Арбуз

– Еще не все спят, – сказал Лорьян, идя к зданию и глядя на окна.

Действительно, несмотря на то, что было уже далеко за полночь, свет в редких окнах горел. И на третьем этаже, примерно в том районе, где были комнаты, закрепленные за их институтом, тоже имелась пара освещенных окон.

– Я к ней вошел в полночный час. Она спала. Луна сияла. И под луною одеяла светился матовый атлас, – поднимаясь по лестнице, Лорьян согревался, и поднималось его настроение. Захотелось поэзии. Он продолжил, – Она лежала на спине, нагие раздвоивши груди. И тихо, как вода в сосуде, стояла жизнь ее во сне.

– Сейчас тебе будет вода в сосуде, – сказал Леша.

– Все будет. Стучите и вам откроют.

– Ты что стучать собираешься? К кому? – запутался Леша.

– Это аллегория. Просто святые слова душу греют.

Леша не понимал, как будет действовать Лорьян. Он, по крайней мере, не стал бы стучать в незнакомую дверь среди ночи. Наглости не хватило бы.

Наверное, отвлекшись на поэзию, Лорьян запутался. Он сказал, что помнит путь от проходной. А как идти от этой двери во внутренний двор, не знает.

Леша стал злиться. Он хотел спать. Он понимал, что коридоры, повороты Стромынки – это не три сосны. Но не надо было Лорьяну хвастать, что он тут с завязанными глазами пройдет. А теперь запел, что, мол, давненько сюда не заглядывал. А Лорьян оглядывался, что-то вымерял в коридоре шагами, что-то шептал себе под нос, всматривается в замочные скважины, припадал к ним ухом

– В прошлом году Ирка жила где-то тут, – пробормотал Лорьян, указывая на дверь.

– Какая Ирка? – спросил Леша.

– Ирка Карасик.

– А при чем тут Карасик?

– Просто, как художественная достопримечательность, – сказал Лорьян, – От ее двери – потом я знаю, где искать.

Лешина сонливость ушла. Он знал, о ком говорит Лорьян. Удивился, что Лорьян упоминает ее дверь. Его слова как бы и не имели значения. Тем более, хорошо, если он найдет Иркину дверь, – Леша вот ее не знал, – а потом легче будет найти все остальное, – это только облегчит задачу. Но такой поворот Лешу не обрадовали. Кто бы спорил, что, Ира Карасик художественная достопримечательность? И не только художественная. Для Леши даже историческая. Та история, когда впервые увидел эту девушку, была примечательна.

Как-то в начале второго курса Лешу с Вовкой Роговым занесло в читальный зал. Вообще-то Леша это шумное и душное место не жаловал. Отвлекают, невозможно сосредоточиться. Это Рогов, способный читать учебник и в метро, и в автобусе, затащил его туда. Они нашли свободный стол, но только настроились на рабочую волну, подошла девушка, и попросила помочь ей в начерталке.

Есть такая цветовая гамма в ранней осени: сочетание рыжих листьев с еще зелеными. На такую вот раннюю осень было похоже сочетание ее золотисто – рыжих волос и светло – карих с зеленоватым отливом глаз. Казалось, по ошибке, по невообразимой случайности каким-то неожиданным полевым ветром занесло ее сюда, к истрепанным учебникам, зашарпанным столам, расшатанным стульям, в дифференциальную пыль читального зала. Занесло с далеких, политых чистыми солнечными лучами просторов.

Раз начерталка, значит, первокурсница, понял Леша. То-то прежде такой не видно было. Такую он запомнил бы. Первокурсников, в начале сентября, гоняют на картошку. Так что, Леша знал, что первый курс недавно приступил к занятиям. Посмотрел на нее и подумал: соображалака у нее работает в нужную сторону. Чего ради собственные мозги напрягать? При ее-то данных, не сложно найти такого, кто будет рад объяснять. И Леша не против. Но почему выбран он? Откуда она знает, что на первом курсе, Леша щелкал подобные задачи, как орехи. Указал на него кто? Щелкал, но год назад. А сейчас придется вспоминать. И все-таки, за честь объяснять начерталку такой девушке можно еще и доплатить.

Начерталка – предмет каверзный, требующий хорошего пространственного воображения. А воображение в момент не появляется. Так что, если взялся объяснять не разбирающемуся – разжуй и в рот положи. Задача была простенькой. Леша плясал от печки, и сам вспоминал, и объяснял. Нельзя было ударить в грязь лицом. Девушка, не перебивая, слушала, кивала, словно, вникает. Но Лешу не покидало ощущение, что, лучи от ее глаз пронзают выстраиваемые вспомогательные плоскости, фронтали и горизонтали и рассыпают в прах. Лучи мешают. И ему нужно повторять снова, чтобы убедиться, что он сказал верно, и что она его верно поняла. А верно ли она его понимала? Леша чувствовал, что у этой задачки появляется второй план, к начерталке не относящийся. В какой-то момент она оторвала взгляд от эпюры, поглядела дальше в зал, и Леша обнаружил, что там, куда она смотрела, две девчушки с интересом наблюдают за его потугами, словно смотрят цирковой аттракцион. Вот вам и второй план.

– Интересно, – произнес он, с подчеркнутым неудовольствием.

– У них тоже не получается, вы мне объясните, – она обращалась к Леше на вы, – А я им объясню.

