–Подумаешь, тоже мне. Нет у вас чувства юмора и не надо. Найду других ценителей отличной истории из жизни, – и Денис вновь расплылся в улыбке до ушей.
А мысли Коли были уже где-то на уровне второго этажа старенького деревянного дома. Наташа, на две минуты мелькнувшая в его жизни, внесла в неё больше, чем все прочитанные за долгие годы книги. Он не слышал, что говорил ему брат-хулиган, он слышал только вдруг ставший пленительным запах сирени под этим окном. Глаза с надеждой смотрели на окно, вот бы ещё хоть на секундочку увидеть это милое и такое сердитое лицо. Коле даже захотелось самому прокричать какой-нибудь вздор, лишь бы услышать вновь мудрый голос. Пусть голос отчитает его, пусть поругает, лишь бы только вновь звучал. Но на такую вольность Коля так и не решился и только тоскливо бросал короткие взгляды при каждом шорохе со стороны дома. Когда же брат предложил пойти по домам, Тарасову больше всего на свете захотелось остаться одному на этой лавочке и ждать чего-то, совершенно не понятного, чего именно.
На следующий день Коля, отправившись по просьбе матери в магазин, свернул вроде бы ненароком, просто с прогулочной целью в чужой двор с уже знакомой лавочкой под сиренью и к своему неописуемому счастью узрел желанное прекрасное видение. Ничего не подозревая, девушка бойко развешивала бельё на улице. Увидев Николая, сначала колко, небрежно взглянула, а затем неожиданно улыбнулась.
–Привет. Денис и впрямь твой брат?
Оробевший от чистого, нежного голоса Коля не сразу понял, что девчонке надо бы что-то ответить. Он смотрел на то, как она по одному берёт из алюминиевого таза полотенца и наволочки, а потом внахлёст подсаживает на тугую верёвку.
–Брат двоюродный, – только и смог вымолвить уже влюбленный по уши паренёк.
Он ещё много чего хотел бы рассказать Наташе – про то, что читал в книгах, про то, о чём слышал, и о том, о чём думал этой ночью. Но не мог. Он позабыл все слова, все до одного. И голос… Его голос не мог прорваться, его сдерживал засевший в горле колючий ком. Как будто голоса никогда и не было. Будто Коля всегда только и мог, что молчать, и рассеянно хлопать ресницами. И смотреть на эту девчонку с выбившимися рыжими прядками из густых кос, обрамляющими раскрасневшееся от работы красивое лицо.
–Я вижу, ты парень хороший. Не нахватайся, смотри, у братца своего. А то он ещё тот разбойник. Взбучку бы ему хорошую устроить! – договорив, Наташа подхватила таз и ещё раз, на прощание улыбнувшись, молчком исчезла за дверью подъезда.
С того самого дня Коля частенько стал прогуливаться по милому сердцу дворику. Куда бы он ни шёл, маршрут прокладывался под окнами Наташи. Иногда он встречал девушку, она махала ему рукой и здоровалась. Именно этот взмах, этот невинный жест девчонки (но не простой девчонки, а той самой, из-за которой хотелось днём и ночью сидеть под окнами и ждать неизвестно чего), именно это краткое приветствие юный, неопытный Коля принял за взаимность. Наташа была единственной девочкой, заметившей невзрачного парнишку. И в благодарность он готов был на всё ради возлюбленной.
Конечно, парень понимал – мало просто здороваться, но сам он не решался заговорить, да и не знал даже, с чего начать. А вдруг скажет что-то не то, а она не поймёт его и уйдёт. Что тогда? Страх мешал соображать. Что может быть интересно девушке? Коля не знал, но продолжал верить в то, что между ним и Наташей есть связь незримая глазу. Ведь именно она рассмотрела – он хороший человек, она сама так сказала. А разве это не симпатия? В понимании Тарасова этого было вполне достаточно для взаимного чувства, которого он ждал от девушки. И больше не нужно ничего. Коля стал ждать момента, который решит судьбу. Рано или поздно он настанет.
Частые визиты в чужой двор не остались незамеченными. Однажды Коля, уже устроившись работать на хлебозавод, шёл вечером с работы, таща в руке авоську. Как всегда надеясь увидеть Наташу, он не заметил, что дорогу ему преградили двое мужчин. Всматриваясь в окно, Николай случайно толкнул плечом одного из встречных и в ответ получил сильный хлопок по спине. Растерявшись, собрался извиниться, но услышал враждебно-настроенный тон:
–Эй, очкарик, не видишь, куда прёшь, что ли?
Николай замер. Рука, агрессивно похлопавшая его по спине, так и осталась на ней, не позволяя двигаться дальше. Принадлежала она крепкому молодому мужчине примерно одного возраста с Колей. Он смотрел наглыми глазами, прикрытыми кепкой-хулиганкой, и густо дымил папиросой прямо в лицо обомлевшему парню.
