Зона поражения

Во время походов Непейводе и Платону приходилось то и дело доказывать, что они – не падаль. Несмотря на феромоны, которыми Дом регулярно поливал обоих, трупоеды то и дело покушались на их скафандры. Если часами ходить по гниющим остаткам, неизбежно сам начнешь пахнуть мертвечиной.

Закончив переброску экспедиционного имущества, археолог и Двунадесятый Дом стали разбивать полевой лагерь. Непрерывно перетаскивая антирадарный щит, чтоб машину не засекли с орбиты, они вырыли мини-экскаватором ровик, установили заграждения из самых колючих зверорастений. Распылители регулярно обрызгивали заграждения отпугивающими феромонами и фитонцидами.

Затем напарники поставили две жилые палатки, хозяйственную палатку с кладовой, кухонькой и душевой кабиной, а также пакгаузы, где хранилось оборудование, инструмент и материалы. Все они были прикрыты щитами, обтянуты маскировочными сетями и покрашены в понятно какой цвет.

Пора было начинать раскопки. Говоря о рытье туннелей, Рассольников, конечно, погорячился. В них много не наработаешь. Ничего лучше старой, проверенной веками технологии послойных раскопок Галактика еще не изобрела. Только пришлось внести в нее кое-какие коррективы: один копал землю, а другой перетаскивал щит и одновременно отгонял назойливых зверодрев. Отгонял с помощью специально подобранных феромонов – не дай бог открыть на раскопе стрельбу!

Так продолжалось часа три, потом напарники менялись ролями. Обед с часовым перекуром и еще шесть часов изнурительного труда. Ужин, второй перекур и перед сном – подготовка плацдарма для завтрашних работ: тщательно прозондировать грунт универсальным интроскопом, снять верхний слой почвы – вплоть до границы песка, убрать крупные камни и вытравить растительными ядами норы подземных падалыциков. После шести часов сна подъем на рассвете, зарядка и завтрак. Потом все сначала. И так день за днем…

Стоило напарникам перейти на новое место, джунгли тут же наводняли раскопанный и исследованный участок. Это было замечательно: котлованы не приходилось маскировать.

В столь бешенном темпе Платон не работал уже много лет. Без хорошей зарядки и массажа руки-ноги отказывались сгибаться. Понятное Дело, Непейводе зарядка была не нужна, но он делал ее за компанию.

Остатки каменных стен, шлакоблочные плиты, когда-то устилавшие летное поле, ржавые детали подъемных кранов и транспортеров, обломки летательных аппаратов – все это время от времени попадалось на пути мини-экскаватора. Тогда археолог останавливал машину и начинал копать вручную, пускал в ход пневмоочиститель, а потом брал в руки метелку и скребок.

В какой-то момент Платон почувствовал, что счастлив. Именно сейчас он живет, а до сих пор лишь существовал – в ожидании и предвкушении этой самой жизни. Бросив метелку, трясущимися руками он начинал счищать с предмета остатки песка и пыли, оглаживал его контур… Не то. Все начиналось сначала: яростная работа, восхитительный миг, когда находка начинает проступать из тиугальбской тверди, нетерпеливые движения, еще один взмах рукой и еще – и снова разочарование. Не то, не то, совсем не то…

Спустя четыре дня Рассольникову стало ясно, что он был прав и их мучения напрасны: место выбрано неудачно. Под руинами космодромных ангаров, среди ржавых обломков каких-то машин лежали отнюдь не золотые горшки, а золотые статуи размером с крупную собаку. Они имели форму осьминога, скрещенного со свиньей и вдобавок снабженного небольшими ангельскими крылышками, и принадлежали малоизвестной культуре Аспиньяон. Судя по всему, статуй были десятки – одинаковых или очень похожих друг на друга. Поэтому спутник так легко обнаружил скопление золотых предметов.

Когда археолог с помощью Непейводы поднял на поверхность одну из них и очистил от земли, оказалось, что золотая статуя едва заметно дышит. Потом у нее с явственным скрипом открылись двенадцать глаз величиной с голубиное яйцо. Под золотыми веками у статуи скрывались красные гранатовые белки и синие топазовые зрачки.

Открыв глаза, статуя не вскочила на ноги и не стала обниматься или, наоборот, душить раскопщиков. Она неподвижно лежала, глядя в небо, затянутое маскировочной сетью. Похоже, им в руки попала механическая машина, не способная на самостоятельные действия.

– Это божество или они такие и были, эти аспиньяоны? – спросил Дом, зачем-то ощупывая длинные, заканчивающиеся копытами ноги статуи и ее круглый живот с дюжиной набухших сосков.

– Никто не знает.

– А тебе не кажется, что мы слишком часто повторяем эту фразу? – вдруг задумчиво произнес Непейвода.

– Ты прав. Первая Конкиста оставила после себя одни руины и пепел. Выжгла память о сотнях культур почище любой Сверхновой. Гигиенично и практично: и планеты целы, и брыкаться некому.

– Слишком просто все списывать на Конкисту. И потому подозрительно, – заметил ходячий муравейник. – А был ли мальчик-то?

– Ты имеешь в виду: была ли вообще Первая Конкиста? Или Большая Чистка проводилась во все времена и, быть может, идет даже сейчас?.. – Платон замолк. – Есть такая гипотеза. В кругах отпетых правозащитников. Вот только фактов нет никаких. Уж больно хорошо заметают следы эти чистильщики. Людям такое не под силу. Если кто и чистит Галактику, то не мы.

