– Да. Это всё.
Следователь нажал кнопку вызова конвоира.
* * *
Ознакомившись с актом допроса Мезенцевой, майор понял, Зарайский не всё рассказал о своём участии в гибели Казимировой. Кое-что он скрыл.
Поэтому пришлось вновь пригласить его на допрос, но теперь они сидели не в его кабинете, а в допросной комнате.
Смотря на него изучающим, и каким-то немного критическим взглядом, он пытался понять, что движет этим, любящим, как он утверждает, человеком – действительно любовь, или страх перед наказанием? А Зарайский, отвечая на его вопросы, уже не пытался называть майора «товарищ», он называл его «гражданин».
Что это? Уж не подспудное ли признание своей вины, или просто растерянность от того, что попал в новую обстановку?
Майор задал очередной вопрос:
– Скажите, Зарайский, вы действительно не понимали зачем Мезенцевой фальшивый карабин?
– Я уже отвечал на этот вопрос. Да, вначале я не знал, даже не догадывался для чего ей этот карабин. Потом до меня дошло.
– И почему вы не, скажем так, не отговорили её от преступления?
– Я же говорил – я боялся её потерять.
Даа, боялся,.. боялся.., медленно, с расстановками произнёс майор. Затем, как дуплетом из ружья, смотря в глаза запутавшемуся в любви парню, «выстрелил», «А зачем вы подменили карабин и выбросили его в мусорный бак?»
– Яаа?
– А кто же? Мезенцева призналась, что…
Майор специально выдержал паузу, чтобы Зарайский сам закончил за него предложение.
И он, действительно, не выдержал.
– Да, гражданин майор! Да! Это я! Это я заменил сломанный карабинчик на исправный! – почти кричал он. Да, это я отнёс его в мусор!
И понизив голос почти на половину, договорил: «Я подумал тогда, что спасу её от тюрьмы».
Сказав это, он, обхватив голову руками, простонал: «Господи.., что же я наделал?»
Майор, смотря на Зарайского, подумал – жалко парня… Вот к чему может привести коварная любовь. А как её сразу распознаешь? Она может одеваться в разные одежды, и принимать разные обличья.
У него вырвалось жалостливое «Эхх. Вот она жизнь…»
Затем, уже обращаясь к Зарайскому, сказал:
– Скажу банальность, но всё же скажу: «На ошибках, Зарайский, как говорится. учатся. Придётся тебе посидеть в тюрьме. Но ты не падай духом, постарайся честным трудом доказать, что ты не совсем пропащий человек. А с любовью.., кто не ошибается…? Постарайся, если это возможно, выбирать девушку…
Господи. Да, что я могу посоветовать парню, если я сам не женат? – оборвал он себя.
– Ладно, Зарайский, идите.
А вошедшему конвоиру, приказал: «Можете уводить!»
Глава восьмая
…Подведём итоги, товарищи, заговорил майор, и обвёл присутствующих взглядом. Вы, в общем, хорошо поработали. Правда, были небольшие огрехи, но у кого их не бывает? Я и сам, при расследовании «Дела об артистах», однажды выразил недоверие Надежде Константиновне.
Он перевёл взгляд на сидевшую за столом эксперта. Надеюсь, она простит меня, добавил он, и наклонил голову.
Затем, всё также опираясь руками на стол и выпрямившись, продолжил:
– Артисты, люди не только интеллектуального труда – они, он помолчал подбирая слова, они более слабохарактерные, что ли, не то что закоренелые преступники. Но и среди их братии иногда встречаются очень «крепкие орешки», но не в данном случае.
При раскрытии убийства Люсьен Казимировой нам «повезло», если можно так сказать – преступление совершено неопытными людьми. А подтолкнула их совершить убийство любовь.
Я не могу и, в общем-то, не хочу быть судьёй в этом деле, но, думаю, они учтут это обстоятельство при вынесении приговора.
Честно говоря, мне искренне жаль этих, запутавшихся в сложных любовных отношениях, молодых людей…
Это всё, что я хотел сказать.
А теперь вопрос по службе – от лица начальника управления благодарю за успешно, и в короткий срок, раскрытое преступление. Также он даёт нам, всем без исключения, выходной на сутки.
Поздравляю вас, коллеги!
Апрель 1976 года
Новое дело
…Опять на выезд, нахлобучивая фуражку и брюзжа, пробормотал Николай Николаевич… Ни днём, ни ночью покоя нет… Так мы скоро вместо районных оперов разгребать грязь станем, а они только зарплату получать будут. Вы не замечаете, обратился он к коллегам – мы становимся как этот.., да оперетта есть такая.., вроде.., он на мгновение замолчал, а потом сказал – Фигаро, кажется. Там мужик всё поёт: «Фигаро там. Фигаро здесь…».
– Николай Николаевич, это вовсе не оперетта, а комедия, опера-буфф, написанная Моцартом на либретто.., господи дай памяти… Ну, в общем, каким-то итальянцем по пьесе, это я точно помню – Бомарше.
– Тебе, Пётр Степанович, виднее, – ответил капитан, – ты же у нас известный театрал, не то что мы, сирые, – и с подковыркой спросил; «Ты сколько раз оперу посещал?
– Яаа? – смешался Самохвалов, и медленно ответил – один раз… В Москве.., проездом. А, что?
Не дождавшись ответа, продолжил:
…Ну-да, ну-да… А придя в себя заговорил:
– Между прочим, вы тоже могли бы хоть раз послушать – стоящая вещь!
– Это, где же? – вступил в полемику Витенька. У нас в городе, между прочим, оперных театров нет, и как я слышал – не предвидится.
– Вовсе не обязательно в театре, – огрызнулся следователь, – можно и по радио послушать.
– Нет уж. Увольте. Оперетту я ещё как-то могу перенести, а вот оперу.., – капитан, натягивая плащ, отрицательно покачал головой: Я её как услышу, так меня сразу в сон кидает.