Москва XXIII

При виде инспектора все бросились к дверям.

– Стоять! – заорал он, выдернув из кобуры «пугалку».

Низкий густой рев, переходящий в инфразвук, наполнил помещение и отбросил всех к противоположной стене.

– Хорош тебе, дяинька! – захныкал кто-то. – Брось пугать-то!

– Разрешите нам идти, – загомонили другие, – мы ведь не дрались!..

– Всем стоять на месте, – повторил инспектор. – Вам тоже, девушка.

Первопричина инцидента взглянула на него, как на говорящего орангутанга, и решительно освободилась из рук верзилы.

– Вы – мне? – спросила она с видом безграничного удивления.

– Да, вам, вернитесь на место.

– И не подумаю, – сказала она твердо и прямо глядя ему в глаза.

– А я говорю…

– А я говорю – немедленно отойдите от двери, – взгляд ее был полон удивительной силы и достоинства.

«Ай да замухрышка», – подумал Гурилин. Гнев сделал ее поразительно красивой. От такой не мудрено было потерять голову и броситься в драку.

Он, наверное, отступил бы, если бы мимо его уха не просвистел чулок. Гурилин поймал на блок бросившегося на него верзилу, и тот осел, сдавленно хрипя. Публика бросилась к выходу – в темные недра подоспевшей кареты «Скорой помощи». Она доставит пострадавших в больницу, прочих для разбирательства во Дворец Правосудия, или в Бюро Конфликтов, или на заседания педкомиссии…

– Ты-то сам не пострадал, Анди? – спросила Нелли, дежурная по корпусу.

– Цел как огурчик, – бросил он. – Разве что малость надкусанный.

Она засмеялась.

– Кто тебя куснет – зубы обломает. Вчера видела тебя по телеку – Шерлок Холмс, да и только.

– Ему было труднее, – сказал он, садясь в машину.

– Если устанешь – переходи в нашу контору. Отдохнешь. Сплошное ничегонеделание.

– Договорились, – усмехнулся он. И резко обернулся, услышав тревожный писк зуммера.

– Ограбление и ранение в квартале 154/17, ярус 11, коридор 10. Применено холодное оружие, – сообщил кибер.

– Живо туда!

Глава 4. День и ночь

Сандра пришла поздним вечером, когда он сидел за столом и ужинал в одиночестве. Не говоря ни слова, она прошла в комнату.

– Кушать будешь? – спросил Андрон.

Не отвечая, она включила телевизор. Квартира наполнилась громыханием духового оркестра.

– Сделай тише! – крикнул он. Еще с минуту после этого он ковырял вилкой в холодной вермишели, силясь подавить в себе раздражение. Музыка не утихала.

В гневе швырнув тарелки в мойку, он направился в единственную комнату их квартиры, служившей и гостиной, и спальней, и кабинетом, но никогда – детской. В ней горел большой, во все стены экран, по которому со всех сторон в комнату сходились два батальона тамбурмажореток. Они лихо выстукивали каблуками, вертели жезлами, наяривали марши. Сандра сидела в центре комнаты, глядя в одну точку. Андрон сверкнул взглядом в сторону пульта. Звук пропал. По экрану прошла крупная рябь.

– Не забывай, что в этом доме ты живешь не одна! – крикнул он. – У меня на эту квартиру такие же права, как и у тебя, и я хочу хоть по вечерам иметь возможность спокойно отдохнуть!..

Она не отвечала. Подойдя, Андрон взглянул в ее лицо, и сердце его томительно сжалось. По щекам Сандры градом текли слезы.

– Что-нибудь случилось? – спросил он.

Еле заметное движение головой, которое можно истолковать как угодно.

– Ты чем-то расстроена? – Он погладил ей волосы.

Не ответив, она зарылась лицом в его рубашку и зарыдала.

– Я не могу так больше!.. – шептала она сквозь слезы. – Не могу! Я не выдержу, я сойду с ума! Ведь это же пытка, пытка! За что ты меня так ненавидишь?

– Почему ты так думаешь?

– Ненавидишь, ненавидишь, я знаю. Я тебе давно осточертела; ты был бы рад от меня избавиться, но куда мне уйти, куда?!

– Не говори глупости, – убеждал он ее, – я ведь тебя не гоню! Скорее ты меня прогонишь…

Они разошлись семь лет тому назад. Но разъехаться не смогли. Он только получил назначение на новую должность, она обнаружила в себе призвание к журналистике. Эта квартира была выделена лишь на их семью, однако разведенные супруги были бы обречены жить в многоместных общежитиях, и потому, рассудив здраво, оба пришли к выводу о необходимости терпеть присутствие друг друга до лучших времен. Но времена эти всё не наступали. И они уже свыклись с этой непонятной совместной жизнью людей одновременно близких и далеких, родных и чужих, иногда врагов, но порой и любовников. Андрон был слишком занят работой, слишком поглощен водоворотом текущих дел, чтобы пытаться хоть как-то изменить это положение. Сандра же страдала от этой двойственности, иногда молча, иногда, как сейчас, раздражаясь истерикой.

– Я дрянь, я подлая дрянь! – стонала она. – Ты должен меня ненавидеть!..

– Всё это глупости, – тихо отвечал он. – Это у тебя просто нервы. И у меня нервы. А я так вообще скоро психом стану на этой дурной работе.

– А я на своей… – призналась она. – Сколько можно слушать болтовню этих гусынь? Все притворяются друг перед другом, лебезят, а за спиной каждая норовит ушат грязи вылить…

– Бросала бы ты свою работу, – заметил он.

– А ты – свою, – предложила она.

– Издеваешься?

– А ты? По-твоему, только твоя работа самая важная?

– Откровенно говоря, – сказал он, – мои «летучие сосиски» вполне могут обойтись и без меня.

– А зачем ты им мешаешь?

– Из-за одной сотой. Я не доверяю им ровно на одну сотую процента…