Одиночество дипломата

Одиночество дипломата
Леонид Спивак

Книга представляет две уникальные биографии. Первый из персонажей книги, эмигрант Иуда Бенджамин, достигший самых высоких постов в американской политической иерархии, считается одной из ключевых фигур в истории Гражданской войны в США. Другой, Уильям Буллит – журналист, дипломат и аналитик, советник двух президентов, соавтор 3. Фрейда, первый посол США в Советской России и Франции – оставил след не только в анналах великих государств, но и на страницах романов Ф. С. Фицджеральда и М.А. Булгакова.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Леонид Спивак

Одиночество дипломата

© Л. Спивак, 2021

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2021

* * *

Ревекке, Анне, Виктории, трем поколениям моей семьи

Иуда

Judah P. Benjamin, the dapper Jew,
Seal-Sleek, black-eyed, lawyer and epicure,
Able, well-hated…

    Stephen Vincent Benеt
    “John Brown’s Body”

Иуда Бенджамин, щеголь-еврей,
Гладкий, как тюлень,
Черноглазый адвокат, эпикуреец,
Умелый, ненавидимый крепко…

    Стивен Винсент Бене
    «Тело Джона Брауна»

Место под солнцем

На юге небо всегда кажется выше. Когда опускаются сумерки и верхушки кипарисов застывают на фоне глубокой синевы, кажется, что воздух напоен бархатистым ароматом вечнозеленой тропической растительности. «Добрый старый американский Юг», край резких контрастов под ярким солнцем, давно уже стал легендой. Ушла в небытие размеренная и утонченная жизнь старых усадеб. Унесены ветром балы и дуэли, южные традиции и предрассудки. Стали героями исторических романов плантаторы и генералы, салонные красавицы и светские львы, а в каждом американском городе, большом или малом, есть памятник погибшим в годы жестокой войны, расколовшей страну на Север и Юг.

Иуда Филипп Бенджамин

В эпицентре этого крупнейшего в американской истории шторма оказался человек, судьба которого и по сей день вызывает разноречивые отклики. Он был одной из ключевых политических фигур XIX века. Ныне имя его нечасто упоминается даже в самых кропотливых трудах американских историков. Иуда Филипп Бенджамин – блистательный юрист, сенатор США, известный предприниматель, незаурядный государственный деятель – коллизий его жизни хватило бы на несколько человеческих судеб. Однако даже для близких ему людей «Принц Конфедерации» так и остался загадкой.

Мальчика-первенца назвали Иудой. Имя было традиционным для патриархальной религиозной семьи. В память Иуды (Иегуды), родоначальника одного из двенадцати колен Израилевых, были названы многие герои древней еврейской истории. Но в христианском мире с этим именем ассоциировался совсем другой библейский персонаж.

Иуда Филипп Бенджамин появился на свет 6 августа 1811 года. Звезда удачи не сияла над его головой. Он был одним из шестерых детей Филиппа Бенджамина, хозяина небольшой лавки на острове Сент-Томас, принадлежавшем в ту пору британской Вест-Индии, а ныне – Виргинским островам, протянувшимся узкой полоской в Карибском море. Лежащие на пересечении морских торговых путей между Европой и Америкой, эти острова издавна манили к себе людей, по разным причинам не ужившихся в Старом Свете.

Когда-то Филипп Бенджамин держал крошечный магазинчик в еврейском квартале Лондона. Наполеоновские войны сильно ударили по всей английской торговле. Разорившийся коммерсант решил попытать счастья за океаном, в Вест-Индии, где у родственников его жены, Ребекки Мендес, неплохо шли дела.

Отец Иуды оказался не самым удачливым бизнесменом: нужда по-прежнему следовала за ним по пятам. Через несколько лет угроза очередного разорения заставила семейство перебраться в Соединенные Штаты. Здесь они несколько раз переезжали с места на место, пока не осели в 1821 году в Чарльстоне, тогдашней столице штата Южная Каролина. Отсюда и начал свое восхождение один из самых ярких и загадочных американских политиков XIX столетия.