Непейвода молча покивал шлемом, а потом спросил:

– Такие штуки уже находили?

– Нет. Только плоские изображения. То-то и оно…

Археолог стал внимательно разглядывать статую, поглаживать ее рукой, потом повернул на бок и продолжил осмотр. Очередное бережное касание задело какой-то незаметный бугорок, и в спине статуи вдруг открылась плотно пригнанная дверца размером с ладонь. Внутри обнаружились непонятные колесики и рычажки из белого металла – ну совсем как в древних земных часах. Там что-то слабо тикало, но никакого движения заметно не было.

Дом оцепенел на мгновение, потом рявкнул:

– Закрой немедленно! Нам что, проблем не хватает?!

Но было уже поздно: странный механизм пришел в движение. Тотчас пронзительно заверещал встроенный в корпус Автомедика анализатор.

Автомедик стоял в Платоновой палатке. Археолог пользовался этим назойливым устройством, только борясь с растяжениями и вывихами, а потом переводил его в режим ожидания – иначе замучает дурацкими советами и предупреждениями: туда не ходи, этого не ешь, тяжести не поднимай… Автомедик включился сам, подавив блокировку – знать, угроза возникла нешуточная.

– Обнаружил вирусную инфекцию неизвестного вида! – затараторил Автомедик, спеша сообщить как можно больше, пока есть кому слушать. Одновременно в наушниках шлемов раздавалось тихое шипение: статуя испускала газ. – Начальная численность вирусов – четыре биллиона. Удвоение каждые восемь миллисекунд. Предполагаемая скорость распространения воздушным путем…

– Начинай дезинфекцию!-рявкнул Платон.

Непейвода в оцепенении застыл рядом. Археолог видел, как бродячие джунгли вокруг лагеря вымирают со скоростью ветра – смерть разбегается по плоской верхушке горы. Гигантские зверодревы с треском и грохотом рушились на землю, ломая более тщедушных соседей. Всякая мелочь дождем сыпалась с небес и ветвей.

– Дезинфекция с момента появления, – докладывал Автомедик. – Стандартная процедура газовой обработки – отсутствие результата. Усиленный вариант нейтрализации с третьей секунды – отсутствие результата. Комбинированная атака антивирусами с пятой секунды – отсутствие результата.

У Платона ледяная глыба ухнула в самую сердцевину души, и под ее тяжестью душа ушла в пятки.

– Как долго выдержат наши скафандры? – взяв себя в руки, вымолвил он.

– Неограниченно. При сохранении полной герметичности, – произнес Автомедик.

«Слава богу! Спасены! – была первая мысль археолога. Но потом была и вторая: – Но как же мы будем есть и пить? Во время трапезы нужно снимать шлем. А всех запасов внутри скафандра– туба с питательной массой и литр воды. Смерть наша будет мучительной…»

– Горшок еще не найден, – ровным голосом заговорил Двунадесятый Дом. – Сроки ужесточились. Теперь мы должны найти его за одну неделю. Или ты дольше сможешь протянуть без влаги?

– Лесоповал наверняка заметили и сейчас ка-ак вдарят…– произнес Платон странным голосом. – Надо драпать.

– Уже поздно, – покачал шлемом Непейвода. – Ракеты пущены. Нам их не сбить.

– Следует закрыть собой автомат и лечь ногами к взрыву, – вдруг с непонятной веселостью произнес Рассольников и пояснил для непонятливых: – Была такая древняя инструкция.

– Это Автомедика, что ли, закрывать? – машинально спросил Дом, а сам, задрав голову, смотрел на небо, где набухала россыпь темных точек.

Археологу вдруг захотелось на прощание обняться с напарником, но он не решился – подумал: не поймет. Боеголовки рванули в вышине– далеко от земли. Почему-то Платон не увидел вспышек. На фоне пепельных облаков возникли белые кляксы, они стали расползаться, затягивая небосвод. А потом, казалось, пошел снег. Тысячи белых пятнышек понеслись вниз. Они были повсюду.

– Что это?! – вскричал Рассольников.

«Я жив! Жив!» – вопила его душа. У его ног плюхнулась первая капля, обрызгав скафандр до колен. Нет, это был не снег. Скорей уж, густая пена из пожарного шланга.

– Это дези…– Непейвода не договорил. Им на головы обрушился настоящий водопад белой дряни.

Когда пенопад кончился и напарники обтерли перчатками забрала шлемов, они обнаружили, что стоят по самые плечи в пене, которая начинала густеть.

– Надо выбираться, – сказал Платон по радио.

– …дезинфекция, – договорил наконец Двунадесятый Дом. – С орбиты увидели падающий лес и тотчас среагировали. Значит, умеют с вирусом бороться. Так почему же планета до сих пор закрыта?

– Слишком быстро и эффективно сработали, – пробормотал археолог. – По отлаженной схеме. Значит, за последние годы не мы первые добрались до этих статуй.

Платон огляделся. Они с напарником стояли в мелководном озере, полном молочного коктейля. Огромный круг мертвых джунглей на вершине горы Хамбаус был покрыт полутораметровым слоем пены.

Из-за сотен поваленных друг на друга стволов джунгли превратились в непроходимые заграждения.

А дальше, как и прежде, стояла зеленая стена, местами изляпанная белым. Она колыхалась и шажок за шажком начинала продвигаться в глубь пораженной территории. Зверодревы осторожно пробовали щупальцами корней странную субстанцию отвратительного белого цвета, но она не кусалась. Значит, можно идти вперед.