– Это про какое время? – спросил я.
– Про любое, – ответил Яблочков. – Интеллигенцию всегда преследовали и подвергали страшным гонениям: Сократ, Жанна д’Арк, Джордано Бруно… Да что за примерами далеко ходить – я сам. Пепел стучит в моё сердце, и боль каждого страдальца проходит через мою душу. Я Сократ, я Галилей, я… – он замолчал, осторожно озираясь, и, наклонившись к нам через стол, заговорил совсем тихо: – Одно я вам всем скажу, – тут он сделал паузу и медленно, подчёркивая каждое слово, проговорил: – Валить отсюда надо.
– Зачем? – наивно спросил Профессор.
– А что, скажешь, тебя тут всё устраивает?! – свирепо рявкнул Яблочков.
Вопрос явно не допускал положительный ответ, и Профессор смущённо пропищал:
– Ну, не всё… А куда? Думаешь, в Европе или в Штатах намного лучше?
Яблочков презрительно усмехнулся:
– Европа, Штаты! Ну, сколько же мы будем мыслить местечковыми категориями?! Дескать, вот мой двор, моя хата, а за поворотом дороги мир кончается!
– Да что ж там такое за поворотом дороги? Я много где был. Ну, климат другой, ну, говорят на другом языке, а жизнь-то в принципе…
– Слушай, Профессор! – резко оборвал его Яблочков. – Ты вообще на нормальной планете когда-нибудь жил? Вот и нечего мне рассказывать, как у нас тут всё прекрасно!
– Но ведь на других планетах, – растерянно забормотал Профессор, – там атмосферы нет, и жизнь невозможна, и излучения вредные…
– Ну, конечно! А у нас, значит, прекрасная атмосфера, жизнь замечательная и никаких излучений! Так?! А повальное пьянство, нищета, хамство, воровство – это не у нас? Это где-то на Марсе? Да ты вспомни, как мы на этой, как её? – он прищёлкнул пальцами и указал на Дурабума.
– В системе Альфа Центавра, – напомнил Дурабум. – Но мы там были совсем недолго.
– Да! Так вы помните, какие там зарплаты, пенсии, как там права человека соблюдаются, а главное, как там ценят настоящих интеллектуалов! Меня там на руках носили, умоляли остаться. Но советское воспитание и какое-то гипертрофированное чувство патриотизма, которое я никак не могу в себе изжить, заставило меня вернуться. Я не смог тогда бросить Землю – изгаженную, измученную, погрязшую в пьянстве и воровстве, но всё же такую родную…
Говоря это, Яблочков в порыве вдохновенья встал и, медленно двигаясь вокруг стола, приближался к Профессору. Чувствуя, что назревает кульминация их беседы, я и Коля Зверев стали так же медленно отодвигаться от Профессора. Дурабум, хоть он и сидел на другой стороне стола, тоже отползал на стуле назад.
– Какая Альфа Центавра?! – прошипел Профессор. – Туда ещё ни один космический аппарат не долетел!
– Конечно, Профессор, ни один не долетел. Продолжай верить дальше провластным фантастам и продажным СМИ. Нигде, кроме как у нас, жизнь невозможна, ракеты никуда не летают, так что живите где вам приказали и не жужжите.
– А что же, мне тебе-трепачу верить?! – вскипел Профессор. – Я университет окончил и аспирантуру. А тебя, интеллигент хренов, с какого курса выгнали? Оставить его на планете хотели, как же! Да тебя гонят отовсюду, неудачник! Своим умом копейки заработать не можешь, нищеброд, а всё туда же – другим нотации читаешь!
– Я, по крайней мере, ни копейки не украл, а ты в малиновом пиджаке народ в девяностые обирал, а теперь элитой себя возомнил! Умный ты, да?! Образованщина! Только деньги считать можешь! А ну скажи, Профессор, сколько будет дважды два?!
– Не твоё дело! Четыре!
– А семьсот девяносто два на пятьдесят шесть?!
– Сорок четыре тысячи триста пятьдесят два! Сам считать поучись, халявщик!
– А четыреста триста семьдесят восемь на тридцать два квинтильярда?!
– Чего?!
– Что, цифры кончились?! Так заткнись и слушай, когда с тобой интеллигентный человек разговаривает! Я тебя не боюсь – не надейся! Ни тебя, ни всю вашу олигархическую шоблу. Недолго вам всех мучить осталось! Знаешь, зачем я ночами не спал, недоедал и при лучине писал этот труд?! – Яблочков постучал пальцем по лежавшей на столе книге.
– Знаю! – взвизгнул Профессор, вскакивая. – Вот зачем!
Он обеими руками схватил книгу и с размаху стукнул ей Яблочкова по голове. Заметив, что Профессор собирается повторить удар, Яблочков резко развернулся и бросился бежать, а Профессор, подняв книгу над собой, мчался за ним. Они носились вокруг стола, осыпая друг друга неразборчивыми политическими, экономическими и нецензурными обвинениями. Невероятно, что в этих двух вовсе не молодых людях оказалось столько энергии. Мы едва успевали поворачивать головы, следя за их бешеной гонкой.
Я понял, почему политики так любят вести переговоры именно за круглым столом: вокруг него можно с воплями носиться, не рискуя расшибиться об углы.
– Детский сад! – не веря своим глазам, пробормотал я.
– Аксолотль, – сказал Коля Зверев, – всю жизнь головастик.
Между тем двое великовозрастных аксолотлей носились всё быстрее. Казалось, ещё немного, и они начнут излучать электромагнитные волны.
– Ну, допустим, Яблочков действительно типичный аксолотль, – ответил я, – но Профессор-то… Серьёзный человек, бизнесмен, в летающие острова не верит…
– Профессор-то? Аксолотль. Самый настоящий. Только скрытный. Так старательно корчит из себя взрослого, что иногда безбожно переигрывает. Но тут нашла коса на камень. Яблочков – этот кого угодно выведет на чистую воду. Даже меня!
При этих словах Коля Зверев резко выставил вперёд ногу и тут же спрятал её обратно под стул. Яблочков, описав дугу, совершил жёсткую посадку в метре от того места, где предательская нога прервала его бег. К счастью, на полу был постелен мягкий ковёр. Профессор, не успев затормозить, споткнулся об Яблочкова и повалился на него.
– Ты что! – поразился я.
– Ну, я ведь немножко тоже… – смущённо ответил Коля Зверев.
Профессор между тем зашевелился и приподнялся, осознавая, что с ним произошло.
– Они так убиться могли, – сказал я. – Не дети всё ж таки.
– Кто не дети? – спросил Коля Зверев.
Он прыгнул к Профессору и вырвал у него из рук книгу, которой тот совсем было собрался вновь стукнуть противника. Профессор вскочил.
– А чего он первый обзываться полез! – завопил он, пытаясь дотянуться до книги.
– А ты всё равно провластный олигарх! – продолжал обзываться сидевший на полу Яблочков.
Коля Зверев был на голову выше Профессора. Он держал книгу в вытянутой руке, и Профессор никак не мог до неё допрыгнуть.
– Сделаешь расчёты? – спросил Коля Зверев.
– Да летите вы хоть в Большую Медведицу! Сделаю!
– Честное пионерское?
– Честное пионерское, и чтоб вас там в чёрную дыру засосало!
– Под салютом?
– Моё до вас какое дело?! – кричал Профессор, поднимая над головой руку. – Воспитательница я вам что ли?! Гробьтесь, если вам охота!
– Ладно, – сказал Коля Зверев, отдавая книгу. – Но только один раз.