Ленька Пантелеев

– Погодите, большевистские морды!..

Леньке вдруг захотелось в баню. Захотелось – на самую верхнюю полку, в самую горячую воду.

По спине его бегали мурашки, голова кружилась, зубы стучали.

* * *

…Было уже темно и на улице зажигались фонари, когда он вернулся домой.

Дверь ему открыл Вася. Глаза у малыша были круглые, как у филина, и сияли восторгом и ужасом.

– У нас воры были! – раскатисто на букве «р» объявил он, еще не успев как следует снять цепочку с двери.

– Что? Когда? Где? – оживился Ленька.

Как и любой другой мальчик на свете, он не мог не испытать радости при этом сообщении. Кто бы ни пострадал от воров – знакомые, родственники, родной отец или родная мать, – все равно сердце мальчика не может не дрогнуть от предвкушения тех ни с чем не сравнимых блаженств, которые сопутствуют обычно этому печальному происшествию. В квартире появляются дворники, околоточный, может быть, приедет настоящий сыщик, может быть, даже вызовут полицейскую собаку-ищейку.

Скинув шинель, Ленька уже собирался бежать в комнаты, но тут услышал за дверью «темненькой» Стешин голос, и сразу весь его пыл ушел, вместе с душой, в пятки. Стеша горько плакала и, всхлипывая, сквозь слезы говорила:

– Александра Сергеевна! Барыня! Да что же это! Кто же это мог! Вы посмотрите: все, все перерыто, перекомкано… И замок сломан… И петельки сдернуты…

Ленька заметался, кинулся обратно к вешалке, схватил в охапку шинель, но в эту минуту из «темненькой» быстрыми шагами вышла мать. Лицо ее под черной повязкой пылало. Увидев Леньку, она остановилась в дверях и тихим, дрогнувшим голосом проговорила:

– Боже мой! Создатель! Только этого и недоставало! Вор! – Кто вор? – опешил Ленька.

– Вор! Вор! – повторила она, схватившись за голову. – В собственном доме – вор!

– Врет она! – закричал Ленька. – Притворяется… Изменница!..

Но мать не дала договорить ему.

– Идем за мной! – крикнула она и, схватив Леньку за руку, поволокла его в свою комнату.

– Уйди! – отбивался и руками и ногами Ленька. – Оставь меня! Я не вор… Отстань! Отпусти!..

Мать волокла его, приговаривая:

– Позор! Позор! Боже мой! Мерзость!.. Какая мерзость!.. – Отпусти меня! – закричал Ленька и, извернувшись, укусил мать за руку. Она вскрикнула, выпустила его и заплакала. Он тоже закричал на всю квартиру, повалился на кушетку и, уткнувшись лицом в подушки, зарыдал, забился в истерике…

Через минуту Александра Сергеевна уже сидела с ним рядом на низенькой кушетке, целовала мальчика в стриженый затылок и уговаривала:

– Леша! Ну Лешенька! Ну хватит, ну успокойся, мое золотко. Ну что с тобой, мой маленький?..

– Уйди! – бормотал он, стуча зубами. – Оставь меня! Ты же не знаешь! Ты ничего не знаешь…

Потом быстро поднял голову и, глядя матери прямо в глаза, прокричал:

– С-сте-те-те-ша… у нас… шпионка!

– Господи! – сквозь слезы рассмеялась Александра Сергеевна. – Какие глупости! С чего ты взял?

– Да? Глупости? Ты думаешь – глупости?

И, приподнявшись над подушкой, всхлипывая, глотая слезы, он рассказал матери все.

Терпеливо выслушав его, Александра Сергеевна грустно усмехнулась и покачала головой.

– Боже мой!.. И откуда у этого ребенка столько фантазии?

Потом подумала минутку, нахмурилась и сказала:

– Я не знала, что Стеша – большевичка. Но это, мой дорогой, вовсе не значит, что она шпионка.

– Как не значит? Ведь большевики – шпионы?

Александра Сергеевна еще раз поцеловала сына.

– Дурашка ты мой! Это только так говорят…

– Как «только говорят»?

– Ну… ты этого еще не поймешь. Вырастешь – тогда узнаешь.

В голове у Леньки стучало, как будто туда повесили тяжелый железный маятник. Что же это такое? Что значит «только говорят»? Значит, взрослые врут? Значит, инженер Волков наврал, когда говорил, что большевики – шпионы? Значит, и все его гости – эти почтенные, богатые, интеллигентные люди – тоже вруны и обманщики?!

Перед глазами у него все поплыло; замелькали, как бабочки, золотистые цветы на розовых обоях, потом эти бабочки стали темнеть, стали черными, стали расти, стали махать крыльями… Он почувствовал, как на лоб ему легла холодная рука матери, и услыхал ее громкий испуганный голос:

– Лешенька! Сынок! Что с тобой? У тебя жар! Ты весь горишь!..

Ленька хотел сказать: «Да, горю». Но губы его не разжимались. Плечи и горло сводило судорогой. В голове стучали железные молотки.

– Стеша! Стеша! Скорей! Принесите градусник! Он в детской, в комоде, во втором ящике…

Это были последние слова, которые услышал Ленька.

Глава 3

Он проболел сорок восемь дней. Три недели из них он пролежал в бреду, без сознания, в борьбе между жизнью и смертью. А это были как раз те великие дни, которые потрясли мир и перевернули его, как землетрясение переворачивает горы.

Это был октябрь семнадцатого года.

Ленька лежал с температурой 39,9 в тот день, когда крейсер «Аврора» вошел в Неву и бросил якоря у Николаевского моста.

В Смольный прибыл Ленин.

Красная гвардия занимала вокзалы, телеграф, государственный банк.

Зимний дворец, цитадель буржуазного правительства, осаждали революционные войска и рабочие.