, – довольно произнёс он, – и чо дальшее?

– Дай сюды, – скомандовала бомжиха и хищным движением выхватила у него паспорт.

Затем, повернулась ко мне.

– Дед, неси флакон и закусь!

– Щас! – охладил я темпераментную женщину. Пошли сначала в кассу за билетом.

И я, в сопровождении вздыхающей, кашляющей, сморкающейся компании, направился в здание железнодорожного вокзала, к билетной кассе.

Мне повезло, правда, повезло: у бомжа случайно сохранился паспорт, а в здании вокзала не было вездесущих, готовых на халяву выбить лишнюю копейку с человека, дежурных полицейских.

И, вот я, за бутылку водки, пару банок кильки в томате и двухдневной свежести батона хлеба, получил долгожданный билет на поезд до Москвы.

До подхода поезда оставалось часов пять. Найдя камеру хранения и рядом, подрабатывавшего упаковкой багажа, тщедушного, явно пьющего, разбитного мужичонку, я попросил упаковать в бумагу лыжи и ружьё вместе, и обвязать шпагатом так прочно, как это только возможно. За это я доплатил ему сотню рублей.

Теперь ружьё не выделялось, а упаковка не расползалась у меня в руках. После проделанной процедуры я был полностью готов стать железнодорожным пассажиром, со всеми вытекающими правами и обязанностями.

* * *

На шестые сутки после прощания с домиком Захарыча, я прибыл в Москву. Всё так же одетый, но только без ружья (оно было упаковано вместе с лыжами), я спустился в метро. Слава Богу, металлоискатель не сработал. Почему? Надо было бы спросить у него, но мне было некогда, я торопился. Доехал до «Баррикадной», а уже оттуда, поспешая, отправился на Большую Никитскую, чтобы встретиться с Ириной.

Она работала, надеюсь, и сейчас работает, менеджером в Доме писателей. Я поискал на стоянке её «Мазду». Слава богу, машину и номера на ней она не поменяла, и стал ждать, надеясь, что она скоро выйдет – рабочий день вот-вот должен был закончиться.

Я стоял у выезда со стоянки на улицу, и был готов совершить «героический» для себя поступок.

Вот показалась её «Мазда» и я, «неожиданно», оказавшись на проезжей части, словно сбитый её машиной завалился на холодный асфальт. Ирка несколько секунд сидела за рулём, не шевелясь, словно не могла сообразить, что же произошло, и откуда появился старый дед перед бампером её машины, затем, открыла дверку и, с возгласом:

– Что с вами? – бросилась ко мне.

Приговаривая «О, господи! Да, как же это?», она попыталась поднять меня, но я, болезненно охая, сам медленно поднялся и, прихрамывая, направился к её машине. Ирка, поддерживая меня под руку, казалось, она боялась меня выпустить из рук, следовала за мной.

– Да, да, – поняв моё намерение, быстро говорила она, – садитесь в машину, я вас отвезу в травматологию. Господи, дедушка, хоть бы всё с вами было в порядке! Ну, что за день такой, невезучий!

Я, несмотря на её явное расстройство, искоса любовался ею.

В этот момент она была обворожительно хороша: светло-рыжие волосы локонами обрамляли побледневшее лицо. На нём… голубыми озёрами выделялись встревоженные глаза. А её пунцовые губки были так заманчиво-соблазнительны, что будь это в другом месте и не при данной ситуации, я бы обязательно прильнул к ним поцелуем.

На ней ладно сидело светло-серое пальто, а стройные ножки были обуты в чёрные сапоги на высоком каблучке. И всё это великолепие венчала белая пушистая шапочка.

Ирка хитрюга… нет-нет, не хитрюга, а настоящая, знающая себе цену, молодая женщина. Она умела выгодно подчеркнуть свою соблазнительную фигурку и заставить любоваться собой.