От хлора и фосгена до «Новичка». История советского химического оружия

Табл. 6. Изготовление химического оружия в СССР в 1932–1934 гг. [414]

Итог таков. Армейский «нажим на промышленность для обеспечения строительства военно-химических заводов» (именно это словосочетание было использовано Я. М. Фишманом в одном из писем М. Н. Тухачевскому) увенчался успехом. Хотя не обходилось и без издержек. Во всяком случае, поток инициатив Я. М. Фишмана был таков, что на одном из его писем заместитель наркома М. Н. Тухачевский написал в марте 1934 г. не очень деловую резолюцию «Тов. Фишман, вы пишете невероятное количество бумаг. Прошу придумать иной порядок». Скорее всего любя. Просто у начальника вооружений Красной армии голова болела за все: танки и самолеты, пушки и крейсера. А тут еще и химия. Впрочем, накал «химического» напора с тех пор не изменился.

Подводя итог этого раздела, мы вынуждены констатировать, что советская индустрия химической войны иной раз задавала излишне серьезное развитие ряду других направлений промышленности, которые в отсутствие требований армии могли не получить столь гипертрофированного развития. В условиях страны с не самой мощной экономикой это было накладно. Поэтому не мог не встать вопрос о возникновении противоположной тенденции: использовании некоторого оборудования химической войны для чего-то более полезного, чем нахождение в засаде в ожидании большой химической войны. Ясно, что держать фактически в бездействии гигантские мобилизационные мощности по выпуску ОВ было не под силу даже тоталитарному государству, ограбившему в ходе «коллективизации» и «индустриализации» без всякого стеснения все население страны.

В связи с подготовкой второй пятилетки 1933–1937 гг. встал вопрос о так называемой ассимиляции – использовании мобилизационных мощностей для временного выпуска не ОВ, а мирной продукции. В частности, в случае ипритных цехов, нацеленных на выпуск иприта Левенштейна (их мощность на 1.1.1933 г. составляла 26 тыс. т/год), можно было использовать этилен и хлор для получения не иприта, а дихлорэтана – ценного по тем временам растворителя (он мог быть использован на пороховых и лакокрасочных заводах вместо бензина). Причем осуществлять это можно было в обычных ипритных реакторах. Таким образом, должно было быть задействовано все оборудование ипритных цехов, за исключением оборудования для синтеза хлорсеры. Опыты, обосновывающие эту идею, были выполнены в конце 1932 г. на московском химзаводе № 1 (№ 51), а сферой реализации могли стать заводы Москвы, Чапаевска и Сталинграда [410]. И цех № 4 завода в Чапаевске действительно выпускал дихлорэтан [392].

В 1939 г. проблема ассимиляции обсуждалась уже в связи с выпуском люизита – много более дорогого ОВ. Речь шла об использовании карбида кальция для производства не люизита, а хлористого винила (при производстве люизита хлористый винил образуется как побочный продукт, а в мирное время можно получить его также и как целевой продукт). Хлористый винил мог быть применен при изготовлении пластмасс для граммофонных пластинок, что, в свою очередь, освобождало страну от импортной зависимости. Речь шла о том, что люизитные цеха, которые в 1940–1941 гг. должны были вступить в строй, могли бы быть одновременно оборудованы на мирное дело.

В 1940 г. все эти усилия получили необходимый толчок. Ипритные и люизитные цеха заводов в Дзержинске, Чапаевске, Сталинграде и Березниках были нацелены на выпуск поливинилхлорида. Фосгеновые цеха в Чапаевске, Дзержинске и Рубежном попытались ориентировать на производство уксусного ангидрида, а дифосгеновый цех в Чапаевске – на выпуск хлористого метила, необходимого при выпуске пластмасс. Даже хлорацетофеноновый цех завода № 93 (Москва) был ориентирован на выпуск розового масла [410].