Чарльстон был первым городом в Новом Свете, который предоставил право голоса нехристианам. В колониальные времена Южная Каролина управлялась согласно хартии 1669 года, составленной великим английским философом Джоном Локком. Хартия гарантировала свободу совести всем поселенцам, среди которых были отдельно упомянуты «язычники, евреи и сектанты». Во время Войны за независимость США большинство иудеев-южан сражалось на стороне генерала Вашингтона, многие были офицерами его армии. Со временем в Чарльстоне образовалась самая крупная еврейская община на юге страны.

Впоследствии, в кругу вашингтонских друзей, Иуда Бенджамин с радостью вспоминал свои детские годы в Чарльстоне. Семью по-прежнему кормил небольшой магазинчик в районе порта. Запах сушеных тропических фруктов, специй и кокосового масла в лавке, шум порта с боцманскими свистками и многоязыкой матросской речью, неповторимое дыхание южного моря составляли аромат детских воспоминаний сенатора. Вероятно, отсюда берет начало глубокая привязанность к старому американскому Югу, на долгие годы определившая его жизненный выбор.

Подлинной главой семьи была Ребекка. Иуда никогда не упоминал отца, но бережно относился к матери. Дальние родственники вспоминали ее как женщину с сильным характером, которая, невзирая на бедность, умела высоко держать голову. Однажды, как пишет первый биограф Бенджамина П. Батлер, более обеспеченная сестра Ребекки прислала ей из Вест-Индии сундук с дорогим постельным бельем. Нераскрытый сундук был тотчас отослан обратно с уверением в полном благополучии.

Будущий член кабинета министров Конфедерации учился в школе для бедных детей. Мальчик демонстрировал несомненные способности. Иуда запоминал книжный текст страницу за страницей и с легкостью цитировал огромные поэмы. Но много ли было в Чарльстоне возможностей для бедного иммигранта, пусть даже и с искрой Божьей?

Все изменилось в тот день, когда на пороге лавки появился Мозес Лопес, богатый и уважаемый в еврейской общине предприниматель, известный своей благотворительностью. Он предложил Филиппу и Ребекке отправить мальчика в Йельский университет и дал существенную сумму для поступления. В это было трудно поначалу поверить: в Йель посылали учиться своих сыновей аристократические семьи Юга. Вступительный экзамен в университет включал проверку знания греческого, латыни и математики, а также осведомленности в трудах древних – Вергилия, Цицерона, Саллюстия. Но четырнадцатилетний Бенджамин справился с первым в жизни серьезным испытанием. Часть необходимой платы за его учебу внесло еврейское общество помощи сиротам. Ради сына Ребекка проглотила свою гордость.

Когда низкорослый Иуда Бенджамин надел черно-белую форму студента Йеля, он оказался самым младшим среди учащихся. Единственный в те времена иудей в одном из старейших университетов Америки был фигурой экзотической – иммигрант и провинциал среди отпрысков плантаторских семей Юга и денежной аристократии Севера. Университет, расположенный в сердце Новой Англии, оставался цитаделью пуританского консерватизма. Все студенты были обязаны к последнему удару колокола успеть на утреннюю службу, которая начиналась зимой в шесть часов утра, а летом – в пять. Программа первого года включала изучение античных историков Геродота, Тита Ливия, Тацита, а также географии, астрономии, тригонометрии. О трудностях науки говорит одна из тогдашних традиций йельских студентов: в конце учебного года хоронить одну из пяти книг Евклида.

«Бенджамин многое выучил вне классных стен Йеля. Наблюдая вблизи богатых мальчиков, он усваивал манеры высших классов. Он упорно работал, чтобы опередить их в учебе, превзойти в дебатах с помощью логики и остроумия. Он подражал их лучшим качествам, отбрасывая фатовские манеры, он погружался в искусство, музыку и поэзию, чтобы скрыть свое скромное происхождение. Юноша с ограниченными возможностями среди американской элиты, неотесанный провинциал с еврейскими манерами, он страстно подражал лучшим образцам йельского сословия», – писал о нем историк И. Эванс.

