Москва XXIII

– Конечно. Заходите. Присаживайтесь, пожалуйста.

Он вошел, прижимая к груди шляпу, не зная, куда девать руки, и отпрянул от подъехавшего кресла, чуть не упал, но кресло, совершив изящный пируэт, приняло его в свои объятия.

– Извините… – пробормотал старик, выбираясь из мягкой полусферы.

– Ничего, бывает, – с доброжелательной улыбкой сказал инспектор. – Я слушаю вас.

– Я… у меня к вам очень важное дело. – И старик замолчал ненадолго, видимо, не зная, как начать. И вдруг полез вовнутрь пиджака. – Вот моя карточка.

Взглянув на номер, Гурилин вернул карточку.

– Я слушаю вас, – повторил он.

– Видите ли… я не знаю, находится ли этот вопрос в вашей компетенции, но… мне больше не к кому обратиться… Я вчера смотрел передачу по телевидению…

Будь она трижды неладна эта передача. Записана она была два месяца назад, после раскрытия дела Нуэля. Откровенно говоря, он надеялся, что про неё забудут, отменят. Он тогда накричал на социолога Доната Райта, вступил в острый спор с комментатором. Сандра сказала, что держался он молодцом. Вчерашней передачи он не видел. Но с сегодняшнего утра уже поймал на себе несколько любопытных взглядов. Это его раздражало.

– Вы показались мне человеком смелым, решительным, – продолжал старик. – Из тех рыцарей без страха и упрека, которых не так уж много осталось на белом свете.

– Вы ошибаетесь, – сказал Гурилин. – Я обычный человек.

– Но… вы ведь ловите бандитов? Или я ошибся? Вы – Гурилин?

– Это моя фамилия. Но я вовсе не сыщик и не рыцарь. Я – обычный чиновник. Занимаюсь исследованиями правонарушений, преступлений против личности…

– Вот-вот, именно против личности. А ведь тут не на одну личность, на целый народ замахнулись.

– Простите? На что замахнулись?

– Готовится страшное преступление. Хуже того – убийство. – Старик перешел на страшный шепот.

– Чьё убийство? Народа? – осведомился инспектор.

– Сердца народного… – тихо сказал старик и, закусив губу, закачал головой.

Мысленно Андрон давно уже назвал номер его карточки и на небольшом экране слева появилась фотография пришельца и его основных данных: Неходов Егор Христофорович, 86 лет, до пенсии работал старшим бухгалтером треста «Главмонтажспецстройавтоматика», никогда под следствием не был, имел двоих детей, они работали в космосе. Инспектор уже положил было палец на клавишу вызова Службы Здравоохранения, но помедлил и спросил:

– Вы это серьезно?

– Вполне, – ответил Неходов. – Мне стало известно, что группа злоумышленников собирается разрушить Москву.

Откинувшись в кресле, Гурилин шумно вздохнул и спросил:

– Вы отдаете себе отчет в своих словах?

Сердито засопев, старик вновь полез в необъятные глубины своего пиджака.

– Вы принимаете меня за сумасшедшего. Вот… – Он достал ворох бумаг. – Вот, прочтите. Это справка, что я нахожусь в здравом уме и твердой памяти. Психика и нервы мои в полном порядке. Вот еще справка! И еще!.. Меня уже столько раз подозревали в безумии, что поневоле пришлось пройти обследование у всех светил психиатрии. Вот, посмотрите. Это удостоверение ветерана труда, характеристика с места работы, справка… а вот это – письмо от жителей нашего квартала – видите? – триста подписей!

– Мне эти бумаги не нужны, – нервно сказал Гурилин. – Будьте любезны коротко и ясно изложить, кто, когда и как собирается погубить э-э-э… Москву.

– Если б я только мог это знать! – всплеснул руками старик. – Я ведь ничего не смог узнать. Никто ни за что не отвечает, а между тем время не терпит. Не сегодня-завтра Москва погибнет!

– Да соображайте же, что говорите! – гневно воскликнул Гурилин и, подойдя к окну, распахнул его одним прикосновением к панели.

В комнату хлынул свежий утренний воздух, она стала как будто просторнее и светлее, наполнилась гомоном и шумом проспектов, мерным гудением экспрессов, музыкой обычного трудового дня. По эскалаторам и подвижным подвесным тротуарам спешили школьники и студенты, люди постарше – на работу в учреждения, на заседания, лекции; толпы посетителей сновали подле торговых центров.

– Вот она Москва – перед вами!

Старик поднялся из кресла, подошел к окну, взглянул на пилоны и ажурные арки восхитительных зданий и покачал головой:

– Вам кажется, что это – Москва… А это – просто скопление более или менее красивых коробок. Какая же это Москва – от Лондона до Канберры, от Рио до Аляски… Это же целая планета. А Москва – это Тверской бульвар, это Арбат, Кузнецкий мост, Тверская… – Глаза его наполнились слезами. С неожиданной яростью он схватил инспектора за грудки и, притянув к себе, закричал: – Москва – это Красная площадь, это Кремль, Спасская башня, вы… вы понимаете, на что они замахнулись?