–А может, ты нас не уважаешь просто? Ты как думаешь? – мужчина повернулся к своему спутнику.
–Надо наказать заморыша, – усмехнулся второй, бритый налысо и на две головы ниже первого.
–Чего ты такой кровожадный, Гера? Сразу наказать, – сигарета разъедала глаза Николаю, но инстинкт самосохранения подсказывал, лучше помалкивать, пока его не спрашивают. – Может, человек как раз хотел извиниться, правда?
Он выжидающе глянул на Колю.
–Да, конечно, – запинаясь, пролепетал Коля. – Я вас не заметил. Прошу меня простить.
Николай двинулся было идти, но стальная хватка держала за шиворот.
–Не заметил? Гера, мы оказывается с тобой незаметные, – глаза первого стали на секунду удивленными, он не отрываясь всматривался в лицо напуганного парня.
–Мусора бы лучше нас не замечали, – заржал Гера, вальяжно опершись об угол дома, он держал руки в карманах, во рту гонял из стороны в сторону спичку, и, казалось, этот разговор его абсолютно не интересовал. – Пошли, Чёрный. С него всё равно взять нечего.
–Ты несправедлив, Гера. И как всегда очень жаден. Почему мы должны с него что-то брать? Мы же можем его и чему-нибудь научить. Верно? – Чёрный обращался уже к Коле. – Как тебя зовут, пацанчик?
–Николай.
–Николай, понимаешь, ты нагрубил уважаемому человеку, то есть мне. Толкнул меня, не заметил, может, ещё какая тупость у тебя в голове затаилась, я это сейчас выяснять не буду, потому что в очень хорошем настроении, – Чёрный расплылся в улыбке. – Поэтому я приму твои извинения. Но ты же взрослый человек, ты же понимаешь, извинения на словах – допустимы для детей. А я приму извинения скромным подарочком. Пара червонцев успокоит мою гордость. Разумеешь?
У Коли в кармане было всего двадцать копеек. Всю зарплату он отдавал матери, оставляя немного себе на обед и на проезд. Он согласно кивнул, связываться с этими ребятами желания не было и сил тоже, достал мелочь и, молча разжав кулак, протянул Чёрному.
Чёрный, сузив глаза, с насмешкой смотрел то на мелочь, то на Колю. Подкурив ещё одну папиросу и снова выпустив густой удушающий дым напрямую в лицо, повернулся к Гере:
–Это он нам на мороженое выдал.
–Дай, Чёрный, я ему выдам по почкам, и отчаливаем, харэ тут светиться, в натуре, – предложил Гера.
–Жалко мальчика, – примирительно ответил Чёрный, и у Коли появилась надежда, что трогать действительно его не будут.
Но неожиданно Чёрный со всей силы ударил снизу по распахнутой ладошке с мелочью, следующий удар пришёлся в живот. Копейки взмыли вверх. Жгучая боль в районе грудной клетки раздвоила тело пополам. Несмело выставив руки вперёд, Коля пытался хватать губами кислород, будто выброшенная на сушу рыбёшка, очки слетели на землю, сама же почва плыла и казалась совсем близко к лицу. Ещё немного, и он упадет, и тогда его добьют ногами, нужно выстоять, не упасть. Над ухом слышался голос Чёрного:
–Что за люди, с ними по-хорошему, а они так и норовят нахамить. Вот как с такими разговаривать?
–Гасить таких надо сразу, – высказывал мнение Гера. – Только время зря потеряли.
Как только Колю отпустил спазм, не успев ничего сообразить, он получил следующий удар. Этот удар был сильнее и сбил парня с ног. В ушах звенело, но всё же он отчетливо слышал голос Чёрного:
–Деньги завтра принесёшь в это же время прямо сюда. Можешь и не приносить, конечно. Но тогда я сам тебя найду и больше по-дружески с тобой разговаривать не буду. Понял? Ещё двинуть тебе или ты не совсем тупой?
–Понял, – выдавил Коля. – Принесу, не тупой.
