На взлете

– Я тоже. Правда интересно? Ты уже много комнат прошел.

– Нет. Я только пришел.

– А давай вместе будем открывать двери? Может где-то нам понравиться.

– Давай.

Они открыли одну дверь. Там было много голых мужчин и женщин. Они лежали на полу, на столах, на диванах. Обнимали и целовали друг друга. Манили его к себе, махая руками.

– Тут тоже не интересно. Пойдем дальше, будем искать нашу дверь, тянула за руку веселая девушка. Она была такая легкая, активная, от нее исходил, свет любви и радости. Максим открыл одну дверь и увидел там себя.

– Ну что ты там застрял, я жду тебя, пойдем дальше.

Максим увидел себя, как он пошел в школу, в первый класс с цветами. Мама вела его за ручку. Он был счастливый и гордый.

Вот он увидел себя, как он совсем маленький, несколько месяцев назад он родился. Мама подносит его к своей груди, она мило ему улыбается, от нее идет любовь и радость. Все взрослые вокруг его любят, сюсюкаются с ним, целуют его в пухлые щечки. Целуют его белые, маленькие ручки и ножки. Все его очень любят, он переносится с одних рук на другие, все его хотят обнять, поцеловать, потискать.

Вот он уже ползая по толстому, теплому паласу, схватившись за ткань дивана, встает на ножки, радуется глядя по сторонам. Хлопает по дивану ладошками, визжит от нахлынувшей радости.

– А это что? Это темнота. Но Максиму хорошо, тепло. Он слышит звуки музыки, громкий, веселый, разговор людей. Он как будто лежит в челноке. Мягком, удобном, теплом, волны омывают и укачивают его.

Вдруг он услышал звук металлических предметов, ударяющихся друг о друга. Какие-то металлические инструменты перебирают в металлической посуде. Он почувствовал интуитивный страх смерти.

– Меня хотят убить! Услышал он в своем малюсеньком мозге. Он начал метаться в темноте. Биться о мягкие, теплые стенки. Такой маленький, беззащитный, уязвимый. Он начал кричать и убегать. Он думал, что надо куда-то спрятаться, бился в истерике, прятался по углам. Он ощущал на себе весь ужас приближающейся смерти.

Максим проснулся от крика, от своего реального, истеричного крика. Еще совсем не освободившись от сна, он метался по постели, закручиваясь в одеяло и истерично орал. Почувствовав своим телом прохладную ткань одеяла, тихонько откинув ее с головы, он увидел, что он в своей постели, в своей квартире. Все же его еще долго трясло и колотило, он никак не мог успокоиться от ужаса неминуемой смерти.

Максим сел на кровать, снова острая боль, как раскаленным кинжалом, пронзила его голову. Он высыпал в руку горсть таблеток, запил водой и прилег. Он долго не мог оправиться от страшного сна, настолько было все реально. Он всматривался в привычные предметы своей комнаты, не веря своим глазам. Не веря, что его уже когда-то родила, не убила, мать, что он уже давно взрослый мужчина, а не зародыш в утробе матери.

– Все, хватит лежать, надо прогуляться, отвлечься. Он пошел в кафе, кушать совсем не хотелось, он немного перекусил, просто сидел отдыхал, смотрел на посетителей, в окно и думал.

Он вспомнил, что до этой концовки страшного сна ему снилась милая девушка. Как она взяла его за руку, они бегали по черно-белой улице бетонного города, открывая новые двери.

– Она сказала: А давай будем вместе открывать двери может нам где-то понравится. Наверно это была моя судьба. Почему я отпустил ее руку, почему не пошел с ней, в ней было много радости, нежности и любви.

– Потому, что я увидел себя. Я зашел в ту дверь, потому, что я увидел себя. Это понятно. Любой бы так поступил. Но сначала было все так хорошо, почему же потом все пошло в обратном направлении? Это не понятно. Интересно, означает ли что-то этот сон или просто очередная белиберда? Но настолько реальный, я не помню, чтобы мне снились такие сны. Он вернулся домой, ничего не хотелось, просто хотелось покоя, тишины, отдыха и сна.

– Я еда. Я кусок рыбы на металлическом, разделочном столе. Меня очистили от чешуи, отрезали голову, плавники, хвост, выпотрошили брюхо. Я уже просто кусок рыбы, готовый к приготовлению, можно жарить или варить. Мне не больно, мне не страшно, я знаю, что это мое предназначение. Я смотрю на соседний стол. Там в тарелке лежит салат, он такая же еда, как и я. Его уже едят. У него тоже нет ни страха, ни боли, не сожаления. Он горд, что его уже едят, а меня еще нет. Он горд, что его предпочли первым, а не меня.

– Здесь тоже своя иерархия. Овощи, например, или фрукты, их готовить не обязательно, помой и кушай, они выше по иерархии. А мы, рыба, мясо, низшие, потому, что нас надо еще готовить, мы как бы грязный продукт. Итак, я еда. Я лежу с такими же как я, мы лежим и каждый ждет своей очереди. Нет ни боли, ни страха, ни сожаления. Мы знаем, что нас создали для того, чтобы потом съесть.

– Надо же, приснится же такое, что я еда. Что-то я не понял, спал или не спал, привиделось мне это все? А может быть мы тоже еда? Для кого-то. Может быть нас тоже насеяли и выращивают, как люди выращивают на грядках огурцы, помидоры, укроп и петрушку. Создают для нас условия для выращивания, ну там температуру, солнце, воду.

– Может таких планет как наша много, как грядок в огороде. Мы также как все в природе, имеем семена, разрастаемся, размножаемся. На одной грядке одно, на другой другое.

