Оперативно-розыскной отдел. Боевик-детектив-боевик

– Вы не будете против, если при нашей беседе будет присутствовать лейтенант Проскуряков? Он же будет вести протокол нашей беседы. – Значит, не будете! – дождавшись соглашающего кивка головой, сказал майор. Вот и ладненько.

– Товарищ.., или я уже должен называть вас гражданин майор? Не угостите папироской?

– Извините, но ни я, ни лейтенант не курим. Придётся потерпеть. И если вы будете честно и быстро отвечать на наши вопросы, то мы быстро закончим эту процедуру.

– Ладно, чего уж там, потерплю, – согласился Зарайский.

– Итак. Назовите ваши: фамилию, имя, отчество. Возраст, и занимаемую должность.

– Зарайский Николай Иванович. Двадцати семи лет. Вольтижёр.

– Прекрасно. Если и дальше так пойдёт, мы быстро закончим, – подбодрил сидящего перед ним человека, майор.

А теперь объясните нам, зачем вы изготовили бракованный стропочный карабин, и подменили им титановый, которым пользовалась Казимирова?

Голос майора с каждым произнесённым словом становился все жёстче и грознее.

Быстро отвечать!

– Я! Я! Я не подменял, – залепетал артист, – я вообще не понимаю, о чём вы спрашиваете.

– Так-таки и не понимаете? А вот экспертиза говорит обратное. Посмотрите на этот Акт. Видите? Здесь ясно сказано – обнаруженные отпечатки пальцев принадлежат Зарайскому Николаю Ивановичу. Посмотрите, посмотрите, – сказал майор, и подал бланк подозреваемому.

А когда тот, вдруг задрожавшей рукой взял бланк и прочитал, лицо его посерело.

– Но.., но.., я не виноват в гибели Люсьен. Я не знаю, как карабин мог попасть к ней в… «сбрую». Я.., я…

С трудом выговорив слова, он замолчал.

– Перестаньте вилять, Зарайский. Два года назад вы работали в паре с Люсьен Казимировой, и у вас были на неё определённые планы. И вы, конечно, затаили обиду, когда она от вас ушла, не так ли? Вот вы и подменили карабин.

– Кто, яаа? Да вы что, товарищ майор. Как вам могло прийти такое в голову? Мне конечно было обидно, что она ушла – я столько труда вложил, чтобы сделать из неё настоящую наездницу, но ей больше нравилась воздушная гимнастика. И она оказалась права. Она нашла своё место, выбрав профессию гимнастки… Нет, потом обида у меня прошла. К тому же я не злопамятен…

Он некоторое время молчал, словно вспоминая былые выступления с Люсьен. Потом, на что-то решившись, тихо проговорил: «Меня попросили…»

– Кто вас попросил? Назовите имя! Да говорите же! Иначе пойдёте как соучастник этого преступления! Вы сядете в тюрьму лет на восемь. Тогда прощай жена, дети. Прощай всё то, о чём вы мечтали…

Зарайский продолжал молчать. Он только поводил налитыми кровью глазами по сторонам, тяжело вздыхал, и молчал.

– Зарайский, нет смысла скрывать имя того, кто вас попросил изготовить карабин. Вы сядете, и надолго сядете, а он будет наслаждаться жизнью и посмеиваться над вами, – продолжал настаивать Кулагин.

Он прекрасно понял – Зарайский был пешкой в чьей-то жестокой игре. Им попросту воспользовались для достижения своей цели. Но, кто? Надо всё же заставить его назвать имя подельника, подумал майор. Без его признания расследование будет неполным.

– Зарайский, не молчите. Мне жаль вас. Вами воспользовались, и подставили. Грязно подставили.

– Я не могу. Я люблю её, – упавшим голосом прошептал Вольтижёр.

– А она вас любит? Она вас предала! Разве может любящий человек предать? Не может! А она вас походя предала. Предала ни за грош! И вы её ещё защищаете…

Вы спрашивали у неё – любит ли она вас?

– Спрашивал, – прошептал Зарайский.

– И, что? Она сказала, что тоже вас любит?

– Ннеет. Но она и не отказывалась от моей любви.

– Так на что же вы надеетесь, тем более теперь, когда вас грубо толкают в тюрьму и ничего не давая взамен?

Зарайский тяжело вздохнул.

– Пишите, – произнёс он совсем упавшим голосом.

* * *

Совсем по-другому шёл разговор в допросной комнате у следователя Самохвалова.

Перед ним сидела молодая девушка, достаточно красивая, чтобы проходящие по улице мужчины, оборачивались и, смотря ей вслед, причмокивали губами.

Зная о своей внешней неотразимости, она упивалась жадными взглядами мужчин, но вела себя скромно, ничем не выдавая своей любвеобильной натуры.

И сейчас, она сидела вся такая скромная, опустив очи долу, и тихим голоском отвечала на задаваемые вопросы.

Стоявший за стеклом Витенька удивлялся умению перевоплощаться этой девушкой. Артистка – шептал он. Ни дать, ни взять ангел божий.

И такое коварство, насмешливо произнёс Николай Николаевич.

Да уж, подтвердила Надежда Константиновна. Запомни лейтенант, не всегда под красивой внешностью можно найти красивые, чистые мысли. Под ней иногда скрывается такая грязь, что не приведи Господь.

– Я понял Гуру. Но разрешите мне остаться и послушать процесс проведения допроса.

– Оставайся вьюнош, оставайся. А мы с экспертом пойдём по своим делам, так Надежда Константиновна? – ответил Николай Николаевич.

– Действительно, пошли. Я это видела много раз, – сказала она, и направилась к двери.

* * *

В «предбаннике» допросной остались двое: конвоир, у дверей «аквариума», и лейтенант, перед огромным бронированным стеклом, через которое хорошо просматривалось всё происходящее внутри «аквариума».

Лейтенант, за свою недолгую службу в органах милиции, уже несколько раз присутствовал на проводимых допросах. Он хотел поучиться у опытных коллег правилам их проведения.

А сегодня ему было вдвойне любопытно – как такая девушка, совсем ещё молоденькая, умудрилась совершить такое тяжкое преступление. Почему она на это пошла? Какая, совсем уж безвыходная ситуация, заставила покуситься на жизнь своего товарища, а может даже подруги?

Витенька стоял за стеклом, слушая доносившиеся из динамика голоса следователя и допрашиваемой. И, одновременно, внимательно наблюдал за реакцией девушки на задаваемые вопросы.

По всему было видно – она очень волновалась: лицо её, то бледнело при очередном вопросе, то, вдруг, покрывалось красными пятнами. Она постоянно теребила в руках носовой платочек, и нет-нет да прикладывала его к глазам и губам.

Витеньке было бесконечно жаль её – такую молодую и красивую, ещё не успевшую пожить и познать жизнь.