На взлете

– Да мужики все безответственные. Особенно если жена такая фурия. Тебе не нравиться, когда дочка кричит, а думаешь ему нравится, как ты орешь? Радуйся, если он придет ночевать, извиняйся до потери пульса и засунь свой псих сама знаешь куда.

– Одна она теперь проживет! Выгнала мужика и радуется! Пей успокоительные и не доставай мужа. Да. Еще. Моли Бога, чтобы он пришел домой и вообще, чтобы тебя не бросил. Пока.

Леночке исполнился годик. С работы Максима и Риты приходили друзья с поздравлениями и подарками. Позже приехали родители Максима погостить.

– Ну как вы тут наши дорогие, подрастаете? Все хорошеете? Леночка подползла к Юрию Николаевичу. Хватаясь за его брюки встала на ножки, обхватила его ногу обеими руками, смотрела улыбаясь вверх на его лицо. Он взял ее на руки, подкинул вверх два раза. Леночка визжала, смеялась, он поставил ее на пол. Она обхватила его ногу и не отпускала.

– Что, понравилась моя нога?

– А что Рита? Мы твоих родителей не видели? На свадьбе их не было? Спросила Наталья Викторовна. Рита стояла, покачивая телом то в одну, то в другую сторону.

– Меня мама бросила на вокзале, когда мне было 3 года. Меня усыновили другие люди.

– Так почему же их не было на свадьбе?

– Отец мой приемный умер 5 лет назад. Я к нему даже на похороны не ходила. А матери приемной я даже ничего не говорила.

– Почему?

– А они мне не родные. Они мне никто. Чужие люди.

– Но они тебя усыновили, вырастили, воспитали, дали тебе образование, они дали тебе полноценную семью.

– А у них не было своих детей, потому они меня и усыновили. Я подарила им родительское счастье. А то так бы и жили вдвоем, как два бобыля без детей.

– О Боже! Вскрикнула Наталья Викторовна.

–Но ведь ваша мать теперь осталась совсем одна, она нуждается в вашей помощи, в вашем участии.

– А она мне вовсе не мать. Все время покачиваясь, Рита вела разговор.

– И вообще. Я буду искать свою настоящую, родную мать.

– Зачем? Не понимаю. Возмущалась Наталья Викторовна.

– Ведь она вас бросила, предала, нанесла вам психическую травму?

– А я ей все прощаю. Потому, что она моя родная мать.

– А почему не отдать должное тем людям, которые не спали ночи, когда вы болели, переживали за ваши неудачи, поднимали вас на ноги. Они вложили в вас душу, молодость, здоровье, деньги в конце концов.

– А теперь эта женщина одна, брошена на произвол судьбы. Может она болеет, нуждается в вашей помощи. Нужно съездить, навестить ее.

– Не хочу. Ответила Рита все так же покачиваясь из стороны в сторону.

– Вы просто бессердечная, у вас нет души. Хотя бы чувство долга у вас есть?

– А я никому ничего не должна.

– Все! Я уже не могу разговаривать с ней. У меня ее логика не укладывается в голове. У меня сейчас просто лопнет голова от ее рассуждений и умозаключений. Наталья Викторовна выпила две таблетки валерианы, положила под язык валидол и вышла на балкон. Юрий Николаевич вышел вслед за ней.

– Ну что ты дорогая так расстраиваешься?

– Вульгарная, злобная, бездушная тварь.

– Успокойся милая.

– Успокойся? А если наш нам потом тоже такое заявит?

– Слава Богу у нас еще есть наша родная дочь. Надеюсь она от нас в старости не откажется, наша кровиночка?

– Я тоже на это надеюсь. Завтра же уезжаем домой. Пока я с ума не сдвинулась от ее рассуждений. Я не собираюсь здесь находиться больше ни одного дня.

– Хорошо дорогая. Завтра поедем. Как там наша кровиночка без нас?

– Да. Ну и фурию нам сынок подложил. Гордость твоя. Гордись теперь.

Несчастный случай

Прошло три года. Максим возвращался с работы домой. Он шел по пустынной, вечерней улице в приподнятом настроении. Максим двое суток провел в обсерватории. Давно не видел семью. Соскучился по лепетунье дочке, по молодой, красивой жене.

Он думал, как он сейчас придет домой, возьмет на руки дочь. Она обнимет его за шею своими теплыми ручками. Будет рассказывать на понятном только ей одной языке, расставляя свои пальчики в стороны. Удивляться, что папа ее не понимает.

Он думал, как ему в жизни повезло. Новая должность, его любимая работа, любимая жена, любимая дочка. Он еще молод, умен, талантлив. Как он все-таки счастлив.

– Жизнь удалась! Я люблю тебя жизнь! Я всех люблю! Сказал он громко и радостно.

Он вдыхал приятный, свежий осенний воздух, любовался переливами красок. Золотых, бордовых, и кое-где еще зеленых листьев. Он просто шел улыбался и напевал себе под нос незатейливую, неизвестно откуда взявшуюся веселую мелодию. На улице тишина, ни души.

Вдруг. Неизвестно откуда. Из-за угла соседнего дома, с громким лаем прямо ему на встречу, выскочила огромная, черная, злая собака. Она сразу, во весь рост, прыгнула на грудь Максима и свалила его на асфальт.

Он не понял, как уже лежал на спине и огромная, черная пасть, полная белой, тягучей слюны, нависла над его лицом. Не помня себя, он начал орать во все горло. С громким лаем, скрепя клокастыми зубами, собака пытается огромной пастью схватить его за горло или лицо.

Вся его короткая жизнь в доли секунды промелькнула перед его глазами. Он увидел ее конец. В этом страшном оскале огромной, лохматой морды, он увидел свою смерть. О, как она была страшна. И как страшно было умирать молодым, здоровым, растерзанным на куски, истекающем кровью. Принять смерть от неизвестной, бешеной собаки.

Не переставая кричать, он тут же пустил в ход руки и ноги. Максим лежал на спине интенсивно махая руками и ногами, в эту минуту был похож на беспомощную, перевернутую вниз панцирем огромную черепаху.

Собака успела укусить его за левую руку, правой рукой он успел ее ударить по костлявой скуле, а правой ногой ударить ее в живот.

– Фу! Фу! Услышал он в стороне. Тут подошел к ним крепкий мужчина, схватил собаку за ошейник, оттянул ее к себе.

– Фу! Фу! Кричал он собаке. Посмотрел на Максима.

– Вы в порядке? Все нормально?

Максим встал с асфальта и молча пошел дальше. Он хотел быстрее уйти от этого злополучного, страшного места, где чуть-чуть не оборвалась его и без того короткая, хотя и счастливая жизнь. По пальцам стекала кровь, капала на асфальт. Максим перевязал платочком кровоточащую рану вокруг большого пальца.

Он от души благодарил свою судьбу, что не остался там куском разорванного мяса, что остался живой, что отделался легким испугом. Его дрожащие в коленках ноги совсем не слушались, но мозг настойчиво управлял ими, вел его вперед, прямо к его дому.