К середине второго года обучения Иуда стал одним из лучших в классе. Об этом свидетельствуют сохранившиеся письменные отзывы классных наставников. Юношу ожидало прекрасное будущее. Но в Чарльстоне случилось непоправимое – отец бросил семью. Обстоятельства семейной драмы остались нераскрытыми: Филипп Бенджамин уехал из Чарльстона, и Иуда никогда больше не упоминал о нем. Ребекка была не в состоянии платить за учебу сына – один год в университете стоил немыслимые для иммигрантской семьи деньги: шестьдесят четыре доллара тридцать два цента. Со слезами на глазах, никому не объясняя причин, юный Бенджамин покинул Йель.

В его жизни будет много потерь и разочарований. Однако в шестнадцать лет Иуда принял окончательное и одно из самых важных в своей судьбе решений: он задумал уехать в Луизиану, в Новый Орлеан – город, где его никто не знал и где он мог начать все сначала, без оглядки на прошлое. Ребекка тайком положила в вещи сына истрепанный молитвенник.

Законы и сахар

Бенджамин приехал в Новый Орлеан в 1828 году с пятью долларами в кармане. Деньги на пароход были взяты в долг у мужа старшей сестры. Ребекку этот город страшил своей сомнительной репутацией, но она понимала, сколь тяжело будет сыну обретаться в Чарльстоне, вернувшись к рутине маленькой фруктовой лавки.

Новый Орлеан был самым колоритным местом в тогдашней Америке, где буквально из воздуха делались состояния, которые затем, случалось, просаживались за одну ночь в карточной игре или терялись в рискованных морских предприятиях. Здесь находили пристанище путешественники, торговцы, авантюристы, коммерсанты. На рынках Нового Орлеана продавались пряности из Китая и тиковое дерево из Африки, китовый жир из Северной Атлантики и ром из Ямайки. Отсюда вверх по реке Миссисипи протянулись пароходные линии, столь ярко описанные Марк Твеном и Майн Ридом. Здесь не слишком интересовались религиозной принадлежностью, и человек с умом и способностями мог рассчитывать на удачу.

Основанный французскими колонистами в 1718 году, город был назван в честь герцога Филиппа Орлеанского, тогдашнего регента Франции при малолетнем Людовике XV. На протяжении последующих ста лет город переходил от французов к испанцам и обратно, что обусловило своеобразие его культуры. Правительство Наполеона продало Соединенным Штатам огромные территории Луизианы в 1803 году. Но еще долго европейцы, посещавшие город, не могли отделаться от ощущения, что находятся в Старом Свете. Узкие улочки Нового Орлеана, застроенные домами французского типа с черепичными крышами и узорчатыми балконами, служили прекрасным обрамлением цветущей утонченной культуры выходцев из латинских земель.

Все это совсем не походило на пуританский Йель: иллюзию южного города Франции усиливали наряды и манеры женщин, а также особый «раблезианский» дух Нового Орлеана. Здесь не закрывались по воскресеньям лавки, салоны и увеселительные заведения. Ни в одном американском городе не существовало в те годы такого обилия частных театров, казино и притонов. Новый Орлеан даже не пытался скрыть свои пороки: здесь любили, танцевали и дрались на дуэлях.

Бенджамин, поселившийся в крошечной каморке, поначалу перебивался случайными заработками – от нескольких дней до нескольких недель. В конце концов, он нашел не слишком хорошо оплачиваемую, но постоянную работу в одной из нотариальных контор. Тут он впервые познакомился с основами делопроизводства, ведения бизнеса, страхования имущества. Ему предстояло изучить не только американское законодательство, но и действовавшее в Луизиане римское право в виде старинного испанского законодательства и французского Гражданского кодекса. Молодой человек, схватывавший на лету сложности коммерческого права, мог вполне рассчитывать на успешную юридическую карьеру. Пока же приходилось подрабатывать репетиторством в зажиточных семьях Нового Орлеана.