Закончилось все это ничем: вскоре началась война, в ходе которой те мощности были изношены на выпуске так и не понадобившихся ОВ. Лишь цех синильной кислоты на заводе № 148 (Дзержинск) удалось перед войной использовать на выпуске органического стекла для военной авиации. В общем, после войны все установки по выпуску ОВ уже не были годны ни на что.

3.5. Предвоенная советская индустрия отравы

Переходя от серы и мышьяка, бочек и цистерн к самому главному – к самим ОВ, – отдадим должное руководителям СССР: желание руководства армии было для них законом. Соответственно, безусловным приоритетом стал и промышленный выпуск химоружия – ОВ, а также химических боеприпасов и устройств. Причем стремление армии к обладанию оружием химической войны реализовывалось параллельно и независимо от советско-германской активности 1923–1927 гг. по сооружению завода химоружия в Иващенкове (Чапаевске) [74].

Первая партия советского иприта была изготовлена в Москве в 1924 г., причем этом событию предшествовала длинная цепь других событий.

В августе 1923 г. на заседании Межсовхима при Артуправлении РККА были обсуждены практические вопросы организации в стране производств ОВ. В частности, были даны поручения по разработке заводского метода получения кожно-нарывных СОВ: иприта – Химическому институту им. В. Я. Карпова (Москва, проф. А. Н. Бах), люизита – проф. А. Е. Фаворскому (Петроградский университет). Было решено также развернуть на Ольгинском химзаводе (Москва) производство фосгена мощностью в 10 тыс. пудов в месяц [150]. В конце сентября Межсовхим назначил проф. Е. И. Шпитальского руководителем работ по выпуску партии иприта в полузаводском масштабе на одном из заводов Москвы [370]. А уже в середине октября Межсовхим решил перенести место размещения будущего производства иприта с Ольгинского завода на окраине Москвы на завод «Фосген» в ее центре (на Триумфальной площади; одно время это место именовалось площадью Маяковского), где выпуск фосгена для военных нужд был организован еще в Первую мировую войну [370]. Наконец, 8 ноября 1923 г. ГАУ РККА подписало договор о полузаводском изготовлении партии иприта (60 пудов), за что армия уплатила Анилтресту 40 тыс. руб. золотом. Предусматривалось также, что завод осуществит разливку иприта по артснарядам.

Само это принципиальное достижение произошло между 30 августа и 3 сентября 1924 г., когда завод на Триумфальной произвел первую партию иприта в количестве 18 пудов [370]. Изготовление всех заказанных 60 пудов иприта было закончено к 8 августа 1925 г., после чего выпуск продолжался по крайней мере до конца 1926 г. Разлив иприта по боеприпасам производился на самом заводе для последующих опытных стрельб на полигоне в Кузьминках.

Из мыслей небожителя:

«…Вопрос государственной обороны в настоящих условиях в огромной мере сводится к военной химии.

Я считаю вообще вопросы военной химии теснейшим образом связанными с вопросами химической промышленности. Наш план военно-химической обороны должен быть согласован с потребностями нашего хозяйства.

…Те же самые вещества химии для сельского хозяйства, которыми отравляют сусликов или саранчу, могут нам оказать услугу против империалистических разбойников, если бы те попытались нас удушить…»

Л. Д. Троцкий, май 1924 г.,

Московский губернский съезд химиков [61].

После успеха с выпуском опытной партии иприта решения по организации промышленных производств ОВ стали приниматься много легче. Во всяком случае, уже 25 мая 1925 г. после соответствующих армейских обращений президиум ВСНХ СССР – председатель Ф. Э. Дзержинский (1877–1926) – передал Ольгинский химзавод из Анилтреста в Главвоенпром «для экспериментальных работ Химического комитета РВС СССР по ОВ». А 14 июля 1925 г. вышло уже постановление СТО СССР «О передаче Ольгинского химического завода Анилтреста в Главвоенпром», подписанное заместителем председателя СТО СССР А. Д. Цюрупой (1870–1928) [395]. Так этот вопрос решился окончательно.

