Хлопоты ходжи Насреддина

– Он… он… – всхлипнул слуга, сжимаясь в комок. – Он отобрал у меня документ, который вы приказали мне доставить нашему досточтимому кази.

– Как… отобрал? – Зариф мгновенно побледнел, стянул с головы чалму и зачем-то утерся ей. – Почему?

– Это все паршивый дехканин Икрам! Все он. Я требовал с него долг, а он…

– Постой, постой, – Зариф протянул дрожащую руку. – Какой долг? Он же все отработал сполна.

– Я хотел во славу моего господина заставить его работать на вашем поле – ведь так вы смогли бы сэкономить на работниках, и я подумал…

– Ты – что? – бледное лицо Зарифа медленно наливалось краской.

– Я подумал… – пролепетал слуга, втягивая голову в плечи.

– Ты подумал?! Ах ты безмозглый ишак! – взъярился богач, но вдруг замер с вознесенными над головой кулаками. – Постой, но как бумага оказалась в руках этого… этого… Насреддина? – сквозь зубы процедил он.

– Я пытался… хотел… думал… – блеял слуга подобно загнанной овце.

– Что ты там бормочешь? Отвечай внятно!

– Я хотел запугать Икрама вашей бум… бумагой, – закончил слуга, сглотнув застрявший в пересохшем горле комок. – А этот нечестивец Насреддин отобрал ее у меня и теперь не хочет возвращать.

– Как это, не хочет? – пробормотал бай Зариф, хватаясь за сердце. – Что это значит?

– Он сказал, что она будет в полной сохранности в его надежных руках, вот, – выдохнул слуга. Наконец-то все было сказано.

Зариф закатил глаза, покачнулся и теперь уже грудью распластался на подносе.

– Что с вами, хозяин? – всполошился слуга, вскакивая с пола и бросаясь на помощь своему господину, а собачонка вновь зашлась лаем.

Но сколько ни тряс слуга Зарифа за плечи, тот никак не хотел приходить в себя…

Ходжа Насреддин, следуя в сопровождении Икрама вдоль узких улочек бедной части селения, сжатых высокими глиняными заборами и стенами домов, со снисходительной улыбкой на лице слушал ни на минуту непрекращающуюся болтовню своего нового друга. Тот взахлеб рассказывал анекдоты про ходжу и все время допытывался, правда ли это. Ходжа лишь отделывался короткими, ничего незначащими фразами. Мало ли ему приходилось слышать на своем веку историй, сочиненных бедняками и богатеями. Попадались среди них и правдивые, но их были единицы. Остальное же – чистейшей воды выдумка.

– …А вот скажи мне, ходжа. Я слышал, будто однажды к тебе в дом забрался вор. Увидев его, ты спрятался в сундук. Вор же, обшарив весь дом и ничего не найдя, чем бы можно было поживиться, приподнял крышку сундука. А когда он открыл ее, то увидел там тебя. Он разволновался и спросил: «Ты здесь?» «Да, – ответил ты ему, – это я от стыда спрятался в сундук. Мне стало совестно, что тебе нечего украсть в моем доме». Верно ли это?

– Ну-у, – немного смутился ходжа, почесав пальцем переносицу, – на самом деле у меня не было сундука, а был шкаф.

– Правда? – заинтересовался Икрам. – Я слышал про сундук.

– Не перебивай! Ну, сам подумай: зачем мне нужен сундук, если мне нечего в нем хранить?

– Тоже верно, – растерянно похлопал глазами Икрам.

– Так вот, когда вор открыл дверцу…

– Ты накинулся на него! – воскликнул Икрам, сжимая кулаки. – Если бы вор забрался ко мне в дом, ему не унести ног.

– Ты ошибаешься, мой друг. Я дал ему медную монетку и отослал с миром.

– Как?! – не поверил его словам Икрам. – Ты, ходжа, поборник справедливости и благочестия, дал вору деньги?

– Да-да, именно так я и поступил с ним, – кивнул ходжа.

– Но как это возможно?

– Это был очень бедный человек, еще беднее меня. Его дом забрали за долги, его детей угнали в рабство, а жена умерла с горя. Что же оставалось делать этому человеку?

– Да, ты прав, – растроганно пробормотал Икрам. – Но это все равно неправильно – воровать.

– Именно это я ему и сказал, слово в слово. И посоветовал, как сделаться уважаемым человеком.

– Ты шутишь, ходжа! – не поверил ему Икрам. – Разве может нищий человек сделаться баем?

– Ты путаешь уважение и страх, Икрам, – покачал головой ходжа. – Разве ты испытываешь уважение к тем, кто обирает тебя?

– Но что же ты ему посоветовал в таком случае?

– Я посоветовал ему не падать духом и взяться за ум, к примеру, врачевать богатеев.

– Разве он хаким? – удивился Икрам.

– Нет, он такой же дехканин, как и ты.

– Но как же он тогда мог лечить людей?

– Э-э, – только и махнул рукой Насреддин. – У богатых много странных болезней, и один Аллах знает, как справится с ними. Может, даже и он не знает. Но лечение, как я убедился, помогает тем, кто верит в него, и не помогает вовсе разочаровавшимся. Так что, как говорится, на все воля всевышнего и еще немного хитрости! – назидательно воздел палец ходжа.

Икрам расхохотался, схватившись за живот, а насмеявшись вдоволь, спросил:

– И как ему живется теперь?

– Я слышал, он сильно преуспел на этом поприще. Но не зазнался, нет, и не оставляет своей милостью бедняков.

– Это правильно, – кивнул Икрам. – Это хорошо. Но ходжа, я так и не понял, рассказы про тебя все-таки правда или ложь?

– Правда, – ответил ему ходжа и, прищурившись, добавил: – кроме того, что есть откровенное вранье.

Ишак внезапно замер, качнув головой. Дальше узкая улочка обрывалась крутыми, хорошо утоптанными земляными ступеньками. Срезы ступенек удерживали доски, подпертые по краям деревянными колышками. За ступеньками улица несколько расширялась.

Ходжа спешился – ишаку здесь и без всадника трудно спуститься, – и повел его в поводу.

– Да, Икрам, у меня к тебе одна просьба, – обернулся Насреддин к своему спутнику.

– Слушаю тебя, ходжа.

– Я тебя очень прошу, пока никому обо мне ни слова.

– Но как же?..