Огюст де Сен-Мартин, один из представителей франкоязычной городской элиты, нанял юношу с хорошими рекомендациями для занятий английским со своей дочерью. Обучение должно было быть обоюдным: согласно договору между молодыми людьми, мадемуазель Сен-Мартин в свою очередь обучала будущего адвоката французскому. Иуда делал несомненные успехи, впитывая, как губка, вместе с языком, новый для него рафинированный мир французской культуры.

В Новом Орлеане в ту пору, согласно историку М. Райвеллу, было всего семьсот жителей еврейского происхождения при общем населении города в 50 тысяч. Всего четыре семьи соблюдали религиозную традицию кашрута и лишь две – Субботу. Местный раввин был женат на католичке. Ребекка не зря опасалась за увлечения сына в «городе греха».

Натали Сен-Мартин было шестнадцать лет, возраст замужества по старой французской традиции. Невысокая, великолепно сложенная темноволосая красавица с голубыми глазами, обладала, по словам современников, живым нравом и «голосом примадонны». Родители вполне могли рассчитывать на выгодную партию среди новоорлеанского высшего общества.

Двадцатилетний Бенджамин засиживался в нотариальной конторе глубоко за полночь. Здесь пахло чернилами и пыльными переплетами старых законодательных фолиантов. Откуда-то издалека доносился аромат цветущих магнолий и звуки ночной фиесты, а совсем рядом светились окна в доме на улице Конде, где жила Натали, первая красавица Нового Орлеана. Между ними лежала глубокая пропасть, которую он надеялся преодолеть, изучив эти многотомные правоведческие труды.

Встревоженные Огюст и Франсуаза не раз обсуждали проснувшийся у дочери интерес к занятиям английским, не подкрепленный к тому же успехами в грамматике и чтении. Бенджамин был иноверцем и плебеем без связей и состояния. Но в Натали заговорило ее врожденное упрямство. Она умела настоять на своем: этот молодой человек небогат и ниже по положению в обществе, но он, как никто другой, подает большие надежды.

В конце 1832 года Бенджамин успешно сдал экзамен по юриспруденции и был принят в коллегию адвокатов Луизианы. Спустя два месяца, 12 февраля 1833 года, состоялось бракосочетание Иуды Бенджамина и Натали Сен-Мартин. Родители невесты поначалу хотели, чтобы Бенджамин перешел в христианскую веру, но тот отказался. Ребекка в свою очередь не одобрила брака с католичкой и на свадьбу не приехала.

Карьера Бенджамина начиналась вместе со стремительным ростом и развитием страны. Его молодость совпала с исторической молодостью американской республики, ее становлением и триумфом. С 1812 по 1850 годы площадь доступных для заселения земель к западу от реки Миссисипи увеличилась почти до размеров европейского континента. Эта земля обетованная, как никогда раньше, казалась огромной театральной сценой, где предстояло развернуться грандиозным событиям. В «Философии истории» Гегель еще в 1823 году писал об Америке, как о «стране будущего, в которой впоследствии раскроется смысл мировой истории».

Политическая карта страны менялась на глазах одного поколения – в первой половине XIX столетия в Союз были приняты пятнадцать штатов. Сюда зачастили путешественники-иностранцы: еще вчера казавшаяся тихой колониальной заводью, молодая республика стала примером быстрого прогресса в сельском хозяйстве и торговле, в развитии политических институтов. В Новом Орлеане росли, как на дрожжах, коммерческие фирмы, верфи, конторы, банки. Население города удваивалось каждые десять лет. За кипами хлопка, тюками табака, мешками риса, бочками сахара и патоки в американских портах угадывалась будущая экономическая мощь Соединенных Штатов. Новый Орлеан все более становился «воротами Юга» в его экспансии на запад – в Техас, Нью-Мексико, южную Калифорнию.