«Война и мир». Создание советской киноэпопеи. Книга первая. 1961-1963

Бондарчук. Все-таки нужно было бы сказать, как мы обсуждали сценарий на прошлом художественном совете и к какому выводу пришли. Мне очень трудно выступать. Я не умею говорить, тем более, когда стенографируют. Я не сравниваю себя с Мейерхольдом[4 -

]. В своих последних записках он говорит, как много неприятностей принесли ему его выступления, потому что он выступал как художник, а язык художника отличается от официального языка. Так что, если говорить об идее произведения, о замыслах, то это вряд ли нужно словесно выражать и записывать, тем более, что у меня нет в этом отношении никакого опыта. Я считаю – когда художник словесно выражает, что он хочет делать, то уже ничего не должен делать. Он уже словесно выразил идеал произведения.

Нужно прочитать произведение с точки зрения нашего сегодняшнего существования. Я для себя лично рассматриваю эту вещь, как жизнь и смерть. Война – это смерть и не только смерть на войне, но смерть и в жизни. Тот эпизод, который не понравился Н. К. Гудзию, мы обозначили как «мертвая жизнь». Она и сейчас существует, эта мертвая жизнь, когда нам кажется, что мы что-то делаем – художественные советы, вернисажи, очень много такого рода деятельности, которую Толстой для себя обозначил, как мертвую жизнь.

Почему многих возмущает сопоставление смерти Безухова и танца Данилы Купора? Я, например, увидел жизнь и смерть. Вспомните деталь, когда умирает Безухов, вспомните его руку, когда после этого у Пьера что-то защекотало и он заплакал, когда Безухов говорит: видишь, какой я беспомощный, не могу руки поднять, и тот понимает. А там такого же возраста человек [граф Ростов][5 -

] и что выделывает этими руками.

Николай Каллиникович Гудзий, и не только он, но и другие, говорили о сцене охоты. Я не понимаю, почему все увидели в этой сцене только отображение нравов помещиков? Это совершенно неправильное прочтение этой сцены. Это же страшная сцена, она идет в той же рубрике жизни и смерти. Помните фразу Николая, когда он скачет за волком? Вы помните эти звериные волчьи глаза. Николай вспоминает Аустерлиц, и тот же Николай, который бежал в кусты, как заяц, здесь говорит: о, господи, господи, пошли мне. Боже мой, за что? Эта сцена будет показана не так, как у американцев, где она сопровождается ковбойской мелодией. Здесь уже совсем другое, и работает как раз на идею»

.

Бондарчук и Соловьев четко понимали направление своей работы и следовали поставленной задаче – всесторонне охватить роман и не допустить иллюстративности и рыхлости композиции. «Толстой вскрывал действительность во всех возможных ракурсах и во всех пластах: от императорского двора до самых низов бесправного, но живого народа, именно жизнью своею и дающего жизнь всем этим пластам… И при всем этом нам надо было охватить не только лишь фабулу огромного романа, но и попытаться донести до зрителя нравственную, психологическую, идейную мощь произведения, показав на экране непростые связи и отношения героев, знакомых каждому с детства», – говорил Бондарчук

.

Именно в этот период, когда гигантский механизм по строительству экранизации только набирал обороты, Бондарчук и Соловьев написали свое знаменитое обращение:

«К ТОВАРИЩАМ ПО РАБОТЕ

На нашу долю выпала величайшая честь – воплотить на экране самое крупное произведение русской и мировой литературы – роман-эпопею Льва Николаевича Толстого «Война и мир». Не нужно думать, что величие этого произведения заранее обеспечит нам создание столь же великого кинематографического произведения, но и настраивать себя заранее на создание среднего посредственного фильма (где уж каждому из нас тягаться с гением Л. Толстого) мы не имеем права.