Рассмотрим далее деятельность руководства страны по ее химическому вооружению, которая осуществлялась в органах власти и управления. В первую очередь речь идет о СТО СССР и двух его подразделениях. Поначалу это было Распорядительное заседание (РЗ) СТО СССР, которому СТО решением от 13 мая 1927 г. предоставил «на правах СТО решать все вопросы обороны страны». Армию в РЗ представляли К. Е. Ворошилов и И. С. Уншлихт. Потом военные дела стал решать специально созданный Комитет обороны (КО) – структура, которая в будущем будет более известна как ВПК (Военно-промышленная комиссия) при правительстве СССР. Вопросы химической войны обсуждались и решались также и в других органах, которым надлежало исполнять решения: в Мобилизационно-плановом управлении (МПУ) ВСНХ СССР, в спецуправлении ВСЕХИМПРОМа ВСНХ, в секторе обороны Госплана, в ГВМУ НКТП, в Комитете по химизации при СНК СССР. И, конечно, когда было необходимо, вопросы переносились в само правительство – СНК СССР. Как видим, и тогда органов управления было очень много.

Следует подчеркнуть, что главным направлением устремлений нашей армии была вовсе не оборона, а подготовка к наступательной химической войне. Именно на это была нацелена вся активность не только руководства Красной армии, но и работавшего с нею в общей связке ОГПУ, в первую очередь ЭКУ ОГПУ. Нижеследующая подборка писем армии-ОГПУ дает лишь отдаленное представление об уровне нажима на власть при подготовке и в начале первой пятилетки и, в частности, на только-только возрождавшуюся промышленность [376].

Из хроники военной осады правительства:

«19 октября 1928 г.

Председателю ВСНХ СССР тов. В. В. Куйбышеву…

Имеющиеся в распоряжении ОГПУ данные указывают на весьма неудовлетворительное состояние нашей мобилизационной подготовки к химической войне. У нас имеется лишь два завода ОВ, с небольшой производительностью. Наша мирная химическая промышленность получила задание по подготовке к производству ОВ лишь в 1928 г… Вопрос об изготовлении ОВ на аппаратуре мирной промышленности нами изучен лишь в отношении небольшой части ОВ…

Применение средств химической борьбы, как это показала война 1914–1918 гг., дает наибольший эффект в тех случаях, когда на вооружение вводятся новые ОВ, против которых имеющиеся у противника средства химической обороны… не действительны.

Приведенные выше данные свидетельствуют о необходимости упорядочения и усиления нашей исследовательской работы по ОВ…

Заместитель председателя ОГПУ Г. Г. Ягода» [376]

«26 апреля 1929 г.

Председателю СНК и СТО СССР тов. А. И. Рыкову

Вопрос о замедлении со стороны органов промышленности приведения в исполнение плана развития производства ОВ обратил на себя внимание РВС СССР еще в декабре 1928 года и побудил РВС обратиться с соответствующим письмом на имя председателя ВСНХ СССР…

В настоящее время все же приходится констатировать, что положение по этому вопросу по-прежнему является неблагополучным. Это обстоятельство было зафиксировано в виде постановления на специальном заседании РВС 22 апреля 1929 г…

Заместитель наркомвоенмора и председателя РВС

И. С. Уншлихт» [376]

«29 августа 1929 г.

Председателю СНК и СТО СССР тов. А. И. Рыкову

…Ввиду того, что и до настоящего времени дело строительства ОВ и обеспечения производства ОВ сырьем и дефицитными материалами, по имеющимся сведениям, находится все в том же неблагополучном положении, представлялось бы желательным получение от президиума ВСНХ СССР сообщения о современном состоянии всего этого дела в целом…

Заместитель председателя РВС СССР С. С. Каменев» [376]

«31 мая 1930 г.