– Когда мы умираем, наше тело в землю закапывают, это понятно, на удобрение, а душа, интеллект, там еще что-то есть, дух, энергии разные. Это куда девается? Говорят, кто умирал, ну там клиническая смерть, когда умирал, умирал, но не умер, обратно на землю вернулся. Они видели туннель, свет в конце, душа туда стремится, а может это просто какой-то кишечник, какого-то огромного энергетического монстра. А мы еда для него, вот, что там во вселенной? Ей же нет ни конца, ни края.

– Мураши. Они наверно тоже думают, что это есть все, что они видят. Они даже не догадываются, как земля огромна. Они даже не могут понять своим ограниченным умом, насколько земля огромна. Мы им рассказать не можем, так как не владеем их языком. Даже если бы владели, как мы это им можем все показать, в космос их что ли брать? Им это совсем не интересно, да и не нужно.

– Так и мы по сравнению со вселенной, ничтожные мурашки. А ведь никто и никогда не выдвигал такой версии, только я до этого додумался. А все открытия так делаются, то яблоко упадет случайно на голову, открывают тяготение. Раньше вообще думали, что земля на трех китах стоит. Показать им землю с космоса, они же сразу с ума сойдут, штабелями начнут падать.

– Надо же от такого открытия можно просто с ума сойти. Многих открывателей нового, сначала считают сумасшедшими, начинают проверять, потом еще новые законы, миры открывают. Тем более вселенная. Что там о ней говорить, если даже землю до конца не изучили, океаны, на нашей маленькой планете. А вселенную никому никогда не познать.

– Да и кто ее будет познавать? Кому она вообще нужна, она нужна чтобы ресурсы с нее качать. А ей может быть тоже больно, она может быть тоже живая. Вот и содрогается она от боли землетрясениями, плачет вулканами, вздыхает ураганами и смерчами. А мы маленькие, противные, мурашки, на теле огромной планете земля, копаем ее, кусаем ее, щипаем, бедную. У Максима навернулись слезы, ему стало ее так жалко.

– А что, если и правда, мы люди с нашей энергией, душей, интеллектом, тоже для кого-то пища. В природе ничего не пропадает, все является пищей для кого-то. Это цепочка с множеством звеньев, убери какое-то звено, наступит хаос. Ведь для чего-то же мне это показали? Может для того чтобы человек совсем уже не наглел и знал свое место на земле, тем более во вселенной. Может быть мне все это показали, потому, что перед смертью человек становится ближе к разгадкам тайн мирозданья?

Правильное решение

-Все, хватит лежать, надо двигаться, надо куда-то идти, надо что-то делать, что-то творить. Тяжело шаркая по полу ногами, Максим медленно вышел на улицу. Он просто ходил по городу, зашел в кафе, выпил кофе, пошел на работу. Там на улице он встретил свою школьную подругу Анну. Он посмотрел на нее, тихонько пошел дальше. Аня с трудом узнала его, он был сильно худой, глаза ввалились, вокруг черные круги.

– Максим! Что с тобой? Тебе плохо? Расскажи мне, что с тобой происходит? Ты болен? Может я могу тебе чем-то помочь? Я в городе встретила твоих родителей, они мне дали твой адрес. Может я могу тебе чем-то помочь, достать лекарства.

– Пошла вон. Я не в чьей помощи не нуждаюсь. Отвяжитесь все от меня. Дайте мне спокойно сдохнуть. Он кричал и держал обеими руками за голову.

– А. А. А. Кричал он от боли. Все сволочи. Все твари. Нет на земле людей, все вымерли. Все твари. Остались одни только твари. Они окружают меня, тянут ко мне свои грязные щупальца. Он начал махать в воздухе руками как будто отталкивал кого-то от себя.

– А. А. А. Закричал он и схватился за голову. Все вокруг закружилось и дома, и деревья, и люди, он потерял сознание.

Аня вызвала скорую помощь. Его снова увезли в больницу. Аня не отходила от его кровати и как чумная все тихонько шептала себе под нос стихи, как бы напевая.

– Моя луна, моя звезда. Ты небо мое солнце.

Свети всегда любовь моя. В мое открытое оконце.

Солнышко, солнышко, солнышко в оконце.

Солнышко, солнышко, обними меня по крепче.

Слезы катились из ее глаз, она вытирала их руками, они растекались по ее мокрому лицу и снова катились.

Максим, когда пришел в сознание, он отвернулся к стенке и притворялся спящим, никого не хотел ни видеть, ни слышать. Думал, что поскорее бы это все уже закончилось, вся его кошмарная жизнь, с ее кошмарными снами, с ее кошмарными головными болями. В палату вошел врач.

– Девушка. Почему вы здесь все время сидите и все время плачете? Вы кто ему приходитесь?

– Я его жена.

– Наконец-то я его жену увидел. Поздненько вы спохватились. Милая. Пройдемте ко мне в ординаторскую, мне с вами поговорить надо, о вашем муже.

Когда закрылась дверь. Максим поднялся с постели и потихоньку пошел за ними. Он дошел до ординаторской, встал у закрытой двери и начал слушать, что врач говорит Анне.

– От операции он отказался. На сегодняшний день все так запущено. Медицина тут уже бессильна. 2-3 месяца. Это окончательный срок его жизни. Мы можем только назначить ему наркотические препараты, чтобы хоть как-то облегчить последние дни его жизни. Он может оставаться в больнице, а можете колоть ему препараты дома.

Анна не могла сдержать своих эмоций. Она рыдала, слушая врача. Всхлипывала и снова начинала судорожно, истерично плакать.

– Как это так? Еще 3 месяца? Еще 3 месяца кошмарных снов? Еще 3 месяца бессонных ночей? Еще 3 месяца кошмарных болей. Нет я это не смогу выдержать.

Максим думал, еще 3 месяца этих ужасных мук?