Толстовский метод, на основе которого создан роман, требует, чтобы каждый из нас тщательно пересмотрел свой творческий багаж, накопленный в предшествующих работах. К сожалению, далеко не все из этого багажа пригодится нам в предстоящем труде. «Война и мир» не может рассматриваться, как «очередная», «проходная» работа в творческой биографии каждого из нас, как «товарная» единица в плане одной из киностудий Советского Союза. Только творческая одержимость, а не ремесло может родить великую энергию, необходимую для достижения результата, достойного великого первоисточника. Чем больше творческой энергии удастся каждому из нас влить в будущий фильм, тем более мощным будет поток, который польется с экрана в зрительный зал, а ведь зритель заранее будет ждать именно мощного потока впечатлений, и мы не имеем права разочаровать его в этом.

Перед нами – экранизация. Роман разрушен. Перед нами отдельные действующие лица, эпизоды, сцены, сюжетные линии. И только от нас зависит – какой единый поток действия, мыслей, сцеплений мы создадим из отобранного материала. Будет ли он волнующим и глубоким, вберет ли он в себя поэтическую прелесть и философскую сложность романа, созданного средствами кинематографа? Все это зависит от каждого из нас.

Говоря об идеальном произведении драматического искусства, Гоголь писал: «Нет выше того потрясения, которое производит на человека согласованное согласие всех частей между собою…» В нашем коллективном искусстве только творчество художников-единомышленников способно породить «согласованное согласие всех частей», из которых складывается фильм. В данном случае всем нам предстоит быть единомышленниками Л. Н. Толстого.

Что же требует Толстой от нас: сценаристов, режиссеров, операторов, художников, артистов, гримеров, костюмеров, декораторов, реквизиторов и всех остальных членов съемочной группы? Толстой требует от своих единомышленников, чтобы они любили правду жизни и стремились выразить эту любовь к правде жизни средствами своего искусства. Пусть зритель будет соучастником всех событий фильма, пусть он будет сопереживать с нашими героями, не отдавая себе отчета, какими средствами и как мы на него воздействовали. Толстой требует от нас величайшей точности. Ни одного пустого слова, жеста, мизансцены, кадра. Толстой требует от нас величайшей простоты.

Новые технические возможности кинематографа не только предоставляют нам новые возможности, но и создают новые трудности. Малейшая небрежность в гриме, костюме, декорации, актерском исполнении во много раз увеличивается широкоформатным экраном и, незаметная на обычном экране, способна разрушить художественное впечатление, свести на нет все творческие усилия.

Закон сцепления романа-эпопеи «Война и мир» вбирает в себя и мысли, связанные с жизнью и смертью человека и его предназначения на земле, и любовь к Родине, и национальные особенности русских характеров, и мысли о роли личности в истории, и многое другое. Этот закон гораздо богаче и сложнее закона, по которому строятся традиционные сюжеты. Главное в этом законе есть мысль народная»

.

По воспоминаниям Василия Соловьева, Бондарчук шел к воплощению народной мысли как через любимых героев Толстого, так и через все движение сюжета, где жизнь народа показана в тяжелейшую для него эпоху. Чувство народности было для него даже не камертоном, а колоколом, по которому он выверял всю свою работу

.

Между тем ошеломляющая своими масштабами подготовительная работа не останавливалась ни на день, и, кроме творческих задач, съемочной группе пришлось решать множество организационных вопросов, включая поиск и утверждение актеров.

Приложение ко второй главе

Газета «Молодой целинник» (г. Целиноград)

Номер от 23 декабря 1961 года.

Статья Л. Анисимовой «Рождение фильма»:

«Режиссер Сергей Бондарчук ставит фильм «Война и мир». Величайшее произведение Льва Толстого предстанет на экране перед миллионами зрителей. Это известие вызвало небывалый широкий отклик. На «Мосфильм» идет большой поток писем. В них и пожелания успеха, и требования, и советы режиссеру. Достаточно ли полно развернется полотно романа, какие актеры воплотят известные всем образы? Это волнует каждого.

«Очень просим Вас, – обращается к Бондарчуку один из авторов писем Е. Смагленко, – ищите, разыскивайте, пробуйте все, всех, везде и всюду, но создайте настоящее. Для нас это произведение настолько велико, настолько дорого, что всякое отклонение от него просто коробит. Мы могли махнуть на демонстрировавшийся фильм, где не было ни Толстого, ни России. Дайте ту войну и мир, какими они были, какими их понимал великий писатель».