Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник

– Да помолчи, ты, гнусное животное! – замахнулся на него Касым. Ослик поджал уши и пулей вылетел со двора. – Ну вот, – расстроился Касым. – Из-за этого проклятого осла я забыл, что хотел сказать…

Касым сплюнул на пыльную дорожку дома, заложил руки за спину и вперевалочку направился к внутренней калитке в заборе, разделявшем двор на две половинки.

Али-баба между тем, попетляв по нешироким улочкам бедной окраины города, довольно людным несмотря на ранний час, вышел из распахнутых настежь восточных городских ворот и свернул в сторону от наезженных дорог, заполненных телегами и арбами с разными товарами. Телеги сопровождали, как водится, любопытные мальчишки, которым всегда и до всего было дело. У Али-бабы, напротив, к дорогим товарам не было ни малейшего интереса, ведь купить он все равно ничего не мог, а смотреть просто так – только попусту терять драгоценное время. Но если потратить это время с пользой и нарубить побольше дров, то, возможно, ему удастся часть из них продать на базаре, выручив за них несколько медяков. Вот тогда он обязательно пройдется вдоль лавок и купит какой-нибудь еды – себе и матери. А может, хватит и на что-нибудь еще. Топор вот новый давно пора купить, а то старый, неровен час, разлетится в крепких руках Али-бабы.

В подобных горьких раздумьях Али-баба не заметил, как углубился в горы. Ноги сами несли его в привычном направлении, туда, где он месяц назад обнаружил обильный сухостой, и до сих пор пользовал его. Сухостоя было много – рубить не перерубить. Главное, чтобы никто больше не пронюхал об этом месте. Но здесь был и один минус: слишком далеко и долго идти вдоль ущелья, а потом еще карабкаться в гору. Но Али-бабе торопиться особенно было некуда, и он бодро вышагивал по известной ему одному тропинке навстречу новому дню…

– О-о-ох! – Ахмед с трудом оторвал тяжелую, словно свинец, голову от свернутого в валик халата.

В голове шумело, будто ветер играл с пустым кувшином, и одновременно звенела бубном в руках заводного музыканта, а во рту было сухо, словно в пересохшем колодце, а может, и еще суше. Язык распух и стал шершавым, а уж привкус во рту…

Ахмеда мутило. С трудом воздев себя на ноги, Ахмед оглядел пещеру. От поворота головы мир закачался, поплыл куда-то в сторону. Ахмед покачнулся, но устоял на ватных ногах.

– Воды! – прохрипел он. – Все золото за глоток воды!

Медленно, чтобы не упасть, Ахмед по стеночке прошел к сочащейся из скалы тонкой струйкой воде и припал к ней сухими губами. Острый кадык на его тонкой шее задвигался, будто в горле заработал помповый насос. Пил он долго, насыщая влагой тело, словно верблюд после длительного перехода, но сладостное ощущение свежести все никак не приходило.

Оторвавшись наконец от источника, Ахмед умылся, но и это не особо помогло. Желудок заворочался, заворчал, требуя еды, но лишь от одной мысли о ней к горлу подкатила волна тошноты. Ахмед поморщился, сглотнул и обернулся к выходу из пещеры, все еще упираясь рукой в стену.

Солнце уже успело подняться довольно высоко. Оно смешливо поглядывало на несчастного Ахмеда из-за левого края входа. Что-то было не так. Но что? Ахмед опять облизнул губы, силясь сообразить о причине сомнений. Он попытался привести мысли в порядок: «Так, открытый вход в пещеру… солнце – красивое, круглое и жаркое… облаков нет… сухое дерево перед входом… тень… Тень!»

– Тень… – повторил вслух Ахмед и, опомнившись, закричал: – О Аллах, вставайте! Мы проспали!

– Что? Кто? Где? – пещера тут же наполнилась криками и шорохами возни. Кто-то спросонья крикнул: «Караул, спасайся!», – и все мгновенно повскакивали на ноги и похватали оружие, выискивая неведомого врага Началась тихая паника, но кроме взбудораженного Ахмеда, носившего по пещере, никого обнаружить не удалось.

– Мы проспали! Проспали! Караван, он уйдет! – никак не унимался Ахмед, подбегая то к одному разбойнику, то к другому и пытаясь достучаться до их сознания. – Вставайте, быстрее! Тень!

Но разбойникам было не до тени и, тем более, не до какого-то там каравана. Осознав, что никто на них не напал и опасность пещере не угрожает, они, один за другим опускались обратно на каменный пол, хватались за головы и принимались с причитаниями раскачиваться из стороны в сторону.

– Что за шум, а драки нет? – Махсум соизволил подняться последним. – Ахмед, какого рожна ты устроил в такую срань? – распихав ногами пустые кувшины, он сполз с мягких тюков с дорогой материей и, глядя на своего телохранителя красными, как у суслика, мучимого кишечным недугом, глазами, неловко пригладил пальцами волосы на голове.

– Шеф, караван! – подлетел к нему Ахмед.

– Какой еще караван? – возмутился Махсум поморщившись. – И не ори, как понтовая сирена – без тебя башка болит.

– Но… караван, – осторожно заметил Ахмед, понизив голос. – Он ведь уйдет.

– Да и пусть катится на все четыре стороны! Сейчас от силы часа четыре утра.