Коля не обманул и на следующий день после работы принёс двадцать рублей. Гера и Чёрный ждали в тёмной арке. Забрав деньги, Чёрный вплотную подошёл к Коле. Он снова курил папиросу и выпускал едкий дым в глаза. А после того, как докуренная папироса упала на землю, на Колю посыпались один за другим тумаки. По лицу не били, наверное, позже думал Коля, чтобы не было синяков на видных местах. А вот ноги и спина получили по полной программе. На следующее утро тело болело и ныло. Но самое ужасное заключалось в том, что на прощание бандиты бросили фразу: «До встречи», и Николай понял, теперь от этих «друзей» избавиться будет нелегко. Да и брат Денис подтвердил:
–Не повезло тебе. Чёрный за кражу уже отсидел, а Гера неизвестно откуда взялся, неместный вроде. Будешь теперь им постоянно деньги носить. Но они тебя всегда бить не будут, не бойся, это в воспитательных целях откатали, чтобы ты понял – они не шутят. Видят, что ты слабый, вот и привязались, – Денис успокаивал как мог. – В милицию нет смысла идти, не поможет. Могут и завалить за такое. Так что, брат, судьба у тебя такая. Смирись.
Мириться не хотелось, но драться Коля не умел, выхода не было. Как и предостерегал Денис, хулиганы повадились вымогать деньги у слабого парня. Улизнуть возможности не было, они ждали его после работы. Чёрный постоянно проделывал одну и ту же процедуру, набирал полные легкие папиросного дыма и выпускал в лицо. При этом Коля видел его озлобленный взгляд через туман дыма. Он смотрел на него, будто загипнотизированный кролик на удава, не в силах отвернуться и точно знал, за этим дымом его ждут безжалостные побои – болючие до рези в глазах и обидные до безмолвных рыданий.
С этих самых пор Тарасов ненавидел сигаретный дым, он вызывал в нём дикий страх.
Даже когда Чёрного прирезали в пьяной драке, а его постоянный спутник Гера пропал так же внезапно, как и когда-то появился, Коля не смог избавиться от парализующего страха перед курящими людьми. В этих людях он частенько видел своих мучителей, которых до ужаса боялся, но не мог противостоять. С возрастом страх улетучился, но ненависть к сигаретам осталась навсегда.
К Наташе Коля так и не решился подойти. О своей влюбленности даже Денису не смог довериться. Но в душе обманывая сам себя, наивный парень продолжал верить – его чувство не одиноко и когда-нибудь Наташа сама сделает шаг навстречу, как в тот день, в который первая заговорила с ним. Даже когда Наташа вышла замуж, родила двоих детей и уехала из города, Коля всё равно считал, что любит она только его, просто не смогла, как и он, найти нужных слов. Глупая любовь сыграла злую шутку. Прождав Наташу много лет, Николай не мог устроить свою личную жизнь. Он считался хорошим работником, не пил, не курил, обладал доброй душой и лёгким нравом, но девушкам не нравился. За годы холостяцкой жизни его пытались сводить с женщинами, но все попытки оказались тщетными. Наташа даже спустя годы оставалась его идеалом, а другие женщины попросту не дотягивали до столь высокого мысленного пьедестала.
Родители давно уже отчаялись погулять на свадьбе сына. Мать умерла, за ней следом ушёл и отец. Николай остался в одиночестве. А когда в 41 год Николай Петрович на своём заводе случайно познакомился с новенькой сотрудницей, моложе его на двадцать лет, никто, включая самого Николая, и представить не мог, что это знакомство перерастёт в семью.
Николай влюбился в Аню, как только увидел. Она не была похожа на любовь всей его жизни Наташу, но своей чистотой и загадочностью покорила закоренелого холостяка. Николай Петрович был несказанно удивлён и счастлив от того, что молодая девушка, долго не раздумывая, ответила взаимностью. А после рождения дочери Николай понял – лучшей доли для себя он и желать не мог. И жизнь его сложилась более, чем удачно.
3
Девчонки почти подошли к школе, ещё минутка и на месте. На углу Тарасова сменила траекторию и вместо дорожки к школьным дверям выбрала тропинку, уводящую к гаражам и хоккейной коробке.
– Я схожу подымить.
Сашенька кивнула:
– Не опаздывай, журнал не забудь взять и обувь вымой. Ты обещала.
– Точно, надо не забыть взять журнал.
Старенькое трехэтажное здание средней общеобразовательной школы №14 каждый день принимало в свои педагогические объятия ребят разных возрастов, характеров, взглядов. Между прочим, именно здесь много лет назад грыз гранит науки нынешний глава города. Правда, его портрет на доске славы почётных граждан города не висел, убрали и спрятали подальше, после того как озорник из девятого класса подписал нецензурную брань и подрисовал рога. Директор посчитал, нужно быть скромнее, не стоит выставлять заслуги напоказ, и доску забросили зарастать пылью на школьный чердак за ненадобностью, по-видимому, кроме главы города, почётных граждан школа больше за свой век не выпустила. Ежегодно выталкивая из дверного проёма во взрослую интересную жизнь едва оперившихся парней и девчонок, строгая, но такая душевная школа, провожая их прощальным звонком, всегда надеялась, что эта новая жизнь сложится счастливо и удачно.