– Кто – они?

– Все… Вот, взгляните… – Старик достал из кармана и раскрыл потрепанный журнал. – Вот здесь все нарисовано. Вот схема комплекса, вот его координаты, вы только взгляните, где они устроят этот чудовищный корт, вы только…

Гурилин внимательно изучил цветную вкладку и вложенную в нее карту-схему. На ней было изображено грандиозное сооружение из стекла и полимеробетона, похожее на исполинскую птицу, раскинувшую крылья над несколькими тысячами квадратных километров городской площади. В далекие последние десятилетия XXI века, когда в результате повальной роботизации и компьютеризации рабочих мест воочию замаячил призрак глобальной безработицы и вырождения цивилизации, ни у кого и мысли не возникало о целесообразности подобных проектов – они были просто необходимы. Изречение философа о том, что «человека создал труд», получило практическое подтверждение в зеркальной формуле: «безделье делает его скотиной»… Когда мир затопила первая волна преступности, мафия обнажила клыки и подонок едва не короновался в качестве фараона, на планете разразился первый правительственный кризис, тогда мудрые люди из Объединенного Совета Мира приняли решение возвести в закон старинные олимпийские принципы: «Быстрее, выше, сильнее!» По всей планете развернулось невиданное строительство спортивных сооружений. Спорт и всё, связанное с ним, стали основным занятием многомиллиардного человечества. Пейзажи городов разительным образом переменились: жилые здания ушли под землю или взметнулись ввысь, основную же площадь поверхности занимали поля, поля… Великолепие подстриженных лужаек для гольфа перемежалось роскошью теннисных кортов, бейсбольные площадки сменялись футбольными, а те – трассами мотодромов. Уникальный план превращения всей планеты в один огромный стадион был спроектирован Системой-1 и последовательно претворялся в жизнь. Завершающим штрихом этого плана должно было явиться сооружение СуперКорта – иначе как с заглавной буквы слово это уже и не писалось. Необъятное глазом, оригинальное по конструкции и инженерным решениям сооружение вмещало в себя не только комплекс тренировочных и игровых теннисных кортов, но и велотреки различных степеней сложности, и плавательные бассейны, и стадион ручных игр, и гостиницы, и рестораны. Словом, СуперКорт должен был стать вершиной мировой спортивно-инженерной мысли, куда допускалась бы лишь элита профессионального спорта. Об этом не говорилось, но само собой разумелось, что с открытием СуперКорта отныне и навеки будет определено единое и постоянное место проведения всех будущих летних и зимних Олимпиад…

– А вы-то сами как относитесь к спорту? – осведомился Гурилин.

Неходов пожал плечами.

– Я – никак. Ну, хотят люди, так и пусть себе бегают или там… прыгают, мячи колотят, но не во вред же главному, основному…

«Ай-яй-яй, – с огорчением подумал инспектор, поглядев на шкалу благонадежности гражданина, – что же это ты так, голубчик? Ведь за такие высказывания тебя можно и того, на Меркурий упечь… Ибо если не это для вас главное, то что же?»

И как будто услышав его мысли, старик заговорил торопливо:

– Да вы поймите, рекорд – он сегодня есть, а завтра – нет. И человечья плоть тленна, но есть же ценности вековечные…

– Так вы что же, против проекта СуперКорта? Так? – устало спросил Гурилин.

– Я не против корта, – с тихим отчаянием в голосе сказал Неходов. – Я просто не понимаю, почему для этого нужно разрушать Москву.

– А вы считаете, что историческая часть города пострадает?

– Пострадает? – Старик всплеснул руками. – Что значит «пострадает»? Да ее просто снесут. Ее уже сейчас сносят! Да посмотрите же! Вот здесь памятник Пушкину, вот – Манеж, вот – Третьяковская галерея… – Его палец ерзал по схеме. – И на этом же месте ведется эта ужасная стройка. И не просто стройка – там все сжигают, расплавляют, ни камешка, ни речушки не остается… Это хуже Мамая, хуже Наполеона… это… это… фашизм! фашизм! – пискнул он. – И вы такой же фашист, как все эти…

– Хватит! – оборвал его инспектор. – За такие слова я могу привлечь вас к суду.

– Привлекайте!.. – устало махнул рукой Неходов. – Мне уже все равно.

Нервно заверещал зуммер.

– Преступление, – объявил компьютер. – Взрыв в районе 32а-12Д. Террористический акт с применением технических сре…

– Машину, живо! – скомандовал Гурилин и обернулся к старику. – Я очень сочувствую, поверьте, но ничем не могу помочь.