– Я не хочу, – забормотал Ленька. – Благодагю вас. Мне пога ехать. Я еще угоков не выучил.
– Не спешите. Успеете. Вовик вас отвезет… А уроки можете вместе учить.
Ленька понял, что погиб, и покорно поплелся вслед за Волковым – сначала в туалетную, мыть руки, потом – в столовую, где за большим обеденным столом уже сидело человек десять мужчин и среди них – высокий чернобородый господин с засунутой за воротник салфеткой, в котором Ленька почему-то сразу признал Волкова-отца. Так оно и оказалось. Волков подвел Леньку к чернобородому и сказал:
– Папа, разреши представить тебе. Мой товарищ, о котором я тебе говорил…
– А-а! Да, да, – веселым басом проговорил Волков-отец, показывая необыкновенно белые, ослепительные зубы и протягивая Леньке руку. – Приятно… Садитесь, юноша. Милости просим. Водку пьете?
Ленька понял, что хозяин шутит, сделал понимающую улыбку и, поклонившись гостям, сел рядом с Волковым-сыном.
Ленька с тупым удивлением смотрел на эти хитроумные дорогие игрушки и не мог почему-то ни радоваться, ни удивляться.
– Представь, папа, – сказал Волков-сын, к удивлению Леньки, тоже засовывая за воротник крахмальную салфетку. – Когда мы ехали домой, нас на Пиколовом мосту какие-то хамки забросали камнями.
– Вовик, – остановила его мать. – Откуда эти выражения?! «Хамки»!..
– Виноват, Елена Павловна, – бархатным голосом перебил ее какой-то бритый человек в полувоенном френче, лицо которого показалось Леньке знакомым: портрет его он видел недавно в газете. – Не те времена, голубушка, чтобы обращать внимание на этакие тонкости. Пора называть вещи своими именами.
– И детям тоже?
– Увы, и детям тоже.
– Вовик, милый, ты не ушибся? – Мы ускакали, – сказал Вовик.
За столом продолжался разговор, прерванный появлением мальчиков.
– Боже мой! Надвигается какой-то ужас.
– Ничего-ничего, Елена Павловна. Есть еще порох в пороховницах. Не с такими справлялись.
– В Учредительное они не пролезут, во всяком случае. Будьте уверены. Задавим.
– Скажите, это правда, что генералы Корнилов и Деникин освобождены из-под ареста?
– Истинная правда, о которой не следует говорить громко.
– Вчера в Пассаже на моих глазах опять сорвали погоны с какого-то офицера…
– Пришьет. Невелика беда. Была бы голова на плечах. – Папа, я тебе говорил, что Лешин отец был офицером?
– Говорил, Вовочка. Помню. Приятно… В каком же чине был ваш… гм… гм… родитель?
Ленька подумал, что на такое общество меньше чем полковником не угодишь. Но покраснел, кашлянул и сказал правду:
– Хогунжий.
Ему показалось, что гости и хозяева переглянулись насмешливо.
– Н-да. Это что же выходит – корнет или вроде этого? Значит, вы казак?
– Да, – гордо ответил Ленька. Он покосился на Волкова и увидел, что щеки того залились румянцем.
«Это он за меня стыдится», – понял Ленька.
Без всякого аппетита он ел горячую янтарную уху с рассыпчатыми слоеными пирожками. Пирожки застревали в горле, а мадам Волкова накладывала ему на тарелку все новые и новые порции и, улыбаясь, приговаривала:
– Кушайте, голубчик, кушайте…
На другом конце стола кто-то жиденьким голосом говорил:
– Не будем забывать, господа, что судьба России, а следовательно, и всех нас, решается в Учредительном собрании. Именно поэтому всеми силами, правдами и неправдами необходимо добиваться большинства…
– К сожалению, Оскар Осипович, правдами многого не добьешься, – показывая ослепительные зубы, весело пробасил Волков-отец. – Неправдами оно как-то сподручнее, как выражаются у нас на работах десятники.
– Миша, расскажи про Пелагею, – перебила его жена. – А-а, да!.. Пелагея! Это, имею честь доложить, наша оберкухмистерша, кухарка. Третьего дня я спрашиваю у этой особы: «Пелагеюшка, матушка, вы за кого, собственно, имеете намерение голосовать на предстоящих выборах?» А она: «Мне, – говорит, – Михаил Васильевич, все равно, за кого… Мне бы только чтобы телятина на рынке подешевше стала». – «Ах, так? – я говорю. – Великолепно! В таком случае вам, почтеннейшая, следует голосовать за „Партию народной свободы“. Не забудьте – избирательный список номер два».
За столом дружно захохотали.
– Вот это называется агитация! Чудесно! Правильно! Так и надо.
Ленька положил ложку, кашлянул и вдруг неожиданно для самого себя громко сказал:
– Ей бы надо за большевиков голосовать.
За столом сразу стало тихо. Все переглядывались и с удивлением смотрели на мальчика. Особенно страшно и даже зловеще, как показалось Леньке, смотрел на него бородатый Волков-отец.
– Почему-с? – тихо спросил он, подняв над тарелкой вилку.
– Потому, – смутился Ленька. – Потому что это их партия… рабочая…
Вокруг зашумели. Кто-то засмеялся. Кто-то неодобрительно крякнул.
– Позвольте, позвольте, – сказал хозяин, строго рассматривая Леньку. – Собственно говоря… я не совсем понимаю… Вы с кем живете, юноша?
– Я… с мамой, – пробормотал Ленька.
– Вот как? А кто ваша мама?
– Она учительница музыки.
– Тэк-с.
Волков-отец посмотрел на Волкова-сына.
– А вы знаете, молодой человек, кто такие большевики?
– Нет, – краснея, ответил Ленька.