– Но Мансур-ако!.. – ужаснулся Ахмед, вытаращив глаза на нового главаря.

– Плевать! Тьфу! Блин, даже плюнуть нечем!

– Как вы… – Ахмед весь затравленно сжался, отступив на шаг. – Как вы можете так говорить, шеф? Да ведь он… он…

– Что ты там бормочешь? О, моя башка!

– Так нельзя говорить, совсем нельзя, – проблеял побледневший Ахмед. – Никак! Если он узнает, тогда… О, спаси нас Аллах!

– Ну ладно, ладно, – недовольно проворчал Махсум. До него наконец дошло, что с подобными высокопоставленными особами лучше не связываться, и даже не поминать их имена – тот же Ахмед, не задумываясь, заложит при случае, чтобы выслужиться. – Ну, погорячился немного – с кем не бывает? Просто ужасно хочется спать. Вот черт, дайте кто-нибудь воды! Нет, вина!

– Как?!. – Ахмед начал окончательно косеть. – Опять вина? Да вы что?!

– Да ты посмотри на них? – Махсум повел дрожащей с похмелья рукой. – Какие из них вояки? Сейчас опохмелимся по-быстрому и враз разберемся с твоим караваном.

– Нет!!! Никакого вина! – Ахмед бросился к Махсуму, вцепился в его рубаху костлявыми пальцами и повис на нем.

– Э-э, отстань от меня, – Махсум с трудом сбросил с себя навязчивого телохранителя. Пройдя в угол пещеры, где в изобилии были свалены кувшины с вином, он выбрал совсем небольшой, откупорил и припал к его горлышку.

Разбойники, затаив дыхание, следили за своим новым главарем. Ужас сковал их закаленные сердца. Они ожидали, что Махсум вот-вот покачнется и падет замертво – ведь если им так плохо, то какого должно стать человеку, если он еще добавит. И даже не просто добавит, а, так сказать, с горкой. Некоторых особо мнительных замутило, и они гуськом бросились к выходу. Другие, морща бородатые, обветренные, обожженные солнцем лица, отворачивались не в силах смотреть на это самоистязание, но вдруг наступила неожиданная развязка.

Махсум сделал последний глоток, потряс пустой кувшинчик, из которого в его рот упало несколько капель, отбросил в сторону сосуд – тот ударился в стену и разлетелся на крупные глиняные осколки – и утер губы тыльной стороной ладони.

– Хорошо! – причмокнул Махсум губами и обвел взглядом притихших разбойников.

– С вами все в порядке, мой шеф? – Ахмед осторожно приблизился к Махсуму и для проверки аккуратно потыкал его пальцем в плечо.

– Я здоров и полон сил, как лев!

Разбойники удивленно загомонили.

– Ну, чего ждете? Вперед, время не ждет! – призывно вскинул руку Махсум.

– А-а-а! – разбойники, которым поскорее хотелось избавиться от навалившегося на них недуга, сорвались со своих мест и накинулись на кувшины с вином, словно изголодавшийся барс на стадо серн.

– Не надо! – опять принялся причитать Ахмед, пытаясь загородить собой склад вина. – Что вы делаете, несчастные? Опомнитесь!

Но его никто не слушал. Ахмеда смели, опрокинули на пол и едва не затоптали ногами. Гремели кувшины, голосили те, кто никак не мог пробраться вперед, а те, кому повезло, хватали сразу по два-три и, пригибаясь, отбегали в сторонку, где трясущимися руками срывали пломбы и опрокидывали в себя «лекарство».

Успокоилось все только через минут двадцать, когда икающее разбойное воинство, несколько приободрившись, но изрядно кося глазами, направилось к своим лошадям. Лошади, чуя незнакомый отвратительный запах перегара, шарахались от своих хозяев, фыркали и хрипели. Разбойники, ругаясь на чем свет стоит, пытались взобраться на них, падали, поднимались и вновь заносили ноги в стремена.

Несчастный подавленный всем происходящим и мучимый головными болями Ахмед, отъехав чуть от пещеры, хмуро наблюдал за происходящим. Его конь, застоявшийся за ночь, нетерпеливо переступал с ноги на ногу и недовольно фыркал, призывая своих собратьев последовать за собой, но тем было не до того.

Свалка, казалось, никогда не закончится. Но вот все разбойники взгромоздились в седла и, пришпорив коней, устремились вон из пещеры, радостно подвывая и опасно покачиваясь в седлах из стороны в сторону. Последним из пещеры вынесся удалой Махсум.

– Ну, куда? – натянул он поводья, подскакав к ожидавшему его Ахмеду.

– Вы ничего не забыли, шеф? – поинтересовался тот, пристально вглядываясь в опухшее красное лицо предводителя.

– Да вроде нет, – попытался задуматься Махсум, но голова все еще плохо соображала. – А что такое?

– О Аллах! – воздел руки к небу Ахмед. – Пещера! Вы забыли ее закрыть!

– Ах да! – хлопнул себя кулаком по лбу Махсум, отчего едва не свалился с коня, но Ахмед услужливо поддержал его под руку.

– Сим-сим, закройся! – гаркнул во всю глотку Махсум.

Земля дрогнула, пыль поднялась облаком, и каменные челюсти горы с гулким клацаньем сомкнулись.