– Нет уж, лучше пусть они тоже подходят, – предложил Леша, – Сразу всем расскажем.

Подруги подошли. На такое скопление народа откликнулся и Рогов. Он взял учебный процесс на себя. Объяснял, тут же переспрашивал и, при необходимости, повторял объяснения. Леша отошел на второй план. Наконец, можно было считать, что задача разжевана и впихнута.

– Ну, теперь ясно, – с облегчением произнесла невысокая, худенькая девушка с очень серьезным взглядом, – А то запарились

– Сложна теория, мой друг, – сказал Рогов.

– Суха теория, – сухо поправила его худенькая.

– Тем более, – улыбнулся Рогов, Теория высушит. Но теперь ничего не мешает перейти от теории к практике,

– В каком смысле? – напряглась худенькая.

– Меня зовут Володей, а его Лешей.

– Вас интересуют наши анкетные данные? Надя, – худенькая ткнула пальцем в себя, – Ира, Оля, – указала на подруг. Рыжеволосая зеленоглазая Ира улыбнулась, и Леше показалось, что ее глаза на миг окрасились глубоким изумрудом.

– Может, сходим куда-нибудь? – предложил Рогов.

– В другой раз обязательно, – за всех ответила Надя, – У нас тут запарка.

– А что. Я тебе скажу, ничего пташки, – промурлыкал Рогов, когда девушки удалились к своему столу, – Глаза у этой Иры – прямо с чертиками. Зеленые – не зеленые, почти янтарные. Даже слов не подберешь, – он задумался, и добавил – Как пиво в бокале.

Девушки уселись за свой стол. Леша сидел к ним спиной. И словно неведомая сила стала его выворачивать. Он нашел момент и, как бы, между прочим, повернулся. Наверное, зеленоглазая Ира поймала его в самом начале движения. Словно она ждала, когда он встретит ее взгляд. Словно она знала, что он непременно повернется. Словно говорили ее глаза – никуда не денешься. Рогов сказал, это как пиво в бокале? Нет, это сравнение очень прозаично.

Пиво в бокале мешало вникать в предмет. Формулы не лезли в голову. Чтобы сбросить наваждение, Леша предложил Вовке ехать в общагу. Но тот отказался. И пока Леша раздумывал, ехать или нет, в зале появились Ганина и Шабрина. Ганина остановилась там, где недавно стояла зеленоглазая Ира, и положила перед Лешей свою раскрытую тетрадь.

– Вот тут у меня хренотень какая-то.

Леша взялся расшифровывать Ганинскую хренотень, и услышал над головой:

– Нинок, прикинь, нас гипнотизируют, – Ганина кивнула в сторону тех девушек, которые недавно стояли у Лешиного стола

– Нас? – Шабрина смотрела, в направлении, указанном Ганиной, – Они рядом с моей комнатой живут.

Кому предназначалось слова Шабриной? Леша ничем себя не выдал, не поднимал головы от ганинской тетради, но, как разведчик, запомнил эту важную информацию.

– Ну, что? – торопила Лешу Ганина.

– Подожди, дай разобраться.

– Ну, понятно, тут не до нас. Пардон, что потревожили, – и Ганина продвинула свою тетрадь к Вовке, – Может, ты сечешь?

Теперь Рогов нырнул в Ганинскую хренотень. А Леша переваривал информацию: раз, рядом с Шабриной, значит, их новые знакомые живут на Стромынке. Леша уже не мог вникать в науки. Он просто сидел и слушал, как Рогов объясняет Ганиной, с чем едят ее хренотень.

– Ну, понятно? – наконец спросил Рогов.

– Да вроде, – неуверенно сказала Ганина, взяла свою тетрадь и сунула в портфель, – Поеду домой.

– Ну, и я поеду – Леша встал и повернулся так, чтобы краем глаза увидеть Иру.

Перепадают Москве в конце сентября погожие денечки бабьего лета. Эта пора названа бабьим, потому что заканчивались полевые работы, и бабы-крестьянки, наконец, могли дух перевести. Но она может быть названа летом студенческим. Сессия, потом стройотряд. Студенту летом не до отдыха. А вот первые дни осени – блаженная пора. Еще не заваленный заданиями беззаботный студент может, как минимум, пройтись, подышать воздухом города. Леша именно это собирался сделать. Довести Ганину до остановки, а потом двинуть по улице к центру, никуда не торопясь. Раз уж зеленоглазая Ира отшибла рабочее настроение, то нужно прогуляться. Но как раз в этот момент отправлялся троллейбус к центру. Он поддался. И троллейбус заглотил его заодно с Ганиной. Он решил, что чуть проедет до ганинской остановки, а уже потом пойдет пешком.

Мест было много, но Ганина не садилась. Три остановки и дома. Она объясняла девочкам, что и институт выбрала, потому что близко от дома. А когда Подзорова заикнулась о любви к профессии, Ганина, не скрывая иронии, пугнула Подзорову, что профессия не должна заслонять радостей жизни. Со своей любовью к профессии можно так превратиться в узкого специалиста, который, как говорит ее папа, подобен флюсу. Кому в жизни нужен флюс? Прежде всего, нужно любить себя. Так говорит восточная философия. А тот, кто любит себя, выберет удобный для себя институт. А если институт ему будет подходить, и проку от обучения будет больше. И тогда цена его диплома будет выше.