Председателю ВСНХ СССР тов. В. В. Куйбышеву…

Наиболее узким местом по обеспечению мобилизационной заявки НКВМора в настоящее время является химический сектор.

Неблагополучие по химической промышленности констатировано рядом партийных и правительственных постановлений.

Военной химией занимались и занимаются много организаций. В настоящее время большая часть из них сконцентрирована во Всехимпроме ВСНХ СССР. Организационный период военно-химической промышленности продолжается больше двух лет, и на сегодня мы не имеем пятилетнего плана ни по мирной, ни по военной химии…

Прошу вас принять решения о немедленном укреплении мобилизационного аппарата Всехимпрома и о постановке этой важной работы на должную высоту.

Председатель РВС СССР К. Е. Ворошилов.» [376]

Важно, однако, не упускать из виду общий фон этой переписки.

Известно, что в период реализации первого пятилетнего плана (с октября 1928 г. по 1933 г.), когда будто бы складывалось индустриальное могущество страны, на самом деле был совершен скачок к милитаризации экономики за счет ограбления производительных сил страны. Достаточно определенно этот период характеризуют два факта. С одной стороны, в 1932–1933 гг. погибло не менее 10 млн крестьян. С другой, уровень милитаризации промышленности стал таким, что с 1928-го по 1934 гг. число боевых самолетов в СССР выросло на 170 %, артиллерийских систем – на 275 %, танков – почти на 10 000 %. И можно лишь сожалеть, что практически все это богатство было столь низкого качества, что к 1939 г. износило свой ресурс, так и не приняв участия в войне. В общем, руководство армии не только подводило итоги химической составляющей первой пятилетки [91, 288, 687], но и перед началом войны было вынуждено ужесточить подход к оценке качества производимого и хранимого химического вооружения [474].

Итак, как ставилась задача в те далекие годы? В 1930 г. руководители страны полагали, что Красная армия нуждалась на год ведения войны в 110–150 тыс. т ОВ [465]. Через несколько лет эти цифры и уточнились, и подросли: 1933 г. – 151,552 тыс. т ОВ, 1934 г. – 202,486 тыс. т [376].

Документы дают отчетливое представление о фантастических усилиях, предпринятых для решения этой задачи [381, 394]. А чтобы представить себе, сколь агрессивно советское руководство преодолевало отсталость промышленности в отношении выпуска ОВ, достаточно познакомиться с результатами работы так называемого «совещания у члена правления ВСЕХИМПРОМа тов. Шпекторова», состоявшегося 11 января 1931 г. Именно оно дало один из первых толчков системному развитию индустрии химической войны после того, как эти вопросы были сосредоточены в спецуправлении Всесоюзного объединения химической промышленности (ВСЕХИМПРОМа) – зародыше будущего НКХП (МХП). Во всяком случае, намеченные на той встрече планы были наполеоновскими, а ее «протокол», по существу, обрел силу закона [388].

В отношении иприта предписывалось иметь в разоренной стране к весне 1932 г. производственные мощности в размере 37,6 тыс. т/год: химзавод № 1 в Москве (Ольгинский) – 2,1 тыс. т, Угрешский завод в Москве – 2,5 тыс. т, химзавод № 2 в Чапаевске – 6 тыс. т, комбинат в Березниках – 9 тыс. т, завод в Сталинграде – 9 тыс. т, новый завод – 9 тыс. т. Мощности по фосгену предписывалось иметь к весне 1932 г. несколько меньшими (13 тыс. т): завод № 1–1 тыс. т, № 2–2 тыс. т, ЧХЗ в Дзержинске – 4 тыс. т, Рубежанский завод (Украина) – 2 тыс. т, новый завод – 4 тыс. т. Не были забыты дифосген, адамсит, хлорацетофенон, дифенилхлорарсин [388]. Не дошло дело лишь до синильной кислоты – она еще пребывала на стадии испытаний.